Но об этом я не думала - не могла. Против этого восставала вся моя душа. Вспоминать о том, что со мной сделали, было просто невыносимо.

Тем временем разрывы моих энергетических щитов затянулись. Их соединяла зарубцевавшаяся ткань, легкая на разрыв, но они уже кое-как оберегали меня от психического загрязнения, позволяя уберечь рассудок. Но метка на плече полыхала пульсирующими вспышками, как маяк, и каждый выброс ослепительно-черного пламени выплескивался фонтаном, будоража городской энергетический фон. Первая вспышка ударила меня так, что я снова распласталась по земле, оглушенная и ошеломленная. Последующие пульсации проникали глубже, но сотрясали уже не так сильно.

«Дыши. Просто дыши».

Я цеплялась за эту мысль, беззвучно крича, когда мир подо мной завертелся. Цеплялась, когда приподнялась на четвереньки, вжавшись ладонями в скользкий грязный бетон, и меня стало рвать. Такое со мной случалось крайне редко, только при сильных отравлениях. По ощущениям я была к этому очень близка.

Мой желудок был пуст, так что пришлось почти вывернуться наизнанку. Извергнув из себя все, что возможно, я почувствовала себя лучше.

Знак продолжал пульсировать в ритме медленного сердцебиения. Это было естественно: пульс Джафримеля медленнее моего, один удар приходится на три моих, и кровь течет толчками, как мощный поток, пробивающий путь по широкому, но заиленному руслу. Ощущение не из приятных: будто мой собственный пульс устанавливало не сердце, а метка на плече, или будто я положила голову на грудь Джафримеля и прислушивалась к тому, как его древнее, неторопливое, могучее сердце бьется о мою щеку и кончики пальцев.

«Джафримель».

Его я, по крайней мере, помнила. Даже когда не могла вспомнить себя.

Затем я обнаружила, что переулок ограничивает другая каменная стена, выругалась мысленно и вслух, выпустила когти, впилась ими в стену и, дрожа от напряжения, поднялась на ноги. Вспомнила о том, что не могу позволить себе воззвать к нему. Он - враг.

Они все мои враги. Все до единого. Все, что дышит, ходит или касается меня. Даже воздух.

Даже мое собственное сознание.

«Безопасное место. Нужно найти безопасное место».

В другой ситуации идиотизм этой мысли мог бы меня насмешить. Ведь у меня не было ни малейшего представления о том, где я нахожусь, а тем более о том, где на земле найдется безопасное место для меня. Мало того - я едва помнила, кто я такая.

«Валентайн».

Имя вернулось ко мне. Мое имя. Мои пальцы поползли вверх и коснулись знакомой жаркой линии у ключицы - ожерелья с оправленной в серебро приаповой косточкой енота и помеченными кроваво-красными гелиотропами, чья сила была почти исчерпана. Я вспомнила, кто носил это ожерелье.

«Я Валентайн. Дэнни Валентайн. Это я, Данте Валентайн».

Облегчение окатило меня с ног до головы горячей волной, брызнуло из глаз горячими потоками. Теперь я знала, кто я, вспомнила свое имя.

Это уже немало. Потом придет черед всему остальному.

Я поднялась на непослушные, трясущиеся ноги и тут же споткнулась. Да, в таком состоянии боец из меня никудышный. Остается надеяться, что я нахожусь в приличном районе города.

«Кстати, а какой это город? И что произошло?»

Я пошатнулась, вырвала когти из кирпичной стены и привалилась к холодной шероховатой поверхности, в кои-то веки благословляя человеческое зловоние. Значит, я в безопасности.

«В безопасности от чего?»

У меня не было ответа и на этот вопрос. Безобразный, отвратительный ужас продолжал биться, как больное сердце, за захлопнутой дверью. И сейчас я не хотела знать, что там такое.

- Найди безопасное место, Дэнни, детка.

Я вздрогнула, но голос, прошептавший эти слова в мое правое ухо, был определенно знакомым. Мужской голос, низкий, тихий, нежный, но настойчивый. Точно так же он будил меня в прежние времена.

В те времена, когда я была человеком, Джейс Монро был жив, а преисподнюю я знала лишь по классической литературе да обязательному курсу «История маги».

При мысли об аде меня вновь охватили паника и страх, так что на миг подкосились ноги.

- Вставай, очнись и двигайся. На этой улице есть храм, и поблизости нет никого, кто мог бы тебя увидеть. Не стой, тебе нужно идти,- просительно, но настоятельно шептал голос Джейса.

Останавливаться, расспрашивать его о чем бы то ни было я не стала. Кто это говорил на самом деле, погибший возлюбленный или мой собственный внутренний дар предвидения, не имело значения.

Было важно только одно: прав ли он. Я почти голая, вся в крови, кроме сумки, у меня ничего нет. Мне позарез требовалось найти укрытие.

Нетвердой походкой я побрела к концу переулка, вглядываясь в тускло освещенную городскую улицу. Наверху, как светлячки, поблескивали днища проплывавших самолетов. Сила этого места вобрала в себя запахи синтетического гашиша, сырой плесени, застарелой пролитой крови - и перешибающую все и вся острую желчь чилла.

«По запаху смахивает на Джерси».

Я покачала головой, отчего из носа вытекла свежая струйка горячей крови, и заковыляла в ночь.

Улица оказалась безлюдной, все больше складские строения да стоянки грузового транспорта: людям по ночам в таких местах делать нечего. А вот храм там и вправду находился, и его двери скрипнули, когда я поднялась по низким ступеням. Это мог быть любой храм в любом городе мира, но я уже точно знала: я в Джерси, Северный Нью-Йорк. Такой уж тут стоял Дух.

Правда, сейчас это вряд ли имело значение.

Тяжелые черные металлические двери с вделанными в них солнечными дисками Гегемонии застонали, когда я навалилась на одну створку, приоткрыла ее и, волоча правую ногу, протиснулась внутрь. Наружные линии защиты храма тут же закрылись за мной, словно воздушный шлюз, отрезав и оставив позади городской шум. Нога болела - напомнила о себе старая рана, полученная во время охоты на Келлермана Лурдеса, и я уже беспокоилась, не откроются ли все мои зажившие шрамы - и рубцы от хлыста на спине, и клеймо вдоль складки под левой ягодицей.

Если они все-таки откроются, истеку ли я кровью? Можно ли остановить это кровотечение?

«Вспомни все свои раны, посмотри, какая из них самая глубокая».

Панический голос внутри меня издал испуганный смешок, и мои отбивавшие дробь зубы пронзила боль. Но двери сознания оставались надежно заперты, хотя для того, чтобы удержать это воспоминание снаружи, не поддаваясь его натиску, потребовалась большая часть моей растраченной энергии.

Все храмы Гегемонии возводятся в точках пересечения энергетических потоков, и здешние защиты гудели и вздувались от подпитывавшей их снизу силы. Это святилище, как и большинство таких мест, имело два отходивших от узкого центрального нефа крыла: одно для богов старой Греции, второе - для египетских. Люди поклонялись и другим богам, но эти два пантеона были наиболее почитаемы. Попасть сюда - большая удача для меня.

Если я еще верила в удачу.

Голос Джейса в моем ухе умолк. Я так и не смогла вспомнить, что сделали со мной.

«Но они явно сделали что-то плохое. Потому что я совсем не в форме».

Нелепость этой мысли едва не вызвала у меня новый смешок. Рассуждаю, будто и без того не ясно!

Как и везде, главный зал был посвящен солнечному диску, официальному символу Гегемонии. Этот диск высотой в два моих роста слегка покачивался над алтарем.

Я выдохнула через рот, потому что нос был полон крови, и это вызвало у меня смутное беспокойство: обычно черная кровь почти мгновенно запечатывала любую рану и быстро заживляла мою безупречно гладкую золотистую кожу, не оставляя никаких следов. Но сейчас я истекала кровью. Я не могла определить, что именно кровоточит; особенно меня беспокоил глубокий колодец боли в промежности. Внутренняя поверхность бедер была влажной и скользкой от горячей крови.

Об этом я старалась не думать, а моя рука все время машинально тянулась к рукояти меча.