– Даю вам слово, что больше это не повторится!

– Ну и прекрасно! – сказал мистер Стронг, беря меня под руку и направляясь к выходу.

Вечер этот я провел почти так же, как и мой первый вечер в доме Стивена Стронга. Миссис Стронг приняла меня весьма приветливо и после нескольких вопросов о моем деле перешла на свою излюбленную тему об исчезнувших десяти коленах, причем была крайне разгневана тем, что я не прочел ее книг и брошюр. Но в конце концов она умиротворилась, и я вернулся к себе домой успокоенный и чуждый волнений.

В следующий месяц или два ничего особенного в моей жизни не случилось, если не считать того, что дело по гражданскому иску сэра Томаса Колфорда вдруг было прекращено. Хотя о причинах прекращения этого судебного дела официально ничего не сообщалось, но я имею основание полагать, что оно было вызвано отказом сэра Джона Белла вторично выступить в суде и повторить свои показания против меня. Хотя я, конечно, был весьма рад такому повороту дела, тем не менее блестящая практика, которую я только что успел приобрести, была безвозвратно потеряна. Мои небольшие сбережения подходили к концу, и я предвидел необходимость зарабатывать себе на кусок хлеба как-то иначе.

Однажды утром я сидел в своем кабинете и читал какую-то медицинскую книгу, как вдруг у наружных дверей раздался звонок.

«Пациент!» – подумал я. Но меня ждало разочарование: вошел мистер Стивен Стронг.

– Ну, как вы поживаете, доктор? – начал он. – Вы, вероятно, удивляетесь тому, что видите меня здесь в такое время. Я пришел просить вас взглянуть на двух больных детей, к которым мы отправимся сейчас же, если только вы не против!

– Нет, конечно, я всегда рад служить вам! – отвечал я. – Кто эти дети, и чем они больны?

– Это сын и дочь одного сапожника, а чем больны – об этом вам судить, – ответил мой собеседник.

Долго проколесив по улицам беднейшего квартала города, мы наконец остановились перед невзрачного вида сапожной лавкой, с выставленными в окне на продажу несколькими парами грубо сшитых сапог. За прилавком находился владелец лавки, мистер Сэмюэлс, мрачного вида человек лет сорока.

– Сэмюэлс! Вот доктор, – произнес Стивен Стронг.

– Ладно, он найдет жену и детвору там, в смежной комнате! Хороши они, нечего сказать! Я не могу! Не могу смотреть на них. Душа во мне переворачивается! – проговорил Сэмюэлс и резко отвернулся.

Пройдя через лавку, мы очутились в задней комнате этого убогого магазинчика. Кто-то громко плакал и стонал. Посреди комнаты стояла истощенная, измученная женщина, уже не молодая на вид, а на постели лежали двое детей, мальчик и девочка, лет трех и четырех. Я тотчас же приступил к осмотру больных. Мальчик горел как в огне, все его тельце было покрыто яркой красной сыпью. Девочка же мучилась от огромной багровой опухоли на руке повыше локтя. Вся рука была сильно воспалена. Для меня было несомненно, что и то и другое – опасный вид рожистого воспаления, следствие перенесенной не более пяти дней тому назад прививки оспы.

– Ну, – спросил мистер Стронг, – что вы находите у этих детей? Я ответил.

– А чем вызвана эта болезнь? Не следствие ли это прививки?

– Возможно, что и так! – уклончиво ответил я.

– Поди сюда, Сэмюэлс, и расскажи господину доктору все, как было! – сказал Стронг.

– Да что тут рассказывать? – отозвался огорченный отец, стараясь не глядеть на своих детей. – Меня три раза таскали в полицию и штрафовали за то, что я не прививал детям оспу. Я боюсь этой прививки с тех пор, как моя родная сестра умерла от нее, причем вся голова у нее была сплошь покрыта язвами и болячками. Но я уже не мог больше платить штрафов. Видите ли, дела шли плохо! Ну, я и сказал своей хозяйке, чтобы она взяла детей и отвела к городскому оспопрививателю. Теперь вы сами видите, что из этого вышло! Черт бы их побрал с их прививками!

С этими словами, безнадежно махнув рукой, он вышел из комнаты.

Я не стану описывать подробности, скажу только, что, несмотря на все мои старания, мальчик умер, а девочка поправилась. Примечательно, что обоим была сделана прививка от одной лимфы, и мне с большим трудом удалось убедить власти подвергнуть эту лимфу тщательному исследованию, причем оказалось, что она содержала бациллы рожи.

Этот случай, в котором я играл видную роль, наделал много шума. Противники прививок ссылались на меня, как на авторитет.

Мало-помалу, несмотря на то что я никогда не высказывался определенно по этому вопросу, на меня стали смотреть как на лидера и на светило небольшой группы врачей, противников прививки оспы. На основании этой в сущности ложной репутации Стивен Стронг предложил мне весьма приличное вознаграждение за то, чтобы я принял на себя труд исследования всех отдельных ел у чаев, в которых, как предполагалось, прививка являлась причиной заболеваний. Я согласился, так как эти исследования в общем ни к чему меня не обязывали. И вот, за два года усердной работы я убедился, что прививки в том виде, как они практиковались – с руки одного человека на руку другого – нередко приводили к заражению крови, рожистому воспалению, нарывам и даже туберкулезу. Все эти случаи были мной опубликованы, и в результате я был вызван королевской оспопрививательной комиссией, заседавшей в то время в Вестминстере, для разъяснений по этому вопросу.

Выслушав мои доводы, некоторые члены комиссии пытались заставить меня высказаться о пользе или вреде прививок вообще. Я отвечал им уклончиво, не желая вступать в прения, так как бессмысленно отрицать значение великого открытия, сделанного Дженнером6.

Стоит только вспомнить, что было время, когда почти каждый становился жертвой оспы, когда женщина считалась красивой уже только потому, что не была обезображена, подобно громадному большинству ее сестер.

Стоит только вспомнить, как много детей умерло от оспы в самом нежном возрасте, о чем свидетельствуют церковные записи тех лет.

Стоит только послушать рассказы стариков о том, как свирепствовала оспа во времена молодости их матерей и отцов.

Мало того, если прививки – обман, то почему девятьсот девяносто девять врачей из тысячи не только в Англии, но и в других цивилизованных странах так твердо убеждены в их несомненной пользе? Таково было мое внутреннее убеждение, но я не считал нужным заявлять об этом публично.

Между тем печальные последствия прививки не были в то время редкостью, но причиной их являлась плохая лимфа или небрежное обращение с больными.

Мое появление в качестве эксперта перед королевской оспопрививательной комиссией подняло мой престиж в глазах населения Денчестера. И вот я снова мог похвастать обширной, быстро разрастающейся практикой и заработком, вполне достаточным для удовлетворения моих потребностей.

Прошло уже более трех лет с тех пор как я, вернувшись из зала суда, собирался покончить счеты с жизнью, когда в приемную неожиданно, как и в тот раз, вошел Стивен Стронг.

Из-за большого наплыва больных я не имел возможности принять его немедленно, так что ему пришлось дожидаться около часа.

– Теперь дела обстоят несколько иначе, доктор, – сказал он, входя в мой кабинет, – я дожидался вас целый час, а там еще шесть человек. С тех пор как вы лечили детей Сэмюэлса, счастье успело повернуться к вам лицом. Как вы думаете, зачем я пришел?

– Говорите прямо, я угадывать не умею! – произнес я.

– Ну, так уж и быть, скажу вам, в чем дело. Читали вы во вчерашней газете, что наш старый пивовар Хикс возведен в достоинство пэра? Понимаете ли, в чем тут секрет? Он дал понять, что если его заставят дожидаться этой чести еще дольше, то он откажется внести в фонд своей партии членский взнос. А это пять тысяч фунтов в год! Ну, они и поспешили удовлетворить его, полагая, что так кресло в парламенте останется за ними. Но здесь-то они и ошибаются: если только нам удастся выставить подходящего человека, то радикалы возьмут на этот раз верх!