Теорема Пифагора, являющаяся основанием современного естествознания, попросту удерживает состояние настоящей эпохи истории мышления. Современное естествознание все еще не способно осознать себя как исследование и употребление (сущность техники) реальной бесконечности числового ряда. Спор Эйнштейна и Бора — это диалогическое интуитивирование реальности числового ряда как действительности физики — не окончен, хотя и разродился квантовой механикой, имеющей сугубо конвенциальное значение. Современное естествознание не знает собственного основания. В этом — единственная возможность, но и неизбежность возобновления пифагорейского сообщества, восстанавливающего сквозь время истинностные связи с Субъектом мировой истории мышления.

3. Первая Риторика. Новый Пифагор

Слово раскрывает нерасторжимую связь мышления с бытием. Слово свидетельствует о Бытии как начале мышления. Преобразуемое в вопрос слово овладевает временем, из которого образует письменность как инобытие действительности числового ряда. Письменность и действительность числового ряда — основания Пифагороучения. Письменность числового ряда (математика) и числовой ряд письменности (история) замыкают круг творения. Риторика творит в квадратуре круга. Геометрия исчезает. Новая физика, свободная от материальных оков геометрии, механика времени — Хроника, рождается.

Новый Пифагор образуется как новое начало мышления. Ессейский проект Христа выразил неосведомленность античной классики, эллинизма вообще о Пифагоре. Пифагор через христианство раскрылся не меньше, чем через античный рационализм, и в структуре его личности кроется разгадка так и не проясненного долговременного альянса античности и христианства, образовавшего современную европейскую цивилизацию. Альянса, вокруг которого небезуспешно кружил Ницше. Распятие показывает изначальность экзистенции, в которой неразделимо сращены число и слово, конкретизировано абстрактное отношение времени и бытия.

Новый Пифагор восстанавливает Субъекта из Распятия. Поэтапное восстановление Субъекта из Распятия образует структуру Риторики, формирует новую письменность, способную удерживать бытие.

Пифагор отказался выступить в одной из величественных номинаций своего времени, назвавшись человеком, сущностно просто связанным с мышлением, — «философом». Радикальный отказ от номинации «философия» в открывающуюся эпоху ведет к риторике.

Новый Пифагор — это мегапроект мировой политической организации, основанный на меганауке хроники и мегакультуре риторики.

Новый Пифагор — это содержательная сторона стратегии мировой глобализации, образующая новую, семиотическую прагматику, которая в отличие от семантической американской прагматики осуществляет семиозис (качество сращенности риторики и хроники в риторической теории числа), выявляет хронологическую природу мировых денег. Новый Пифагор — это проект системы мирового управления, раскрывающийся как хронография, письмо самого времени.

История цивилизации оказывается историей нормообразования фундаментальных норм права, развитием реальных систем естественного права, связанных с «жизнью людей», когда генезис и структура правовой нормы полностью прояснены в риторике. Гносеологический смысл и основание риторики образует хроника. Механика времени совершает поворот в сущности техники.

Риторика совершенствует идею этики. Этические обстоятельства личности априоризуются риторическим образом. Новая пифагорейская этика ведет к образованию сообщества мирового народа.

Новый Пифагор открывает новую цивилизацию. Новая цивилизация открывается, подобно открытию Колумбом Америки, на месте бывшего СССР, месте «злостного цветения» наиболее радикальной антипифагорейской ереси, пытавшейся восстановить материю и свойственное ей пространство на территории, земле, наиболее тесно сращенной со временем. Новый Пифагор восстанавливает Россию из Распятия за мир, реконструирует ее белую, несокрытую как чистый лист письменности, пифагорейскую «усию» (сущность).

Пифагорейское сообщество структурирует мир, как оно это уже сделало, создав современную европейскую цивилизацию.

О пределе толкований Торы

Герменевтика, дело понимания, предшествует делу Науки. Наука возникает как механика пространства понимания, виды которой (механики) являются аксиоматиками отдельных наук. При этом пространство понимания есть универсальное пространство аксиоматики. Это пространство всегда скрыто от человека и дается ему только отдельными аксиоматиками, отдельными срезами этой механики. Таковая скрытость есть дело времени как в смысле готовности человека к пониманию (историчности человека), так и в смысле смысла дела времени как некоторого субстанционального состояния времени, субстанциональность которого дана в герменевтическом пространстве понимания. Пространство понимания, которое есть существо времени человеческого бытия, есть божественное пространство, присутствующее в присутствии человеческого. Таково тождество еврейского и греческого, феноменологически схваченное в учении Христа и образовавшее Европу христианской цивилизации. Политический провал Христа коренится же в различии еврейского и греческого, которое было неустранимо в его время его Победы над временем. Это различие — суть отсутствие ноуменологического тождества (ТОЖДЕСТВА ИМЕН, ЯЗЫКОВ) еврейского и греческого, в котором исчезают сами еврейское и греческое как фундаментально-историческо-национальные.

Это ноуменологическое тождество — это ПОНИМАНИЕ ИМЕНИ БОГА. Это, мысля по-гречески, понимание того, ЧТО ЕСТЬ ИМЯ БОГА. ЭТО ТЕОРИЯ БОГА КАК ИМЕНИ БОГА. Здесь и есть точка «здесь, теперь и сейчас» европейской цивилизации Всеединой Европы. Вопрос об имени Бога не был поставлен в греческой рациональности, хотя к решению этого вопроса были подготовлены все средства, вся продукция мышления была устремлена именно к удовлетворительному решению этого вопроса. Греческий вопрос о бытии не осознал себя как вопрос об имени Бога и остался открытым, несокрытым. Вся еврейская цивилизация есть одна большая гипостазированная ПОСТАНОВКА ВОПРОСА ОБ ИМЕНИ БОГА, не располагающая при этом решительно никакими рациональными средствами к решению этого вопроса, или располагающая теми средствами, которыми, говоря математическим языком, можно пренебречь. Еврейская цивилизация в великом напряжении гениальных творческих сил есть предельный субъективизм, солиптизм, который ФАКТОМ ПРИСУТСТВИЯ, экспансионистского бытия-в-мире, выказывает силу Имени Бога как ФАКТ МАТЕРИАЛЬНОГО (СУБЪЕКТИВНОГО) МИРА как ОТСУТСТВИЯ ОБЪЕКТИВНОГО МИРА, СУЩЕСТВУЮЩЕГО САМОГО ПО СЕБЕ. Еврейская цивилизация не знает объективного, но знает то, что достоинством и силой превосходит объективное, в качестве его собственного истока, начала, беспредпосылочного начала. При этом греческая, греко-христианская цивилизация разворачивает самого Бога. Греко-христианская цивилизация есть объективное само по себе, утрачивающее импульс собственного источника по мере разворачивания. Еврейская цивилизация присваивает объективное в том смысле, в каком ИМЯ ПРИСВАИВАЕТ ВЕЩЬ. ЕВРЕЙСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ ЕСТЬ ТАКИМ ОБРАЗОМ ЦИВИЛИЗАЦИЯ ИМЕНИ (не имен, а именно одного Имени, Имени Бога), в то время как греческая цивилизация есть ЦИВИЛИЗАЦИИ ВЕЩИ, цивилизация того Объекта, которым и есть То, что Именуется Бог. Еврейская идея Машиаха как и греческая (немецкая классическая) идея Системы чистого разума как и христианская идея Второго пришествия, «более удачного» в политическом смысле (в том смысле, в котором Аристотель определял человека как «политическое животное», и в том также смысле, в котором Аристотель говорил об обязательном существовании-происхождении-возникновении второй сущности у всякого сущего как не-бытия, возвращающегося в бытие, которое (бытие), в отличие от дву-основного сущего, располагает единственной, единичной сущностью) — всё это единичная идея тождества (1) представления о бытии и (2) сущности имени бога, — «тождества вещи и имени вещи», в котором раскрывается-показывается смысл имени Бога.