— Право слово, от ног одни неприятности. Лучше их вовсе не иметь, — сказал Тысячемух.

— Точно. У кого нет ног, у того они и не болят, — подтвердил Початок.

— Вот не было бы у меня живота, мне бы никогда не хотелось есть! — воскликнул Недород.

— А спина? Она-то зачем? Вечно болит и ноет, когда дождь хлещет, — пожаловался Тысячемух.

— А меня мучают мысли. Так много думаю, что потом голова начинает болеть. Вот бы и ее не иметь, — сказал Початок.

— Лучше всего ничего не иметь, — заключил Недород.

К счастью, в реках не одни только камни, есть еще и песок, а на берегу, там, где земля, сползая с полей, встречается с водой, образуется грязная жижа. Под лучами солнца она высыхает, твердеет и превращается в солоноватую корку с трещинами. Идти по такой корке очень легко, особенно если прежде ты шагал по острым камням. Постепенно корка превращается в пыль, а шагать по пыли очень приятно, если прежде ты шагал по раскаленной солнцем корке. Но когда пыли становится слишком много и ноги утопают в ней, это уже не так приятно. Вернее, совсем неприятно.

Трое друзей прошли километра три по пыли и теперь утопают в ней по колено. Они рады бы повернуть назад, но тем временем поднялся ветер, и они сбились с пути. Пыль проникает им в глаза, уши, нос.

— Откуда берется вся эта пыль? — удивился Початок.

— Почему она должна откуда-то браться? Когда идешь по земле, ты разве спрашиваешь, откуда она взялась? — сказал Тысячемух.

— Я — всегда, — ответил Недород.

— Ну и откуда же взялась земля? — не унимался Початок.

— Знаю, но тебе не скажу. Не всем же с тобой делиться.

Но вот наконец пыль кончилась: подул ветер и унес ее.

Тысячемух, Початок и Недород очутились на лугу с густой травой. Видно, что по лугу никогда не ступала нога человека или животного. В таких глухих местах не знаешь даже, идти ли тебе направо или налево. Кругом на диво красиво, но и страшновато тоже. Пожалуй, лучше всего идти вперед наугад: куда-нибудь да придешь. Друзья так и поступили.

— Куда же мы идем? — спросил Початок у Недорода.

— Сам не знаю.

— А я говорю, что раз мы идем и идем, то непременно попадем в какое-нибудь место, — сказал Тысячемух.

— Куда? — вступил в разговор Недород.

— Мне эти края незнакомы, но уж до какого-нибудь места доберемся.

— Скажи хоть, далеко ли это место? У меня ноги от усталости подгибаются, — простонал Початок.

— Не знаю, далеко или близко, ведь я там никогда не был.

— Главное не в этом, — сказал Недород. — Найдется ли в том месте, чем голод утолить?

— Вот придем, тогда и увидим, — ответил Тысячемух.

И тут в небе раздался страшный грохот и задрожала земля. Все трое бросились бежать, чтобы спастись от грозы, если это гроза, или же от землетрясения, если это землетрясение. Они добежали до луговой тропки и там остановились. Бежать дальше у них не было сил. Земля продолжала дрожать, и трое друзей прижались друг к другу: если уж погибать, то всем вместе. Прошло минуты две, и они поняли, что это бурлит, дрожит и грохочет в их пустых животах.

Они отпрянули, посмотрели испуганно друг на друга, а потом на безмолвное, чистое небо.

Тысячемух и Недород снова поплелись по дороге, а Початок сел — вынуть из ноги занозу. Но вытащить ее не сумел и попросил друзей ему помочь. Уговорил их тоже сесть, и оба вдруг поняли, что сидеть лучше, чем идти.

— Почему бы нам здесь не остановиться? — предложил Початок.

— А что мы делать будем? — спросил Тысячемух.

— Ждать, — ответил Початок.

— Кого?

— Не знаю. Когда дождемся, увидим, — сказал Початок.

— А не лучше ли нам пойти ему навстречу? — подал голос Недород.

— Кому?

— Разве ты, Початок, не говорил, что мы ждем кого-то? — воскликнул Недород.

— Да, но я и сам не знаю кого. Давайте уж подождем здесь, не то как мы его узнаем?

— Спросим, не нас ли он ищет, — сказал Тысячемух.

— Нет, первым делом спросим, есть ли у него что-нибудь пожевать. Может, он такой же голодный оборванец, как и мы. Тогда какой от него толк?!

В нескольких шагах от того места, где сидели трое друзей, тропинка сворачивала в заросли тростника. Но все трое следили не за зарослями тростника, а за поворотом. Ведь как раз оттуда внезапно может показаться человек, зверь или еще кто-нибудь. Если бы этот поворот был в Африке, из-за него мог выскочить тигр. К счастью, Италия не Африка, потому что встретиться с тигром не слишком большая радость. Конечно, из-за поворота может выехать и повозка, доверху нагруженная всякой снедью. Но таких повозок за все средние века по этим местам проехало пять или шесть, так что лучше на это не надеяться…

Чаще же всего из-за поворота на вас нежданно-негаданно налетает чума. Но и с ней встретиться не слишком приятно.

А пока Тысячемух, Початок и Недород, почесывая ноги и растирая их плевками, поглядывали на поворот. Вот из-за поворота показались наконец пусть и не сам папа, но его верные слуги, три монаха. Они шли согнувшись, словно толкали перед собой тележку, а на самом деле толкали только воздух. Друзья вскочили и стали ждать гостей.

— Хорошо, что вы пришли, братья-монахи, — сказал Початок.

— Чем же это хорошо? — спросил один из монахов.

— А тем, что мы голые, босые и голодные.

— Пост очищает души грешников, — ответил монах.

— Кто же эти грешники? — спросил Недород.

— Все люди на этой земле.

— Но все-таки одетому грешнику лучше, чем босому, голому и голодному. А раз так, почему бы вам не поделиться с нами едой и одеждой?

— Наши одеяния освящены папой, их не могут носить простые смертные.

— Мы не простые смертные, а бродяги, — ответил Недород. — И потом сначала нужно примерить ваши сутаны, подойдут ли они нам.

Монахи хотели было пройти мимо, но трое друзей их не пропустили. Недород стал рыться в корзине монахов, наполненной чем-то до самого верху. «Наверно, тут всякая вкуснятина», — подумал он, жадно облизываясь. Оказалось, что в корзине лишь сплошные клочки бороды. Тогда Недород опрокинул корзину и вывалил все на траву — посмотреть, нет ли чего съедобного на дне.

Монахи страшно разгневались и бросились собирать пучки волос, ведь борода некогда принадлежала усопшему монаху Гуидоне и была драгоценной реликвией. Пока они собирали в траве пучки волос, Тысячемух подумал, что раз уж нельзя отобрать у монахов их священные одеяния, пусть хоть отдадут сандалии. Так он трем монахам и сказал. Самый старый из них сначала не согласился, но потом сказал: «Ну, сандалии я, пожалуй, отдам». Два других монаха тоже не стали сопротивляться, лишь бы избавиться от этих оборванцев. Но когда монахи подняли сутаны, то оказалось, что они все трое босые. Тысячемух, Початок и Недород ощупали ноги монахов и убедились, что сандалий на них нет. Выходит, монахи их обманули?! Ах, так, ну ладно же! Трое друзей набросились на монахов, содрали с них сутаны и по неосторожности немного кожи.

По каменистой дороге цепочкой плелись пропыленные люди. Они пришли сюда из разных дальних мест. Впереди, опираясь на палки либо ползком, царапая землю ногтями, брели калеки. За калеками шествовали кардиналы в красных мантиях, а за кардиналами шагали солдаты. За солдатами в паланкине из ивовых прутьев несли папу римского. А за папой в рваной одежде ползли на коленях верующие. И, наконец, за ними со свечой в руке, отдельно от всех прочих, шли принцы.

Куда направлялся папа? Никто этого не знал, ведь папа никому об этом не говорил. Время от времени калеки останавливались. Тогда останавливался и паланкин, носильщики могли передохнуть.

Когда процессия остановилась неподалеку от трех друзей, они преклонили колени. И тут к трем «монахам», а вернее, к Тысячемуху, Початку и Недороду в одеянии монахов приблизился кардинал и произнес:

— Его святейшество желает, чтобы его исповедал один из вас троих.