— Что это такое? — указала Хэнли лучом фонаря.
— Дистиллятор, — объяснил Нимит. — С его помощью гнали самогон. Кто-то из инженеров сделал кольцо из стебля бычьей бурой водоросли. Ты когда-нибудь видела, как выглядит это растение? Оно твердое, как кулак, и похоже на длинную пустую трубку. Водоросль заморозили в форме петли, установили во льду и начали перегонку. В конце концов я заменил стебель вот той железякой.
— Ты умеешь гнать самогон?
— Естественно! Для этого не надо быть спецом в химии.
«Как и для того, чтобы сделать биологическое оружие», — подумала Хэнли.
Джек снял шлем и предложил ей жестом сделать то же самое.
— Ого, — заметила Хэнли, освободив голову от надоевшего убора, — а тут тепло.
— Да. Относительно. Двадцать градусов по Фаренгейту. Дыхание Джека превращалось в пар. — Летом снег остужает воздух и отпугивает комаров.
Нимит повел Хэнли дальше.
Потолок становился все ниже и ниже.
— А если мы набредем на спящего медведя? — спросила Хэнли.
— Дадим деру, — усмехнулся Нимит. — Хотя скорее наткнемся на тупилат.
— Это еще что такое?
— Призрак.
Аллея сужалась.
— Скоро придется пробивать себе дорогу, — заметил Нимит. — Земля, то оттаивая, то замерзая, передвигает стены.
— Маккензи рассказывал мне, что вы поддерживаете здесь порядок на случай пожара. Должно быть, это немалый труд.
— Мы действительно очень опасаемся пожара. Ты уже видела, на что способен огонь.
Они подошли к каменной расселине. Нимит снял частую стальную сетку, закрывающую проход, пояснив:
— Это чтобы лемминги не забрались. — Он поманил Хэнли и шагнул в трещину.
В ущелье стоял сладковатый запах плесени, вызвавший у Джесси воспоминание о бабушкином диване. Проход от метра к метру становился ниже и уже. В итоге они почти ползком проникли в пещеру.
Нимит поднялся на ноги и помог Хэнли, потом затянул вход в расселину металлической сеткой, вынул из фонаря отражатель и осветил пещеру.
На полу в центре черного круга сидели две дюжины фигур с иссохшими лицами — скрестив ноги, сцепив руки под подбородками, пергаментную кожу покрывали черные пятна. Над фигурами возвышался свод из китовых ребер, с которых свисали клочья звериных шкур. Это было истлевшее иглу.
— Ну и ну! — воскликнула Хэнли. — Невероятно!
Она обвела взглядом пещеру и, слегка поколебавшись, спросила:
— Не возражаешь если я сделаю для сына несколько фотографий?
Нимит ответил приглашающим жестом. Хэнли поставила на пол фонарь и увидела другие фигуры. Они были размещены ярусами: в переднем ряду находились мужчины, в заднем — женщины и дети. Хэнли поразилась прекрасной сохранности мумий лишь в дальнем углу пещеры две фигуры подверглись настолько сильному разложению, что их лица стали похожи на обезьяньи орды. Каждая мумия прижимала руки к груди. Умершие словно молили о чем-то, и это производило страшное впечатление.
— Тела завернуты в шкуры выдры и морского льва, — принялся рассказывать Нимит. — Видишь, спинами мужчины опираются на боевые щиты. У большинства иннуитов даже нет слова, обозначающего войну, но эти люди — алеуты. Среди северных народностей алеуты выделялись воинственностью.
Как их готовили к захоронению?
— Сначала вынимали внутренности, затем заполняли тела колосняком дикой рожью. Идеально сухой воздух и холод сохрани их навсегда. Самым старым останкам, которые я видел, было тысяча шестьсот лет. Те, что перед нами, гораздо более поздние — конца девятнадцатого века. Наш остров служил алеутам летней стоянкой. Именно это в первую очередь привлекло сюда Мака и остальных. Но и прежде археологи находили предметы быта, выполненные моими соплеменниками в каменном веке, и многочисленные кости животных. Находки из самых нижних слоев принадлежащим видам удавалось даже обнаружить отпечатки пальцев.
— Отпечатки пальцев?
— На черенках посуды. Отпечатки обжигались вместе с глиной. Нимит медленно повернулся, осматривая пещеру. — Алеуты пришли на остров позднее иннуитов.
Хэнли, помня реакцию Джека на ее последнюю шутку, помедлила в раздумье, прежде чем задать следующий вопрос.
— Это мумии твоих предков?
— Нет. Останки моих сородичей, возможно, являются частью экспозиции Смитсоновского или Полевого музея в Чикаго, а может быть, и Музея естественной истории в Нью-Йорке. Представители этого племени проживали на Алеутских островах. На Курлак, расположенный далеко на северо-востоке, они переправились, спасаясь от врагов.
— Суровая у них, наверное, была жизнь, — заметила Хэнли, вглядываясь в мумии.
— Да, хотя, возможно, и более приятная, чем на западе, откуда они пришли.
— Почему ты так думаешь?
— В середине восемнадцатого века цивилизация алеутов была фактически уничтожена русскими. Культура, просуществовавшая девять тысяч лет, пала за один-единственный сезон. Русские пришли на Аляску с ружьями, пушками… и болезнями. Того, кого миловала пуля, подкашивала неведомая прежде хворь. По-моему, именно от русских алеуты сбежали на Курлак.
— Я не вижу стариков, — сказала Хэнли, разглядывая отдельные фигурки в видоискатель камеры.
— Немудрено. Алемуты считали их обузой. Бедняг, которым повезло дожить до преклонных лет, переставали кормить. Или бросали на произвол судьбы при перемене стоянки.
— Далекое от идеала общество.
— Да уж, — согласился Нимит. — Неподходящее для слабодушных.
— Как ты думаешь, почему алеуты оставили Курлак?
Джек пожал плечами:
— Могу предположить, что они здесь просто вымерзли. Приблизительно в сороковых годах девятнадцатого века случился небольшой ледниковый период. А что касается нас… Общины были малочисленны. Чужаки направо и налево «раздавали» корь, оспу, грипп, туберкулез и алкоголь. В какой-то момент все это сказалось на восьмидесяти процентах иннуитов. Вы, европейцы, едва не стерли нас с лица земли. Зато мы в качестве компенсации получили письменность.
— Иероглифическое письмо? Как на твоем плакате?
— Ты очень наблюдательна.
— Не сочти мои слова за грубость, но выглядит ваше письмо диковато. Похоже на руны. Или код. Очень… экзотично.
— Ты так считаешь? Письменности нас обучил миссионер, который увлекался системой стенографии Грегга. Потому буквы похожи на клинописные знаки. Ценнейший дар делового мира иннуитам, — печально улыбнулся Нимит.
— Вроде алфавита, который алеуты переняли у русских?
— Совершенно верно. Больше им русских не за что благодарить.
Хэнли указала на одного из мужчин:
— Похоже, его подвергли краниосекральной терапии. Позвоночник искривлен, нижняя челюсть отсутствует.
Нимит кивнул:
— Это потому, что у него отняли голову, а потом вернули.
— И для чего?
— Он был ангакок, то есть шаман. Ангакок имеет право забирать и даровать жизнь. И сам может воскресать из мертвых. Лишь удар в горло способен его прикончить.
Хэнли нахмурилась:
— Зачем же было убивать святого человека?
— Остается только предполагать, — отозвался Нимит, присаживаясь на корточки рядом с останками. — Шаман обычно был самым неуживчивым членом племени. Он был сосредоточен на себе, его посещали галлюцинации и мучили обмороки. В общем, типичный невротик, а порой и шизофреник. И уж во всяком случае, плохой охотник. Тем не менее окружающие его терпели. Шаман знал то, чего не знали другие. Он обладал таинственной властью над вещами.
— Например?
— Мог изрыгать предметы, вязать ртом узлы на веревке, чревовещать, втыкать нож в собственную плоть, не теряя ни капли крови. Мог летать, глотать пламя, превращаться в любого зверя, вытягивать недуг из больного. Мог предсказывать будущее. Мог залететь на луну, опускаться на дно моря. Моги проходить сквозь скалу. Мог вызывать демонов и беседовать с мертвецами.
— Как племя относилось к шаману?
— Говоря современным языком, потребительски. Его — в отличие от дурачков, которые тоже считались ясновидящими — терпели до тех пор, пока он мог договариваться с мертвыми.