Прошел еще час, сон не приходил. Дэйви завязал на поясе полотенце и пошел по коридору в ванную комнату. Как только он прикоснулся к ручке, дверь распахнулась, и он оказался лицом к лицу с Хетти.

На ней были только белый кружевной халат и тапочки из страусиных перьев. Она еще не успела накраситься, только причесалась и перетянула волосы лентой.

– Ой! – вскрикнула она испуганно. – Как ты меня напугал.

– Извини меня, Хетти, – смущенно пробормотал Дэйви, придерживая рукой полотенце. Хетти скользнула взглядом по его груди.

Дэйви был сложен как профессиональный боксер. Волосы на груди были жесткими и курчавыми. Татуировка на обеих руках подчеркивала размеры и твердость мускулов.

– А ты неплохо сложен, – промурлыкала Хетти, и Дэйви инстинктивно втянул живот.

– Ты правда так думаешь? – Он уже плохо соображал.

– Конечно. – Хетти протянула руку и потрогала его мускулы. – Какие твердые!

От этого движения ее халат распахнулся. Дэйви густо покраснел, хотел сказать что-то, но не смог. Хетти заметила, куда устремлен его взгляд, и начала поглаживать его руку, постепенно подходя все ближе.

– Дэйви, я тебе нравлюсь? – томно спросила она, и Дэйви, издав звериный рык, набросился на нее.

Прижав ее к стене, Дэйви лихорадочно пытался стянуть с нее халат и губами найти ее губы. Он тяжело дышал, взгляд стал диким.

Хетти рассмеялась. Именно такими она любила мужчин. Когда они теряли голову, становились безумными, увидев ее тело.

– Дэйви, – прошептала она и сдернула полотенце. – Дэйви!

Она увертывалась от ударов его бедер, зная, что это только еще больше возбудит его. Пальцы Дэйви впивались в ее тело, взгляд стал совсем безумным.

– Да! – прошипела она прямо ему в губы и, потеряв равновесие, упала на пол. – Подожди, – задыхаясь прошептала она, – пойдем в спальню.

Но было уже слишком поздно.

Остаток дня Дэйви провел, закрывшись в своей комнате. Он лежал на кровати и корил себя за случившееся.

Угрызения совести и чувство вины были настолько сильны, что он даже зарыдал. С каждым вздохом что-то разрывалось в груди, слезы катились по щекам. Когда приступ прошел, он почувствовал себя совершенно измотанным.

– Мой брат, – повторял он. – Джонни – мой брат.

Он не мог понять, как все произошло, поскольку считал себя неспособным на подобную измену.

– Мой родной брат. Я не могу здесь оставаться, нужно уезжать.

Он подошел к раковине и вымыл лицо холодной водой.

– Я должен сказать ему, – принял нелегкое решение Дэйви. Тяжесть вины становилась невыносимой. – Я напишу ему, напишу обо всем и уеду.

Он лихорадочно стал искать бумагу, как будто поверил, что признание сделает сам проступок несущественным. Потом сел за стол у окна и долго мучительно писал. К трем часам он закончил и почувствовал себя лучше.

Вложив четыре страницы в конверт, он заклеил его и положил во внутренний карман пиджака. Быстро оделся и выскользнул из дома, боясь повстречать Хетти. Ее нигде не было, как не было в гараже ее белого «монако». Облегченно вздохнув, Дэйви завел машину и поехал на шахту. Он хотел приехать туда до того, как Джонни поднимется из забоя.

Приехав на шахту, он переоделся и заперся в кабинке туалета. Скоро в раздевалку вошли закончившие смену шахтеры. Он услышал, как Джонни шутит и смеется. Голос брата вызвал новую волну угрызений совести, еще более сильную, чем раньше.

Дэйви вскрыл конверт и еще раз перечитал письмо.

– Ну, пока, ребята, – услышал он веселый голос брата. – Увидимся завтра.

В ответ раздались голоса шахтеров, потом хлопнула дверь.

Дэйви просидел еще двадцать минут в кабинке, пропитанной запахами грязных носков и мочи, пота, дезинфектантов. Потом убрал письмо в карман и вышел из туалета.

Бригада уже ждала его у начала тоннеля. Рабочие шутили и смеялись. Они знали, что предстояла еще одна легкая смена.

Они приветливо поздоровались с Дэйви – оба брата пользовались заслуженной популярностью у горняков – и были весьма удивлены, ничего не услышав в ответ. Дэйви даже не улыбнулся.

Босс-бой протянул ему индикаторную лампу. Что-то буркнув в ответ, Дэйви, волоча ноги, направился в тоннель, не осознавая до конца, где находится и что происходит вокруг, – столь сильным было чувство вины и жалости к себе.

Пройдя тысячу футов, он подошел к рабочей зоне. Бригада Джонни оставила отбойные молотки подключенными к трубопроводу и готовыми к работе. Дэйви остановился в центре рабочей зоны, и руки автоматически включили индикаторную лампу.

За мелкой сеткой вспыхнул крошечный голубоватый огонек, и Дэйви, подняв лампу на уровень глаз, пошел по тоннелю. Его глаза смотрели на огонек, но не видели его.

Воздух в тоннеле был прохладным и чистым, без запаха и вкуса. Дэйви шел вперед как лунатик. Жалость к себе просто разрывала его на части. Он уже считал себя полугероем, одним из величайших любовников в истории, попавшим в полную трагизма ситуацию. Мозг полностью отключился от реальной жизни. Глаза ничего не видели вокруг. Он слепо повторял ритуал, с которого начинал смену тысячи раз.

Огонек за сеткой медленно поменял очертания. Его вершина стала плоской, над ней появилась призрачная линия. Глаза Дэйви увидели ее, но мозг отказался принимать донесение.

Линия над пламенем называлась на жаргоне «кепкой». Ее появление говорило о том, что в воздухе содержится не менее пяти процентов метана. Последний шпур, пробуренный сменой Джонни, угодил в наполненную газом каверну. Газ шел в тоннель уже три часа. Вентиляция не справлялась с его удалением, и он постепенно распространялся по тоннелю. Дэйви, сам того не ведая, вдыхал эту адскую смесь. Достаточно было одной искры.

Дэйви наконец дошел до конца тоннеля и машинально выключил лампу.

– Все в порядке, – пробормотал он сам себе и вернулся к бригаде. – Все в порядке, – сказал он босс-бою, и сорок человек, весело болтая, вошли в тоннель.

Дэйви поплелся следом, доставая на ходу пачку сигарет «Лексингтон». Зажав одну губами, он положил пачку в карман и нащупал зажигалку.

Он шел от звена к звену, указывая, в каком месте и в каком направлении следует бурить шпуры, рукой с зажатой в ней зажигалкой. Сигарета плясала в губах.

На подготовку ушло двадцать минут. Он отошел и еще раз оглядел бригаду. Бурильщик и его помощник представляли собой единую скульптурную группу из лакированного черного дерева.

Дэйви поднес руки к лицу и чиркнул зажигалкой.

Воздух в тоннеле превратился в пламя. За мгновение он раскалился до температуры сварочной горелки. Пламя сожгло кожу на лицах и полуобнаженных телах рабочих, волосы на головах. Оно превратило уши в обугленные обрубки, зажарило глаза в глазницах. Одежда загоралась на падающих людях, продолжала дымиться уже на телах.

В тот же момент Дэйви Деланж широко раскрыл рот, и пламя скользнуло вниз по горлу в легкие. Раздался взрыв, и его грудная клетка лопнула как бумажный пакет, ребра раскрылись кошмарным цветком вокруг огромной раны.

Сорок один горняк умерли мгновенно. Воцарилась гробовая тишина. Рабочие лежали, как обугленные насекомые на полу. Двое из них еще двигались, выгибали спины, вытягивали ноги, распрямляли обугленные пальцы. Через минуту все замерло.

Через полчаса врач Дэн Стандер и Родни Айронсайдс первыми вошли в тоннель. Запах паленого мяса был нестерпимым. Оба едва сдерживали тошноту.