Прихожая заполнилась людьми. Их было всего трое, но контролеру со страху показалось, что их как минимум взвод. Корнилова обступили с трех сторон. Одного мента, постарше, он видел впервые. Плахов достал блокнот и поднес его к носу контролера:

— Так, и что здесь было записано?!

Корнилов, который уже немного пришел в себя, повторил свою версию:

— Телефон.

— Чей?..

— Какая разница?

Ствол сильнее вдавился ему в горло. Низенький орал, как контуженый:

— Это показания счетчика в квартире Ромашовой!! Оттиск остался!!! Сволочь! Я тебя сейчас сам молотком...

Корнилов сделал над собой титаническое усилие, собирая волю в кулак:

— Какой Ромашовой?!

— Убитой!..— Плахов внимательно наблюдал за реакцией контролера.

Хозяин дома и глазом не моргнул:

— Значит, совпадение...

Игорь прижал Корнилова к стене:

— Совпадение?!

В процесс «экстренного потрошения» срочно вмешался начальник.

— Хватит,— сказал он, снимая с вешалки куртку Корнилова.— У нас поговорим.

— Может, хату на уши поставим?..— предложил Рогов.

Шишкин профессионально прошмонал карманы, вынул из них бумажник, связку ключей, расческу и прочие бытовые мелочи, не представлявшие интереса.

— С обыском потом приедем. Официально. Он бросил куртку Корнилову:

— Одевайся!..

Волею судеб Корнилова вели по тюремному коридору в ту самую камеру, где сидел космический турист Геннадий Толстых. Но в отличие от бизнесмена, зарабатывающего сомнительный авторитет, контролер «Энергии» чувствовал себя совсем иначе. Накануне ему пришлось признаться в убийстве Ромашовой. Что толку отпираться?.. Улики оказались тяжелы, как и заверял Рогов. Оттиск показаний счетчика в его блокноте и коеткакие вещи убитой, найденные в квартире... Задница, одним словом. Теперь, когда один срок уже светил, как яркая звезда на вечернем небосклоне, Корнилов боялся только одного: опера, скорее, всего, начнут-копать глубже, и тогда...

Об этом даже думать не хотелось. Суровый прапорщик-контролер с лязгом захлопнул дверь за его спиной. Корнилов рефлекторно обернулся, провожая взглядом ускользающую свободу.

При его появлении два шныря тут же встали — пока новичок себя не обозначил, он считался «темной лошадкой».

В камере повисла угрюмая тишина, нарушаемая стуком алюминиевых ложек.. Зэки трапезничали и делали это в полном соответствии со своим камерным статусом. По-хозяйски рассевшись на нижней палке, Бивень и Хряк со смаком дегустировали продукты, принесенные Толстых. Остальные теснились на верхних ярусах, довольствуясь продукцией местной кухни.

Толстых расположился на средней шконке. Бизнесмен держался за низ живота, растерянно глядя на миску с тюремным блюдом. Он, понял, что совершил еще одну, на сей раз вынужденную ошибку, голод все же заставил его отведать экзотической местной кухни. Но изнеженный деликатесами желудок этого поступка простить не смог.. Боль и мучительные спазмы сотрясали все тело, кишечник настойчиво пытался избавиться от мерзкого содержимого, и только отчаянные усилия хозяина мешали это сделать.

Корнилов спокойно оглядел камеру, словно опытный сиделец, который встретился с привычной картиной.

— День добрый...

Хряк взглянул на новичка, ничего не увидел в его руках и тут же потерял к нему интерес. Осталось лишь злобное раздражение от того факта, что в хате станет еще меньше места. Он посмотрел на Бивня и кивнул в сторону Корнилова:

— Во, еще одна макитра!..

Бивень кивнул, перемалывая челюстями добрый кус полукопченой колбасы.

— Где мне приземлиться?..

Корнилов подошел к нарам, обращаясь к Бивню.

— Это смотря что ты за пассажир. На зоне чалился?..

— Нет.— Корнилов немного помедлил с ответом.

— Тогда под шконку! — огласил свой приговор уголовник.

Александр сделал попытку защититься своей статьей.

— Вообще-то я здесь за убийство...

Бивень и Хряк переглянулись и разразились хохотом. Их сильно забавляло, что каждый пентюх, впервые входя в «хату», начинает козырять статьей.

Справившись со смехом, Хряк произнес:

— Да хоть за измену родине!..

— Сперва зону с наше потопчи, тогда и с людьми сядешь,— добавил Бивень.— А пока лезь под шконку.

— С какой стати?..

— Завари жало, фуфлыжник!..— Хряк смерил Корнилова угрожающим взглядом.— Сказано: под шконку!!!

Корнилов понял, что ни «авторитетная» статья, ни физическая сила здесь не помогут, но особо не расстроился. Он слишком высоко себя ценил и презирал весь род человеческий — и, в частности, этих двоих, которых считал отбросами общества. Контролер с трудом протиснулся на отведенное ему место.

В этот момент Толстых понял: еще секунда, и если он срочно не опорожнит хотя бы мочевой пузырь, то просто обмочит штаны. Он быстро спрыгнул с нар, подбежал к параше и начал мочиться.

Реакция последовала молниеносно. Шматок мгновенно соскочил с койки, в два прыжка оказался рядом с нарушителем камерных законов и дал ему сильный пинок под зад. Толстых упал прямо на парашу — отныне и до конца добровольного срока он заслужил себе место постоянной прописки.

Геннадий медленно обернулся, ожидая продолжения побоев. За спиной стояли Шматок и Чифирь. В руках у последнего была миска с обедом. Смертельно испуганный бизнесмен уловил в их взгляде столько злобы и презрения, что невольно съежился, как от удара по лицу. Так смотрят на вонючего бомжа, который вздумал пролезть без очереди в элитном супермаркете.

Угрожающе растягивая слова, Шматок произнес:

— Не гадь, сука, когда люди кушают!..

Толстых попытался оправдаться, но выглядело это настолько жалко и неубедительно, что не вызвало даже теки понимания.

— Я терпел... Сил не было...

Шматок нанес ему несколько не очень сильных, но точных ударов: один пришелся по печени, два других — в область живота. Толстых скорчился на полу.

С маской отвращения на лице Чифирь вылил содержимое его миски в унитаз:

— Отсюда теперь будешь хавать!..

В надежде найти заступника Толстых посмотрел на Бивня, но камерный авторитет даже не удостоил его взглядом. Доедая колбасу из толстовской сумки, он укоризненно произнес:

— Думал, ты правильный, а ты черт! Давай-ка тоже под шконку...

Геннадий с обреченным видом подчинился. На лице Корнилова, который спокойно наблюдал за происходящим из-под шконки, не отразилось никаких эмоций. Для него вся эта показательная сцена служила еще одним подтверждением его теории о низменности и никчемности человеческой натуры.

Боевой опыт подсказывал Плахову, что на совести Корнилова не один труп. Способы, правда, могли быть разными, иначе б мы просчитали «серию». Хороший малый. Прямо как из анекдота про старушек. Одна старушка — рубль, сотня — сто рублей.

Направляясь в следственный изолятор, он рассчитывал на помощь знакомого тюремного опера Володю Шевлякова. Способ старый, но проверенный временем. Надавить на Корнилова, а после подсадить к нему человечка подходящего, может, кое-что и сболтнет электрик.

Маленький кабинет в следственном изоляторе с трудом вмещал двух человек. Хозяин тесных апартаментов, капитан внутренней службы, сидел за столом, внимательно разглядывая список арестованных. Напротив расположился Плахов, терпеливо ожидая, когда коллега перестанет с умным видом разглядывать бумажку и задаст вопрос по существу. Наконец этот счастливый миг настал. Оторвавшись от списка, Шевляков спросил:

— Как, говоришь, его фамилия?.. Корнилов?..

Капитан, бормоча себе под нос, снова пустился в блуждание по списку: Корнилов... Корнилов... Наконец указательный палец застыл на строчке:

— Да. Есть такой. «Мокрушник». В моей камере сидит. Чего ты из-под него хочешь?..

— Поговорить. Уверен, за ним не один эпизод.— Плахов ребром ладони постучал по столу.

— Серийщик?

— Не исключено.

Решив, что настало время бумажек, он достал из папки документ.