Кийоми согласно кивнула.

— Пока вы будете заняты пробами, взятыми при вскрытии тел, я начну собирать образцы по всей «Трюдо», чтобы протестировать их.

— А что вы ищете? — спросила Кийоми.

— Все, что воздействует на кровь в пробирке так же, как наш возбудитель — на кровь в живом теле. — Хэнли указала на пробирки с образцами крови, лишенной эритроцитов.

Хэнли заглянула в лица помощников:

— Будьте осторожны. Неизвестно, где кроется зараза. Если лоток с тестируемыми образцами откроется при ударе или треснет, быстро швыряйте его туда. — Она указала пальцем на ярко-красный контейнер. — Бачок наполнен стерилизующим веществом.

Помощники кивнули с серьезным видом.

— И зовите на помощь меня или Ди. Одна из нас всегда будет тут. И еще. Кийоми, пометьте здесь все бирки и пронумеруйте скорлупу каждого яйца. Я хочу, чтобы вы взяли и ввели образцы тканей погибших в куриные яйца.

— Чтобы вывести вирус? — предположил Ули.

— Нет, — объяснила Кийоми. — Бактерию можно вывести, вирус нельзя. Он только перемещается — и сохраняется. Для питания и размножения ему нужны живые ткани.

— И желательно ваши, — усмехнулась Хэнли. — Поэтому держитесь от него подальше. Помните, вирус не может умереть. Он способен только затаиться. Стоит ему попасть в подходящую среду, как он начинает действовать.

— Неужели микроорганизмы такие сообразительные? — усомнился Ули.

Хэнли вспомнились наивные расспросы Джоя.

— Похоже на то. За какие-то месяцы заболеваемость атипичной пневмонией подскочила с трех процентов до семидесяти. На создание антибиотика у нас уходит шестнадцать-семнадцать лет. Бактериям же нужно несколько минут, чтобы выработать против него защиту. Бактерии и вирусы спасаются от наших лекарств, меняя свой химический состав.

— Но как?

— Они крадут ДНК из остатков клеток и подменяют генетические материалы другими микроорганизмами, чтобы замаскироваться и приобрести качества, которые могут понадобиться им для борьбы с врагами — антибиотиками или с крайними температурами, кислотами, светом… словом, с чем угодно.

— Умные твари, — заключил Ули.

— Серьезные. — Хэнли оглядела помощников. — Если произойдет заражение бациллой, у нас есть чем помочь больному, — антибиотиком. — Она подняла одноразовый шприц. — Но на многие вирусы антибиотик не действует. Очевидно, трое погибших столкнулись с каким-то новым возбудителем. Мы находимся в положении эскимосов и индейцев, повстречавшихся с европейскими болезнями, и европейцев, вступивших в контакт с хворями аборигенов Американского континента.

— Беззащитны, — констатировал Ули.

Хэнли кивнула:

— Не то слово. От оспы пострадал Новый Свет, от сифилиса — Старый. Арктическому возбудителю не терпится завоевать планету, потому мы обязаны быть осторожны.

Кийоми спросила:

— Вы не думаете, что его привезла российская субмарина? Или что мы сами доставили его в Арктику?

— Мы пока ничего не знаем, — отозвалась Хэнли. — Тем не менее по поведению он ни на что не похож. Скорее всего это мы к нему пришли, а не наоборот. Климат здесь меняется. Вечная мерзлота постепенно оттаивает. Высвобождается огромное количество органических питательных веществ, что стимулирует рост опять же огромного количества микроорганизмов и их переносчиков. Люди потревожили возбудитель — и он проснулся. Потому-то я и хочу выяснить, с какими организмами вы здесь работали до недавнего времени.

— А как мы узнаем, что нашли искомое? — спросил Ули.

— Если это бактерия, то на питательной среде в чашках Петри появится колония. Она будет похожа на грибок, или на плесень, или на засушенный под прессом цветок.

— А если это вирус?

— Он будет похож на цветную мозаику. Не беспокойтесь, он весьма примечательный. Вирус начнет светиться, так что вы его не пропустите.

— А с какими людьми можно сравнить вирус и бактерии? — поинтересовался Ули.

Хэнли улыбнулась: еще один вопрос в стиле Джоя.

— Бактерия похожа… на джазмена, вечно импровизирует, а вирус, пожалуй, напоминает классического органиста.

— Потому что органы разные, а музыка одна?

— Совершенно верно. Кийоми?

Кийоми отвесила почтительный поклон Хэнли и обратилась к Ули:

— Я займусь непосредственно образцами, взятыми из тел. Доктор Хэнли подготовит питательную среду и клеточные ткани. Ули, пожалуйста, составьте таблицу на каждого из умерших. Внесите в нее названия образцов и тестов. У нас есть пробы слизи, спинномозговой жидкости, стула, тканей печени, селезенки, легких, поджелудочной железы, шейки матки и так далее. Очень большая подготовительная работа. И тем не менее нам нужно действовать осторожно. Аккуратное ведение записей исключительно важно для успеха.

Хэнли пристально посмотрела на помощников:

— В случае чего не покидайте помещение. Не открывайте внешнюю дверь. Обработайте друг друга хлорной известью и ополоснитесь водой. Не снимайте костюмов. И — повторяю — не покидайте пределов горячей лаборатории, чтобы не разнести заразу по всей станции.

— Wieviel? — спросил Ули. — Ну… то есть сколько у нас останется времени… в случае чего?

Хэнли помолчала.

— Вы имеете в виду, сколько вам останется жить после заражения вирусом? Полагаю, четыре часа.

Доктор Сесил Скудра оказался маленьким человеком с невыразительным лицом и сверкающим золотом передним зубом. Вид у него был отсутствующий. Пока Хэнли досаждала ему вопросами о необычных формах жизни, которыми он занимается, доктор Скудра разглядывал стаю насекомых, беззвучно роящихся в большом стеклянном ящике. Насколько поняла Хэнли, жизнь насекомых была неотъемлема от жизни задумчивого социобиолога из Риги. В компаниях доктор Скудра неизменно хранил молчание, пока кто-нибудь не поднимал тему биологической основы социальной активности арктических комаров: об этом он мог говорить часами.

— Самок комаров возбуждают определенные значения температуры и влажности. Кроме того, их притягивает углекислый газ. Потому все, что его исторгает, повергает комарих в состояние экстаза. Отсюда тот непреложный факт, что они предпочитают лобызать в голову. — Он искоса посмотрел на свою гостью и продолжил: — Гемоглобин и некоторые аминокислоты их также привлекают, например, те, что содержатся в поте. Наш белок нужен им, чтобы выкармливать детенышей.

— Только комарихи? — спросила Хэнли.

Доктор отрешенно кивнул. Он уже размышлял над чем-то другим.

— Самка арктического комара исключительно кровожадна. Она с остервенением набрасывается на теплокровное животное и выкачивает крови в четыре раза больше собственного веса. Известно, что карибу [25]теряет таким образом четверть суточной крови. Арктическая комариха способна обескровить жертву всего за несколько часов, — провозгласил Скудра. — Местные племена в прошлом прибегали к подобной казни. Существуют свидетельства того, что комарам удавалось сводить с ума крупных животных и людей. Поразительные создания!

Хэнли не отрываясь следила за роем.

— Да… Но как эти насекомые, — она указала на самку, севшую на стекло, — умудряются выживать в арктическом климате?

— Их икра достаточно легко переносит температуру ниже точки замерзания воды. Так сказать, эволюционная адаптация. Неплохим подспорьем к эволюции является их оголтелое жизнелюбие. Они едят все, лишь бы уцелеть: детрит, водоросли, бактерии, друг друга…

— И себе подобных? — удивилась Хэнли.

— Именно, именно, — с гордостью за своих любимцев подтвердил Скудра. — Комары арктической разновидности никого не жалеют. Скудность пищи — очень мощный стимул для аморальности. В чем-то они подобны бродячим муравьям: нападают сообща.

— Они летают зимой? — спросила Хэнли.

— В лабораторных условиях — несомненно. В природе — никогда.

Есть ли на станции колонии других насекомых?

— Да. В частности, желто-полосатых.

— Ос?