Умгона, в свою очередь, объявил, что во исполнение королевского указа он в ближайшие же дни отправится в Улунди, чтобы доставить свою дочь Нанеа в сигодхлу и отогнать в королевский крааль пятнадцать голов скота, пригнанных ему Нахуном в качестве лоболы. Остальное свое стадо, под предлогом необходимости переменить пастбище, он передал под присмотр пастуху басуто10, ничего, естественно, о его тайных планах не ведавшему, поручив ему пасти стадо около Крокодильего брода, где трава и гуще и вкуснее.

На третий день, завершив все необходимые приготовления, оставшиеся двинулись по направлению к Улунди. Через несколько миль, однако, они свернули круто направо и пошли через большой безлюдный лес. Их путь пролегал недалеко от Котловины Смерти, что находилась близ крааля Умгоны, и леса, который назывался Домом Мертвых. За ночь они рассчитывали добраться до пересеченной местности около Крокодильего брода. Здесь они предполагали скрываться весь день и всю ночь, чтобы к утру следующего дня, забрав скот, пересечь реку. Таков, во всяком случае, был замысел спутников Хаддена, но на уме у него самого, как мы уже знаем, было совсем другое; его цель заключалась в том, чтобы избавиться от двоих из его спутников.

В последний вечер их путешествия впереди, с длинной палкой из черно-белого дерева умхимбит, торопливо шагал Умгона, знавший эти места вдоль и поперек. Он гнал перед собой пятнадцать голов скота. За ним следовал Нахун, вооруженный ассегаем с широким наконечником, в одной муче и в ожерелье из бабуиновых клыков, а рядом с ним шла Нанеа в своей белой, отделанной бисером накидке. Хадден, замыкавший шествие, видел, что девушку тяготит какое-то недоброе предчувствие, она то и дело сжимала руку своего возлюбленного и, вскидывая глаза на его лицо, что-то настойчиво, даже страстно ему внушала.

Странно, но Хадден был растроган, несколько раз его с такой силой охватывало раскаяние, что он даже подумывал, не разорвать ли паутину смерти, сплетенную его же руками. Но каждый раз внутренний голос напоминал ему, что он, белый инкоси был отвергнут этой чернокожей красоткой, и если он спасет ее нареченного, через несколько часов она станет женой дикого аристократа, который окрестил его Черным Сердцем и который его презирает; он отметал воспоминание о том, как Нахун, рискуя своей жизнью, спас его от клыков леопарда, хотя как раз перед этим он хотел его убить. Хадден никогда не отказывал себе ни в одном удовольствии; это потворство своим прихотям заводило его все глубже и глубже в трясину греха, да еще и приносило ему много разочарований, отнюдь не способствуя жизненным успехам; и сейчас он был уверен, что этот прелестный цветок никуда от него не денется – надо только протянуть руку и сорвать его. Если между ним и цветком попробует встать Нахун, тем хуже для него, а если цветок завянет в руке у него, Хаддена, невелика потеря, его всегда можно выбросить. Вот так, не первый раз в жизни, Филип Хадден подавил в себе не слишком глубокие угрызения совести и внял нашептываниям Лукавого.

Около половины пятого вечера четверо беглецов перешли поток, который через милю ниже по течению низвергался в Котловину Смерти, и, углубившись в терновую рощу на этом берегу, попали прямо в засаду: их поджидали двадцать два воина, которые, чтобы скоротать время, нюхали табак или курили данку, местную коноплю. Тут же был и сам вождь Мапута: он был слишком тучен для ходьбы и, как всегда, восседал на пони.

Увидев, что долгожданные гости прибыли, воины выколотили трубки, убрали коробочки с нюхательным табаком, подвешивавшееся к мочкам ушей, и схватили всех четырех беглецов.

– Зачем вы задерживаете нас, о королевские воины? – дрожащим голосом осведомился Умгона. – Мы идем в крааль У’Сетевайо, почему же вы преграждаете нам путь?

– Но вы шли на юг. Разве Черный Слон обитает на юге? Сейчас мы вас отведем в другой крааль, – с грубым смехом произнес веселый начальник отряда.

– Не понимаю, – пролепетал Умгона.

– Тогда я объясню, – ответил начальник. – Вождь Мапута донес Черному Слону в Улунди, что вы все собираетесь бежать в Наталь. Вождя предупредил об этом Белый человек. Черный Слон разгневался и повелел схватить вас и предать казни. Вот и все. Пошли, покончим с этим делом. Котловина Смерти тут совсем рядом, страдать вам придется недолго.

Услышав эти слова, Нахун бросился к Хаддену, собираясь его задушить, но солдаты перехватили его, он так и не смог выполнить это намерение. Услышала эти слова и Нанеа; повернувшись, она посмотрела предателю прямо в глаза, ничего не сказала, только посмотрела, но он никогда, пока жив, не забудет этого взгляда. Белый человек, в свою очередь, воспылал негодованием против Мапуты.

– Подлая тварь! – прошипел он; вождь с кислой улыбкой отвернулся.

Их повели по берегу потока к водопаду, низвергающемуся в Котловину Смерти.

Хадден был человеком по-своему храбрым, но и у него дрогнуло сердце, когда он заглянул в пропасть.

– Вы что, собираетесь сбросить и меня? – хриплым голосом спросил он у начальника отряда.

– Тебя, Белый человек? – ответил тот равнодушно. – Нет, тебя приказано отвести в Улунди, но как поступит с тобой король, я не знаю. Между нашим и твоим народом скоро будет война; возможно, он велит приготовить из тебя снадобье для наших колдунов, а возможно, велит посадить тебя на кол на муравейнике, для острастки всем белым.

Хадден молча выслушал начальника; его ум уже сосредоточенно подыскивал какой-нибудь путь спасения.

Отряд с захваченными пленниками остановился около двух терновых деревьев, ветви которых нависали над водопадом.

– Кому нырять первым? – спросил начальник у вождя Мапуты.

– Первым пусть ныряет старый колдун, – ответил он, кивая на Умгону, – потом его дочь, а последним вот этот наглец. – И он ударил Нахуна наотмашь.

– Пошли, колдун, – сказал начальник, хватая Умгону за руку. – Посмотрим, какой ты ныряльщик.

Услышав эти роковые слова, Умгона, как это свойственно всем его соотчичам, сразу же обрел полное самообладание.

– Не надо меня тащить, воин, – сказал он, вырываясь, – я старый человек и готов к смерти. – Он поцеловал дочь, пожал руку Нахуну и, презрительно отвернувшись от Хаддена, поднялся на помост, соединявший два дерева. Бросив прощальный взгляд на заходящее солнце, он вдруг молча кинулся вниз.

– Смелый человек! – восхищенно воскликнул начальник отряда. – И ты тоже прыгнешь сама, девушка, или нам придется применить силу?

– Я последую за отцом, – тихо ответила Нанеа, – но сперва я хотела бы сказать несколько слов. Да, верно, мы хотели бежать от короля и, согласно закона, заслуживаем смерти; но в этот заговор нас втянул Черное Сердце, он же и предал нас. И знаете, почему? Потому что домогался моей любви, а я ему отказала; вот он и решил отомстить – такова месть белых!

– Да, – подтвердил вождь Мапута, – красавица говорит чистую правду, Белый человек договорился со мною о том, чтобы колдуна Умгону и военачальника Нахуну убили при переходе через Крокодилий брод, а ему позволили бежать с девушкой. Я поддакивал ему, соглашался, но как честный человек тут же донес обо всем королю.

– Слышите, – вздохнула Нанеа. – Прощай, Нахун. Надеюсь, мы скоро встретимся уже в другом месте. По моей вине ты нарушил свой воинский долг. Ради меня опозорил свое имя, – и вот неминуемая расплата. Прощай, мой муж, лучше умереть вместе с тобой, чем стать одной из королевских жен. – И Нанеа поднялась на помост.

Держась за сук одного из деревьев, она обратилась к Хаддену с такими словами:

– Ты, верно, думаешь, Черное Сердце, что одержал верх в этот день, но меня ты, во всяком случае, навсегда потерял – а солнце еще не зашло. За вечером наступает ночь, и я молюсь, чтобы ты вечно скитался в этой ночной тьме и чтобы тебя напоили и моей кровью, и кровью моего отца Умгоны, и кровью моего мужа Нахуна, который спас тебе жизнь ценой своей жизни. Возможно, мы еще встретимся с тобой, Черное Сердце, в Доме Мертвых.