— Месье Роше?

— Да, это я. Входите.

Невозмутим, как изваяние Будды. Вытирает руки полотенцем, указывает на стул.

— Садитесь.

Посетитель подает свою визитную карточку: “Томас Брукман и сыновья (инженеры), лимитед, 21–25 Табернейклстрит, Лондон”.

Даже бровью не пошевелил.

— Чем могу служить?

— Давно искал встречи с вами.

— Я слушаю.

— Месье Роше, имею к вам очень небезвыгодное предложение.

— Так.

— Наша фирма закупила у вашего завода электрооборудование. Вас устроила бы продолжительная, хорошо оплачиваемая командировка в Англию, месяца на три, за счет нашей фирмы?

— Ваша фирма, насколько мне известно, производит деревообрабатывающие станки. Чем же могу быть вам полезен я, простой мастер?

— Эти станки работают на электрооборудовании нового типа, патент на которые принадлежит вашему заводу. По соглашению, монтировать его должны ваши специалисты. Руководители предприятия, в частности, главный инженер месье Клавель, дали на вас самые благоприятные рекомендации.

— Ясно. А если я откажусь?

— Тогда дирекция завода сделает из этого свои выводы, не совсем для вас благоприятные…

Роше садится за стол против “Брукмана и сыновей” и говорит чуть насмешливо:

— Ну, положим, насчет месье Клавеля вы врете. Карты на стол, мистер Брукман.

Он встает, ставит правую ногу на стул, рука в кармане.

— Оставим эту детскую игру. Мы с вами уже вышли из того возраста, когда забавляются жмурками.

— Заверяю вас, что к французским правительственным органам я не имею никакого отношения.

— Верю. Из этого следует, что если я наотрез откажусь, вы предложите 1лне единовременно чрезвычайно крупную сумму. Вы, несомненно, уполномочены на это. В случае отказа вы попробуете похитить меня. Или что-нибудь еще хуже… Вроде пули в затылок.

Мистер Брукман тоже встал.

— Месье Бертон, разрешите назвать вас подлинным именем. Я знаю, вы бывший макизар [12], умный и храбрый человек. Не подумайте, что я какой-нибудь банальный убийца…

— Оружие на стол, мистер Брукман, — сказал Бертон, не вынимая руки из кармана.

Мистер Брукман, не колеблясь, вынул из кармана небольшой пистолет необычной формы и протянул его рукоятью к Бертону.

Бертон с любопытством посмотрел на оружие.

— Это что-то новое.

— Бесшумный. Пневматика. Стреляет микроскопическими ампулами, снаряженными курареподобным ядом. Кстати, яд получен химическим путем и по силе действия в десять раз превосходит свой прототип. Смерть наступает в какие-то доли секунды.

Бертон усмехнулся и положил пистолет на стол. Взял сигарету и выхватил из кармана… зажигалку, оформленную в виде миниатюрного пистолета. Закурил и бросил свое “оружие” на скатерть.

— Это будет джентльменский разговор?

— Да, месье Бертон.

Чертовское самообладание было у этого француза.

— Прежде всего, вы должны понять, что провокация, подкуп, угрозы, шантаж и тому подобное — это средства, которыми никто и никогда не смог и не сможет от меня ничего добиться, — сказал Бертон.

— Повторяю, разговор джентльменский. Вы получите обратно все, что потеряли здесь, и вам будет обеспечена безопасность.

— И вы сказали?…

— Я сказал — “нет!”.

Мистер Брукман опустил голову.

— Я тоже прошел через это…

— Вы? Каким образом?

— Я работал в отделе “РФ”… Вы, конечно, знаете, что скрывалось за этим кодовым обозначением. В сорок четвертом году, незадолго до парижского восстания, я выбросился с парашютом на территорию Франции, имея особое задание. Купол моего парашюта накрыл верхушку дерева, я повис в десяти метрах от земли. Пришлось перерезать стропы ножом. При падении в темноте рука с ножом подвернулась, и в момент удара о землю лезвие вошло в бедро. Эта оплошность чуть не стоила мне жизни. К счастью, меня подобрали люди, сочувствующие Сопротивлению. Но проклятые немецкие ищейки все-таки разыскали меня… Я не мог передать важное сообщение руководителям группы “Мистраль”…

— “Мистраль”?!

— Да!

— А кому оно было адресовано?

— Человеку с кличкой “Зевс”.

Бертон положил на стол крепко сжатые кулаки.

— “Зевс” — это я.

— Не может быть!

— Может. А вы — “Пифагор”. Мы ждали человека под этим псевдонимом, который должен был доставить нам сведения о немецкой агентуре, проникшей в ряды Сопротивления.

— Я — “Пифагор”. Черт побери, что делают дядюшка Случай и тетушка Оказия, эти удивительные режиссеры!

— Удивляться нечему. Случайность в этих положениях играет иногда огромную роль. Да, впрочем, и случайности нет, есть неизвестные нам причины: не зная их, мы не в силах противостоять последствиям.

— Вы правы, Бертон. Помню, как в начале войны мы хотели украсть генерала Роммеля из его африканской резиденции в Беда-Литторио. Операция была продумана на сто шагов вперед, до мельчайших мелочей, на это дело были брошены отборные “коммандос” [15]. Но дядюшка Случай подставлял им ножку на каждом шагу. Роммеля не оказалось на месте, а из двадцати шести участников операции осталось в живых только двое — полковник и сержант.

— Дело прошлое. И если уж его ворошить, это прошлое, скажите, кто числился в провокаторах?

— Фотографию этого человека я уничтожил. Он был в группе “Запад”. Примета: у него были карманные часы, уникальная вещь — круглый циферблат в квадратной платиновой оправе; по углам вставлены камни — рубин, сапфир, изумруд и топаз…

Бертон побледнел.

— Дальше.

— В наши руки попал любопытный секретный документ: Поль, обергруппенфюрер и генерал войск СС, доносил Гиммлеру, что в его распоряжении находятся ценности, изъятые у жертв Майданека и Освенцима, в частности, около 50 тысяч штук часов, из которых сотни две особо ценных — из платины и золота с бриллиантами. Эти дорогие часы раздавались в подарок “самым надежным и достойным эсэсовцам”. Платиновые часы с четырьмя камнями получил по списку некий Фридрих Кунц. Но фамилия, под которой он проник в ряды участников Сопротивления, так и осталась нам неизвестной. Я не знаю ее и доныне.

— Я знаю этого человека, — хрипло сказал Бертон, — Это он провалил группу “Запад”, Вики Шереметьеву, и…

— И?

— И выдал ваш визит.

— Какое совпадение!

— Я видел эти часы в его руках. Помнится, заинтересовался, спросил, где он сумел раздобыть такую антикварную редкость. И он со слезами в голосе ответил, что это подарок старика-еврея, которого он спас в годы гитлеровской оккупации. Но этот субъект, новый владелец часов, — мертв.

— Как его звали?

— В последние годы он носил имя Франца Гюбнера.

Теперь пришла очередь подскочить мистеру Брукману.

— Вы считаете его покойником? Только вчера я разговаривал с ним за столиком в одном загородном ресторанчике.

— Вы смеетесь?..

— Напротив, теперь я вижу, насколько все это серьезно.

— Не он ли навел вас, на мой след?

— Вы угадали.

— Я задушу его своими руками.

— Не глупите, Бертон. Не хватало еще, чтобы вам предъявили обвинение в уголовном преступлении.

— Что он рассказывал вам?

— Мы говорим по большому счету?

— Да, конечно.

— Он догадывался о существе вашего изобретения. Гюбнер пытался проникнуть и в тайну Корфиотиса.

— Тайну?

— Какими-то неведомыми путями в руки вашего химика попали материалы замечательного русского ученого Михаила Михайловича Филиппова, открывшего способ электропередачи взрывной волны на большие расстояния. Филиппов погиб при взрыве в своей лаборатории, а вся документация об его изобретении была изъята царской охранкой и бесследно исчезла в ее недрах. Дорогой мой, в то время, как вы на третьем этаже работали над проблемой дальновидения, под вами, на втором этаже, готовилось опаснейшее изобретение, которое в сочетании с вашим открытием принесло бы человечеству неизмеримые бедствия…