Иван Семенович кусал желтоватые усы.

Два дня шла домашняя война, и сильный противник, вооруженный полувековым опытом и важным постом, грозный на суше и на море, сдался…

Иван Семенович ничего не смог поделать. По его совету Анка взяла из университета справку о том, что ее зачисляют студенткой, а потом забрала оттуда все документы, чтобы сдать их в Светлорецкий институт. Иван Семенович вручил ей деньги на дорогу, адрес его знакомой рабочей семьи в Светлорецке и, горько обиженный, не поехал провожать сумасбродную девчонку на Казанский вокзал… и даже машины не дал. Послал по телефону телеграмму о ее выезде и стал мрачно один лить водку в столовой.

Ане было жалко отца, она проклинала себя за эгоизм, но ведь она же любила Андрюшку - и этим было сказано все! Нет эгоизма большего, чем эгоизм любви.

И вот она уже совсем близко к Андрюшке! Почему только паровозик так медленно взбирается в гору? Сосны едва отодвигаются назад, словно гуляешь по лесу с корзинкой для ягод в руке. Как жаль, что после веселых уклонов всегда бывают трудные подъемы…

На подъеме стоял человек. Он еще давно заметил дымок паровоза, но паровозику еще предстояло немало покрутить, прежде чем он доберется до этого места.

И, наконец, он показался из-за поворота, устало пыхтя и еле таща довольно длинный поезд из игрушечных платформ, товарных и пассажирских вагонов.

Собственно, пассажирский вагон в этом поезде был один. И человек, дожидавшийся поезда, неуклюже пробежав несколько шагов рядом с вагоном, когда он поравнялся с ним, схватился за поручень, подтянулся и неловко втащил мало послушные ноги в тамбур вагона.

Чья-то сильная рука помогла в решительный момент.

- Что же ты, брат, так?

- Да ноги неважные, - ответил вскочивший.

Он прошел в вагон, где сидела девушка у окна.

Некоторое время он наблюдал, как вздрагивают ее брови, как переводит она глаза, равнодушно-далекие… И вдруг округляются они…

- Андрюша!

Он берет ее руки в свои и сжимает ее тонкие пальцы. И улыбаются, улыбаются оба…

- Вот ведь куда вышел встречать, - говорит одна женщина другой, и в голосе ее - хорошая зависть.

- Да, прошло наше время, - вздыхает другая.

Молодые люди уходят в тамбур, открывают дверь и садятся на ступеньки. Они говорят, говорят, говорят…

- Как же ты надумала?

- Потому, что к тебе…

- Значит, помнишь?

- Глупый, люблю!..

- Правда?

Она прижимается щекой к его плечу:

- А вот испугаю.

Он смеется:

- Нечем.

- Сказать? - И, не дождавшись ответа, шепчет ему в самое ухо: - Я решила… я решила, что мы теперь всегда будем вместе…

- Как - вместе?

- Ну, я с тобой буду… Конечно, мы поженимся.

- Поженимся? - Он обнимает ее за худенькие плечи, и рука его дрожит.

- Испугался, - лукаво говорит она.

- Я? Нет… только почему же не я?

- Потому что глупый, у тебя только Арктический мост в голове.

- Надо же было мне сказать Степану! Мы сейчас же с вокзала поедем в загс… А потом к Степану…

Аня смеется и гладит Андрюшину руку, пересчитывает его пальцы. Вот теперь она знает, что такое счастье!

Андрею хочется поцеловать девушку. Он робко оглядывается. Но в тамбуре никого не осталось, чуткие пассажиры все ушли в душный вагон. И Андрей целует Аню… И у обоих кружится голова… И они целуются снова и снова до тех пор, пока не раздается покашливание сзади.

Это вошел в тамбур старичок-кондуктор с флажками.

- Светлорецк, детишки. Подъезжаем, - говорит он, пряча улыбку.

Приходится вставать. А так можно было ехать сто лет! Нет гор красивее, нет речки прекраснее, нет времени счастливее!

Наступил вечер, и, конечно, ехать в загс с вокзала было уже поздно. К тому же Аню неожиданно встретил Андрюшин дружок, Денис Денисюк, отец которого, рабочий завода, знакомый Ивана Семеновича по Кривому Рогу, прислал за Аней, чтобы привезти ее к ним в семью. Андрей настаивал было, чтобы Аня ехала не к Денисюкам, а к нему, но Аня решила, что до загса неудобно.

Когда Андрей, придя домой от Денисюков, сказал Степану о своем решении жениться, брат пришел в неописуемую ярость.

- У тебя есть голова или нет? - едва сдерживая себя, говорил он. - Ромео и Джульетта! Одному девятнадцать, а другой семнадцать лет!

- Скоро будет восемнадцать!

- Так вас, сопляков, и в загс-то не пустят.

- Пустят. Аня узнавала. Для женщин бывают исключения… даже в шестнадцать лет.

- Глава семьи! - издевался Степан, глядя на побледневшего брата. - Ну, что мне с тобой делать? Проекты, женитьбы! Ну, на!.. Занимай всю квартиру, а я пойду учиться к профессору Гвоздеву.

Раздраженный, он вызвал, на ночь глядя, машину и поехал в цеха. Вернулся только под утро.

Андрей тоже не спал. Он твердо решил, что они с Аней не будут жить у брата. В институтском общежитии им, конечно, предоставят комнату для семейных. Все должно выясниться завтра, когда Аня отнесет свои документы в институт.

Действительно, назавтра все выяснилось.

Аня, счастливая, поражаясь всему, что видела: заводу, городу, пруду, отнесла в институт, куда держал экзамены Андрей, документы и справку из Московского университета о том, что ее зачисляли студенткой.

Но нет света без тени - Андрея приняли, а ее нет.

У директора института профессора Гвоздева был свой взгляд на «девиц, помышляющих об инженерстве». Он считал, что в большинстве случаев они идут учиться зря. Выйдут замуж, народят детей, бросят работу, и пропали все государственные средства, затраченные на их обучение. Есть для женщин и другие специальности, кроме строителей, механиков и горных инженеров. И ко всем девицам «с косичками без оных» профессор Гвоздев относился сурово.

Вот потому ни в чем не убедила его и Аника справка из университета. Гвоздев нашел формальный предлог: пропущены все сроки - и отказал ей.

- Я ни за что не уеду в Москву, - сказала Аня, вытирая слезы, когда они с Андреем шли из института.

- Зачем же в Москву? - спросил Андрей. - Ведь мы же…

- А общежитие?.. Ты ведь сам сказал, что у брата не будем жить… Вот придется теперь ждать, - со слезами в голосе говорила Аня. - Но я все равно не уеду, буду около тебя. Расскажи, какие еще институты есть у вас в Свеглорецке?

- У нас больше нет институтов… ни одного.

Аня опять заплакала.

Андрей не знал, что делать. Оказывается, он не переносил женских слез. Он хотел остановить ее хоть чем-нибудь, хоть на минуту:

- Слушай, Аня… ну, не плачь… знаешь… я ведь пишу стихи.

- Стихи? - удивилась Аня и посмотрела на него украдкой.

- И у меня есть одни… Понимаешь… они мне очень теперь помогают…

- Разве ты поэт?

- Послушай.

- Вот как? - Аня робко улыбнулась. - Как ты сказал? Будь отчаянья сильнее. Здорово! Ну хорошо, буду, - тряхнула она волосами и стала вытирать слезы. - А техникумы здесь есть?

- Есть - обрадовался Андрей. - Лесной. Жаль, это никакого отношения не имеет к Арктическому мосту. И есть медицинский…

- Медицинский? - оживилась Аня. - А помнишь корабельный госпиталь? Я тогда себе слово дала, что если… ну, понимаешь… если… то я на всю жизнь пойду, в медицину; - Так ведь я же… ну, выздоровел…

- Раз меня не пускают в технический мир - пойду в медицинский!

И они поцеловались прямо на улице…

Проходившая старушка покачала головой, мальчишка свистнул с забора, а проезжавший шофер засигналил.

Аня поступила в медицинский техникум. И у нее и у Андрея начались занятия.

Андрей каждый вечер приходил к Денисюкам, чтобы видеться с Аней. Дениска был рад старому другу.