Рис. 3.

Кроме того, нужно было научить отобранную группу шерпов пользоваться кислородными аппаратами. Мы не пробовали делать этого раньше, но это было необходимо, так как подъем шести или более шерпов со штурмовыми группами выше Южной седловины играл важную роль в наших планах. Применение кислорода неизмеримо увеличивало их шансы на успешное выполнение этой задачи, и Чарльз Уайли, выслушав отзывы о шерпах, которые участвовали в восхождениях в течение первого периода акклиматизации, смог выбрать семь лучших из них. Для того чтобы обучение шерпов не помешало другим делам – свертыванию нашего Базового лагеря, поддержке связи с Джимми Робертсом, который двигался сюда во главе каравана с грузом кислородных баллонов, распределению шерпов для работы на малой высоте, переброске оставшегося снаряжения на новое место, – я попросил обоих Чарльзов (Эванса и Уайли), Грега и Тенсинга сократить свою тренировку и возвратиться в Тхьянгбоче пораньше, чтобы иметь время на выполнение этой задачи.

В конце второго периода акклиматизации, который должен был закончиться 17 апреля, моя группа, состоявшая на этот раз из Майкла Уорда, Тома Бурдиллона и Уилфрида Нойса, должна была присоединиться к партии, работающей на ледопаде. После трехдневного отдыха мы должны были продолжать работу на ледопаде от места, достигнутого первой группой.

В это время у нас появились дополнительные хлопоты: один из шерпов начал сеять недовольство среди других; стали раздаваться жалобы на плохую пищу, одежду и палатки. Этот человек с самого начала оказался неподходящим, и мы уже почти решили избавиться от него. Последний случай окончательно решил его судьбу, ибо и у Тенсинга и у меня он не вызывал доверия; на следующее утро он покинул пределы лагеря. Своим поведением он все время резко отличался от остальных шерпов; все его претензии, когда они не были надуманными, всегда можно было легко удовлетворить. Однако его действия грозили расстроить хорошие взаимоотношения, установившиеся между всеми членами экспедиции. С его уходом на лицах наших шерпов снова появились улыбки.

9 апреля мы снова очутились в Дингбоче, на этот раз вместе с группой Чарльза Эванса. Долго стоявшая хорошая погода совершенно испортилась. Проснувшись на следующее утро, мы увидели, что земля покрыта десятисантиметровым слоем снега, а облака предвещают новый снегопад. В таких условиях Чарльз решил остаться в селении и обучать шерпов всем тонкостям применения кислородных приборов. Я наблюдал, как началось это обучение. Учителями были Тенсинг и Уайли. Мы отчасти сомневались в том, что нам удастся внушить шерпам доверие к этому необыкновенному приспособлению для восхождения, даже если бы мы сумели объяснить им устройство аппарата. Но в том и другом отношении мы неожиданно добились больших успехов. На протяжении всего этого дня, группа за группой, шерпы по двое совершали восхождения, и все они возвращались восхищенными, а Анг Темба даже высказал мнение, что применение кислорода сделало восхождение похожим на спуск.

Несмотря на плохую погоду, моя группа решила продолжать движение вверх по долине. Нашим конечным пунктом было место, которое еще предстояло выбрать на краю ледника Имджа, позади пика Ама-Даблам, с северо-восточной его стороны. Мы с трудом пробивались вверх по мокрому свежевыпавшему снегу и в конце концов остановились лагерем на высоте около 5000 м. под северным гребнем этой удивительной вершины. Было холодно и мрачно; вскоре снова пошел снег. После еще одного скверного дня погода улучшилась, и мы смогли подняться на красивую скальную иглу, которая, хотя и теряется на фоне своего могучего соседа – пика Ама-Даблам, но, в свою очередь, возвышается над пастбищами Чукхунга. Местные жители называют ее «Амбу-Гьябджен». Ее высота около 6000 м.

Больше всего мне хотелось продолжать испытание кислородного аппарата замкнутого типа, который продолжал считаться опытным; мне представлялось необходимым продолжить это испытание, прежде чем принять решение о тактике применения кислорода во время штурма. Я убедился, что он прост в обращении и бесспорно облегчает подъем. Но большой вес аппарата – обычно около 16 кг – значительно снижал скорость движения. В условиях стоявшей в то время сравнительно теплой погоды аппарат нагревался, так как тепло, которое он выделял, не удалялось; аппарат становился неудобным, и уменьшались удовольствие и легкость восхождения. Пока Том и я работали с этим аппаратом, Майкл и Уилфрид испытывали аппараты открытого типа в течение более продолжительного времени, чем это делалось до сих пор. Проходив в них свыше пяти часов, они сообщили, что нашли это испытание отнюдь не неприятным.

Фото 19. Вид на Эверест, возвышающийся над стеной Лходзе-Нупдзе из деревни Пангбоче.

По прошествии трех дней, в течение которых шерпы совершенствовали свои навыки ледовой техники среди сераков обширных ледников, стекающих с замечательного гребня напротив ложбины на склоне горы, где мы разбили лагерь, группа спустилась в долину. Перейдя ее, мы поднялись по склонам на северо-запад, направляясь к седловине, через которую, как нам было известно, в летнее время стада яков совершают переходы между пастбищами Имджа и Кхумбу. Двигаясь в этом направлении, 14 апреля мы вышли на левый берег ледника Кхумбу. С перевала, находящегося на высоте около 5500 м, Бурдиллон, Нойс и Уорд взошли на снежный пик высотой 6100 м, который, как мы узнали позднее, носит название «Покалде». В этот день мне очень тяжело было дышать и поэтому я не присоединился к ним. Позднее Уорд определил, что у меня была начальная стадия плеврита. Благодаря его быстрому вмешательству и искусному лечению я через несколько дней совершенно выздоровел.

На следующий день мы двинулись вверх по восточному краю ледника, затем пересекли его и вышли на тропу, ведущую к верховьям долины.

Это был чудесный переход. Перед нами простирался захватывающий по красоте пейзаж. Пройдя довольно большое расстояние, мы, наконец, дошли до поворота и направились прямо к Эвересту. Позади остались напряженные месяцы планирования и приготовлений, длительные переезды из Англии и Новой Зеландии и период тренировок. Канун великих событий наступил. Перед нами уже высились горы, непосредственно связанные в нашей памяти с великой вершиной: Пумори, острый, изящный конус изо льда и снега, и позади него два пика Лингтрен, покоренные во время разведки Эвереста в 1935 г. Пробираясь среди хаоса колоссальных гранитных валунов, которыми был усеян ледник, мы увидели другой пик, который приобрел известность во время довоенных экспедиций. Это был Чангдзе, или Северный пик Эвереста, возвышающийся над Северной седловиной, на которой не менее семи раз устанавливали свои палатки британские экспедиции, проводившие разведку или пытавшиеся взять Эверест с этой стороны. Мы увидели его через седловину Лхо-Ла, против которой, как мы знали, ледник Кхумбу делает свой диковинный поворот, вырываясь из Западного цирка. Подножие склона этой седловины находилось недалеко от места, на котором мы собирались разбить наш Базовый лагерь.

На протяжении всего дня мы испытывали нетерпение; вскоре после полудня мы добрались до мелкого ледникового озера, расположенного между мореной и горным склоном южного контрфорса Пумори. Здесь прошлой весной швейцарцы организовали свой Базовый лагерь. Уложенные по кругу камни образовывали низкие стены, или сангары,[6] которые, очевидно, защищали палатки швейцарцев от ветра. Этот лагерь на озере должен был служить нам местом стоянки, пока мы не выйдем дальше на соединение с группой Эда, чтобы приступить к работе на ледопаде.