Глава вторая

На Суэцком канале вновь гремят залпы артиллерийских орудий. В переданном вчера агентством МЕН заявлении представителя командования вооруженных сил ОАР отмечается, что перестрелка, в которой принимали участие тяжелая артиллерия, танки и минометы, началась 3 августа в 22 часа 35 минут по местному времени в районе Аш-Шатта. Позднее она распространилась на Суэц, Порт-Тауфик и на район к югу от Горьких озер и продолжалась до 1. 55 мин. ночи.

(Каир, 5 августа, ТАСС)

Августовский Каир встретил одуряющей жарой. Жгучее африканское солнце едва просматривалось сквозь марево, но легче от этого не было. Над раскаленным асфальтом волнами поднимался горячий густой воздух, насыщенный всевозможными запахами, не поддающимися определению; жар, как из печки-каменки, шел отовсюду: от стен зданий, автомобилей, каменных тротуаров. Спасения от солнца не было даже в тени раскидистых акаций и пышных кустов тамариска…

Несмотря на ужасающее пекло, североафриканский мегаполис жил своей обычной жизнью. В потоках сигналящих на разные голоса ободранных автомобилей, казалось, начисто игнорировавших правила движения, сновали невозмутимые ослики, везущие тележки c овощами и фруктами; звенели медными тарелочками водоносы в галабиях, зазывая прохожих утолить жажду; с деловым видом шагали мелкие клерки, одетые по-европейски; стайки девушек в цветастых платьях разглядывали витрины магазинов, оживленно обсуждая увиденное; под тентами открытых кофеен сидели пожилые египтяне в бордовых турецких фесках с газетами в руках, некоторые курили кальян…

О том, что Египет находится в состоянии необъявленной войны, свидетельствовали лишь кирпичные стенки (для защиты от осколков) у входов в государственные учреждения и зенитные пулеметы на плоских крышах отдельных зданий. Как ни странно, в толпе прохожих людей в военной форме было совсем немного.

— Ну, вот и приехали. Уф, и жара же сегодня, — сказал, отдуваясь и вытирая платком пот, референт главного военного советника подполковник Белоглазов, когда ГАЗ-69, с трудом пробившись сквозь толчею автомобилей на вокзальной площади Рамзеса, остановился у гостиницы „Виктория“. — Знакомое место, а, Полещук?

— Еще бы, — коротко ответил Полещук и потянулся к своему чемодану.

— Давай, старик, устраивайся, — Белоглазов выбрался из машины. — Сам-то сможешь или помощь нужна? Заявка на тебя у них, — он кивнул в сторону входа. — Оформляйся.

— Не проблема, Вячеслав Васильевич, — Полещук повесил на плечо сумку и взял чемодан. — А когда…

— Завтра в девять ноль-ноль будет машина, — ответил референт, догадавшись, что хотел узнать Полещук. — Прямиком в офис главного. Лично генерал-полковник Катушкин будет тебя распределять. Цени. А то, понимаешь, шлют сюда недоучек, вроде сегодняшних узбеков… По секрету скажу: работать будешь в главном штабе ВВС или ПВО. Но главный пока не решил. — Он многозначительно вытянул вверх указательный палец.

— Вячеслав Васильевич, а как с деньгами? — вспомнил Полещук и поставил чемодан на землю.

— Деньги получишь завтра в офисе. Так сказать, подъемные. — Белоглазов забрался в машину и достал бумажник. — На тебе пять фунтей, завтра вернешь. — И он протянул Полещуку пятифунтовую банкноту. Все, до встречи. Дико тороплюсь, старик. Маа саляма! [До свидания! — араб. ]

В холле „Виктории“ с прошлого года ничего не изменилось. Те же потертые мягкие кресла, журнальные столики, допотопный телевизор, надрывно гудящие старенькие вентиляторы, душный полумрак. И ни одного постояльца. Интересно, куда подевались попутчики из Москвы? — подумал Полещук. — Кроме, понятно, работяг из Асуана. Наверное, всех отвезли в Насер-сити… Ну, оно и к лучшему: меньше народа — больше кислорода.

Оформление много времени не заняло. Номер дали на втором этаже с окном, выходящим на шумную улицу Рамзеса. Полещук открыл деревянные, решетчатые ставни, выглянул наружу и тут же их закрыл — жара не спадала. Хотелось пить. Быстро приняв душ (о холодной воде можно только мечтать!), Полещук распаковал чемодан, переоделся и спустился в бар.

— О, мистер Искяндер, — протянул Полещуку руку бармен. — Аглян ва саглян! Хамдилля ас-саляма! [Добро пожаловать! С приездом! — араб. ] Как дела? Надолго к нам?

— Салям, Махмуд! — удивился Полещук памяти узнавшего его бармена: ведь через эту транзитную „Викторию“ проходят сотни наших. Впрочем, для сотрудника местной контрразведки „мухабарат“, каковым, без сомнения, уже давно являлся Махмуд, это была обычная работа: видеть, слышать, запоминать, общаться и давать информацию. — Иззейяк? Иззей сыхха? [Как твои дела? Как здоровье? — егип. ] Дай-ка мне, братец, пива, да похолоднее!

— Одна секунда, баш мугандис! [старший инженер — егип., одна из форм обращения к образованному человеку] — Махмуд метнулся к холодильнику, достал из него сразу же запотевшую бутылку египетского пива „Стелла“ и поставил ее на стойку бара вместе с высоким стаканом.

— Как дела у мухабарат? — спросил Полещук и улыбнулся.

— Мистер Искяндер, а при чем здесь мухабарат? — ухмыльнулся бармен. — Наверное, неплохо. Но я к этой уважаемой и серьезной организации отношения не имею.

Полещук и Махмуд посмотрели друг на друга и рассмеялись. Обоим все было более чем понятно.

Потягивая „Стеллу“, Полещук вспомнил забавный эпизод из рассказа отца о его проживании в „Виктории“. Полковник Николай Полещук, человек наблюдательный и осторожный, однажды заметил, что в его вещах рылись, что-то искали. Недолго думая, он нарисовал на листах бумаги многозначительный кукиш (для него это было элементарно — природный дар и учеба до войны в Одесском художественном институте), и распихал рисунки в своих вещах. После этого никто к ним не прикасался. Интересно, кукиш для арабов означает то же самое, что для нас? — подумал Полещук. — Или батю оставили в покое, потому что ничего не нашли?

Пообщавшись с барменом, угостив его болгарской сигаретой и осушив бутылку весьма неплохого (в Союзе такого нет) пива, Полещук протянул Махмуду пятифунтовую банкноту.

— Денег не надо! — поддельно возмутился бармен и улыбнулся в вороного цвета усы. — Клянусь Аллахом, обижаете, мистер Искяндер! Сегодня вы — мой гость.

— Ладно, Махмуд. Тогда давай еще одну „Стеллу“, — нашелся Полещук, — за мой счет. Выпьем вместе.

Так и сделали. А ближе к вечеру, когда в баре стал собираться народ, Полещук, не испытывая ни малейшего желания с кем-либо еще общаться, расплатился за пиво, пожал бармену руку и вышел на улицу прогуляться. Мысли его преследовали самые неприятные. Экзотика египетской столицы от них совершенно не избавляла. Генерал Верясов… — крутилась в голове единственная фамилия, — этот Верясов, если он действительно зам главного, непременно устроит мне веселую жизнь… С другой стороны, как говорится, „дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут“…

* * *

— Товарищ генерал-полковник, лейтенант Полещук прибыл для дальнейшего прохождения службы.

Полещук вытянулся перед главным военным советником и мельком оглядел его кабинет. В глаза бросились портреты генсека Брежнева и президента Насера, висевшие на стене за креслом главного военного советника. Слева — карта Египта на арабском языке, над названиями крупных населенных пунктов их перевод на русский. Тактическими условными знаками обозначена дислокация египетских частей и соединений. Тихо шелестел кондиционер. После уличной жары в кабинете было прохладно.

— Здравствуй, лейтенант! — высокий с военной выправкой мужчина в годах с характерным для человека, привыкшего повелевать людьми лицом, встал из-за стола, сделал пару шагов навстречу и протянул руку. Генеральские лампасы и погоны с тремя вышитыми канителью звездами, наверное, мог узреть любой офицер, несмотря на отсутствие оных на простеньком цивильном платье (белая рубаха с коротким рукавом и мешковатые черные брюки) главного военного советника. — Ждали тебя. Вашего брата, переводчиков, вроде много, а шлют сюда одно говно. А, Белоглазов?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: