В жизни Сергея Аркадьевича и раньше случались черные полосы, но в такую переделку он попал впервые. Дослужившись до начальника отдела штаба, он считал, что держит ситуацию под контролем. Теперь все в один миг изменилось. Жизнь поставила капкан, и он вделся туда по самые помидоры, но самое страшное: он понимал, что выбраться оттуда самостоятельно — невозможно.

Сейчас он сидел в кабинете зама начальника Главка, стараясь не смотреть в пронзительные глаза Сан Саныча. Напротив разместился глава убойного отдела Анатолий Павлович Шишкин.

— ...Внезапно все так... Они у меня хвать из рук дипломат—и ходу. Я за ними. А тут двери... В общем, сперли, паразиты...

— Ну хорошо хоть, товарищ подполковник, что без перестрелки обошлось...— Сан Саныч характерным жестом скрестил руки под подбородком.— И что же там было, в этом «дипломате»?

Генерал говорил негромко, но Егоров отлично знал, что таится за этим холодным натянутым тоном. Следующая фраза далась ему с большим трудом:

— Документы...

Егоров заметил, как генерал недобро прищурился. Он набрал в грудь побольше воздуха и словно нырнул в ледяную полынью — с отчаянием, понимая, что обратного хода нет:

— Секретные... Из информационного отдела...

Генерал насторожился:

— Какие еще документы?..

Подполковник стыдливо опустил голову, как пудель, надувший лужу на паркете:

— Списки разрабатываемых нами фигурантов...

На несколько секунд в кабинете начальника главка повисло гробовое молчание. Если у Егорова и был добрый ангел-хранитель, то сейчас он тихо и жалобно плакал.

— Ёпрст... Приплыли...— Шишкин обалдело откинулся на стуле.

Обычно невозмутимый Сан Саныч даже привстал в кресле:

— По всему городу?!

Нахмурив брови, Егоров продолжал изучать поверхность стола:

— И по области тоже... Восемьсот тридцать семь человек.— Он с надеждой посмотрел на Шишкина: — У меня замок с секретом, может, не откроют?..

— У, ё-мое... Это ж на всю Россию прогремим! — Сан Саныч схватился за голову.— Ты хоть соображаешь?

— Вся работа врагу под хвост...— беспощадно добил Шишкин.

Так и не решаясь взглянуть в глаза , тем не менее, вопрос требовал ответа:

— Хотел на выходных поработать. Анализ с начальнику, Егоров виновато пробормотал:

— Понимаю, товарищ генерал!..

Тот словно не расслышал его слова:

— А в довесок — уголовное дело! За утрату секретов! — Внезапно генерал взорвался: — Тебе-то на черта они сдались?!

Егоров понимал, что это детский лепет, но, тем не менее, вопрос требовал ответа:

— Хотел на выходных поработать. Анализ сделать к совещанию. По субъектам, по «окраске» и прочее...

— Ну и как — сделал?..—холодно поинтересовался генерал.

— Так точно.

— Молодец!..— Сан Саныч в сердцах ударил ладонью по столу.— Не найдутся документы, будешь другие анализы сдавать. В баночках. С обходным листком в руках. Это в лучшем случае!

— Чего ж вы не на машине-то?..— сочувственно полюбопытствовал Шишкин.

— Да сцепление у джипа полетело. А на такси денег нет. Плюнул и так поехал. Всего-то шесть остановок.

Генерал привычно обуздал свой гнев и перешел к постановке задачи, покосившись на Шишкина:

— Вот что... Давай ноги в руки и дуй обратно в метро. Всех этих нищих там перетряси. Может, повезет.

— Слушаюсь! — В глазах «виновника торжества» загорелся отблеск надежды, а его ангел-хранитель расправил крылья.

Опытный Шишкин, мысленно вздохнув, уже понял, на чьи плечи ляжет эта «подземная операция»:

— Пацанов-то запомнили?

Егоров напряг память, но ничего конкретного вспомнить не смог — он, в отличие от людей, работавших «на земле», привык ставить задачи на бумаге:

— Черненькие такие, чумазые... На цыган похожи...

Сергей Аркадьевич понимал: время работает против него. Поэтому он впрягся в работу, как пара добрых украинских волов. Проблему, прикинул он, надо решать с двух концов: сверху — по линии штаба, снизу — непосредственно в подземке. Однако Егоров не учел очень многих вещей. Нищенство в метро давно превратилось в криминальный бизнес. Здесь крутились большие деньги и царили волчьи законы в борьбе за выживание. Менялись «актеры»-статисты, уходили и приходили бандиты-«кураторы», менты, чиновники, губернаторы, издавались какие-то указы... Но нищий бизнес оставался незыблем, как Александрийский столп, ибо был основан на таких извечных человеческих качествах, как жадность и бессовестность, жалость и сострадание. Егоров не знал, что «дойка» доверчивых граждан представляет собой хорошо отлаженный механизм, и любой сбой может серьезно уменьшить напор денежного потока.

В строго вертикальной мафиозной иерархии не терпят «проколов». У каждой бригады — своя территория. Все попрошайки в переходах метро — приезжие. Кто с Украины, кто из Молдавии. Сюда едут целыми семьями. Удачно устроившись, перетаскивают друзей. Целой толпой снимают квартиру и живут в ней как сельди в бочке: дешево и сердито. С утра спускаются в метро, как на работу.

«Не обманешь — не заработаешь» — таков закон этого бизнеса. В разное время Питер и Москву наводняли и наводняют фальшивые жертвы войн и стихийных бедствий. «Ветераны боевых действий» меняют только названия войн, в которых они якобы участвовали. На поверку все они оказываются алкашами-инвалидами. Принятые в ряды попрошаек, они зарабатывают по паре сотен рублей в день и даже не пытаются обмануть своих хозяев, заныкав выручку,— за такое крысятничество можно лишиться места, а то и остатков здоровья.

На тот момент, когда у Егорова свистнули «дипломат», нищенский бизнес в метро курировал тридцатипятилетний авторитет по кличке Сильвер. Его подручные бычки, они же бывшие спортсмены Костыль и Шайба, ежедневно собирали дань со своих подопечных. В тот день, когда несчастный начальник штаба потел в кабинете генерала, они удобно расположились в «БМВ-750» вблизи станции метро «Пушкинская».

От круглой «шайбы» метро отделилась стайка женщин и детей и направилась в сторону иномарки. Для братков, важно восседавших в элитном внедорожнике, все эти люди, косившие под обездоленных молдован, являли собой безликий сброд, а потому отсутствие в компании Сашки и Михая осталось незамеченным.

От группы нищих, сгрудившихся в сторонке, отделилась смуглая женщина небольшого роста. Некогда миловидное лицо хранило печать обреченности, прекрасно помогавшую ей в работе. На дне настороженных глаз притаилась вековая невысказанная тоска кочевого народа. Она прятала густые волосы под платком, а ноги — под длинной юбкой, одним словом, делала все, чтобы казаться убогой. Женщину звали Земфира, и она считалась в бригаде старшей.

Цыганка подошла к машине и протянула Костылю полиэтиленовый пакет с деньгами. Тот взвесил его на руке:

— Что-то негусто... Калеки два таких собрали.

Земфира ответила с характерным южным акцентом:

— Сэгодня понэдельник. Все злые как собаки!

— Просить надо лучше! — Костыль поморщился.— Слезу пускать, на коленях ползать. А вы бубните одно и тоже.

Он комично передразнил стандартный нищенский монолог:

— «Мы тут нэ мэстные, живем на вокзале. Поможите, люди добрые...» Кто ж вам, убогим, поверит?

Шайба громко заржал:

— Может, их в драмкружок записать?

Костыль снова демонстративно взвесил на руке пакет:

— Проще в Молдову свою выгнать! Виноград ногами давить. А сюда других, попроворней, привезти.

— Мы и так ползаем.— Земфира попробовала защититься.— Работаем с утра до вечера, хоть у кого спроси. Я вчера...

Браток оборвал ее на полуслове:

— Значит, сдаете не все! А?! Угадал?! — Он пристально посмотрел в карие глаза Земфиры.

Ни один мускул не дрогнул на ее лице. К подобным ревизиям она давно привыкла:

— Зачэм так говоришь?! Мы люди честные! На земле выросли. Чужого не возьмем.

— Знаем мы вашу честность! — усмехнулся Шайба.— Конокрады!..

По ее смуглому лицу пробежала судорога. Оскорбление, адресованное к ее племени, задело за живое. Земфира яростно расстегнула одежду: