Непонятное беспокойство владело Лобановым. «Что это ты?» — удивленно спрашивал он себя и не находил ответа. Конечно, положение складывается серьезное, что и говорить. В городе скрывается опасный преступник, и только через него можно выйти на ташкентскую банду. Ни Семенов, ни Трофимов больше ничего не дадут, они просто ничего и никого больше не знают.

Завтра, кстати, Трофимова отправят домой, арестовывать его нет оснований. И это даже к лучшему. Надо только предупредить Нуриманова, пусть они там посмотрят за ним. Сергей сообщил, что чемодан случайно обменен и он у кого-то в Борске. Так Лобанов и думал. Значит, надо искать еще и чемодан. Ну, теперь приезжает Сергей. Ответственности вроде будет поменьше. Впрочем, дело, конечно, не в ответственности. Спокойнее как-то будет, увереннее. С Сергеем отлично работать. Он талантлив, вот что. И стал мастером, настоящим мастером сыска. Это можно было предвидеть еще тогда, в МУРе, когда Сергей только пришел туда. И просто здорово, что он теперь приезжает. Да и потолкуют они всласть, по душам потолкуют. А это сейчас Лобанову тоже надо, очень даже надо. «Ну так чего же ты?» — снова спросил он себя и снова не нашел что ответить. А непонятное беспокойство все росло и требовало каких-то действий, требовало куда-то ехать, куда-то спешить.

Лобанов невольно ускорил шаг и вскоре вышел на освещенную дорогу, ведущую от шоссе к аэродрому. Мимо пронеслась машина, за ней — другая. «Едут кого-то встречать, — подумал он. — А самолет опаздывает на целых два часа…» Незаметно для самого себя он шел все быстрее.

Показалось здание аэропорта, вереница машин у подъезда.

Лобанов нашел своего заместителя в комнате милиции. Храмов доложил:

— Звонил дежурному. Говорит, вам только что звонила доктор Волошина.

— Ну да? — изумился и тут же встревожился Лобанов. — Сама звонила?

— Так точно.

— Что случилось?

— Не сказала. Дежурный обещал вам доложить.

— Так…

Лобанов уже не мог побороть своего волнения. Если она ему сама позвонила, да еще так поздно, значит случилось что-то важное. Но что могло случиться? С Семеновым что-нибудь? Или… с ней самой? Да, да, что-то с ней случилось! Это он и чувствовал все время!

— Я скоро буду, — отрывисто произнес Лобанов. — Жди тут. В случае чего сам встречай самолет. Связь через дежурного.

— Слушаюсь, — удивленно ответил Храмов.

Он уже привык к быстрым и неожиданным решениям своего начальника, но, чтобы Лобанов при этом так волновался, Храмов видел впервые.

Через минуту Лобанов уже мчался по темному шоссе. Теперь он не удерживал своего водителя, и тому словно передалось его нетерпение. Красненькая стрелка спидометра качнулась далеко за цифру 100. Гул мотора стал еле слышен из-за свиста ветра.

Когда влетели в город, Лобанов коротко приказал:

— На Знаменскую.

— Ага…

Вскоре машина затормозила на углу Знаменской улицы. В этот час она была почти пуста; лишь изредка мелькали фигуры одиноких прохожих в тусклом желтом свете редких фонарей. Неожиданно прошел автобус, тяжелый, неуклюжий, весь забрызганный грязью, даже не задержавшись возле остановки рядом с закрытым уже продуктовым магазином. Его никто там не ждал, и, видимо, никто не собирался там выходить. Потом мелькнула где-то в самом конце улицы машина.

— Подожди меня здесь, — сказал водителю Лобанов.

Он медленно двинулся по тротуару, сунув руки в карманы пальто. «Ну, приехал? А дальше что?» — насмешливо и смущенно подумал он.

Лобанов медленно прошел мимо дома десять, ничем не примечательного пятиэтажного блочного дома, видимо построенного недавно, года три или четыре назад, но успевшего уже потемнеть, и теперь ничем не выделявшегося среди стареньких домов по соседству.

Дойдя до конца улицы, Лобанов пересек мостовую и по противоположной стороне снова вернулся к дому десять. Здесь он остановился и начал задумчиво рассматривать окна, В большинстве из них за занавесками горел свет, желтый, красноватый, оранжевый, голубой, в одних окнах он горел ярко, под самым потолком, в других еле теплился, вероятно на столе или возле кровати.

Лобанов мысленно прикинул, на каком этаже может быть квартира пятнадцать. Если на каждой площадке четыре квартиры, а подъездов два, значит, это четвертый этаж, первый подъезд. Вот они, эти окна, все светятся. Где же ее окно?..

Он стоял в тени, возле каких-то ворот, глубоко засунув руки в карманы пальто, обдуваемый сырым, промозглым ветром, от которого наворачивались на глаза слезы, и молча, с волнением смотрел на эти окна. Уже десять часов. Что она сейчас делает? Уложила, наверное, сына и читает, готовит что-нибудь или пишет письма. Кому она пишет письма? И потом, муж… Должен же быть у нее муж?.. А вдруг она сейчас подойдет к окну? Тогда он узнает, которое же ее, Стыдно, между прочим, так стоять, не мальчишка же он, в самом деле. Вдруг она выйдет на улицу и увидит его? Или, например, возвратится откуда-нибудь, и не одна?

Лобанову вдруг стало невыносимо одиноко и горько. «Что это со мной? — растерянно подумал он. — Разве так можно? Иди, раз тебе звонили, иди. Или уезжай. Нельзя так стоять. Глупо же».

Так он, говорил себе, не двигаясь, однако, с места, зябко втянув голову в плечи, и ноги медленно стыли в тонких ботинках. Холодные струйки пробирались под пальто, растекались по спине.

«Ну все, — решительно и зло подумал Лобанов, стряхивая с себя оцепенение. — Пора эти слюни кончать. И Виктор, наверное, уже заждался».

Он оглянулся и внезапно увидел какого-то человека, который медленно шел, держа в руке чемодан, и посматривал на номера домов. Лобанов невольно стал наблюдать за ним.

Человек двигался как-то неуверенно, даже боязливо, то и дело оглядываясь, обходя редкие фонари, хотя свет их почти не рассеивал промозглую темноту улицы.

«Странно, — подумал Лобанов, настораживаясь. — Дай-ка посмотрим на него поближе».

Он отделился от стены дома, деловитой, торопливой походкой пересек улицу и двинулся навстречу странному человеку.

Тот, заметив его, на секунду остановился, словно в нерешительности, потом, видимо устыдившись своего испуга, снова сдвинулся вперед, но теперь уже подчеркнуто уверенно и беззаботно. Эта перемена насмешила Лобанова. «Трусоват, однако, дядя», — усмехнулся он про себя.

Они разминулись возле дома восемь. Но как ни короток был этот миг, Лобанов успел разглядеть щуплую, маленькую фигурку человека, его бегающие, испуганные глаза на узеньком личике, его пальто, шапку, а главное… Лобанову потребовалось усилие, чтобы ничем себя не выдать, не остановиться, не замедлить шаг, не повернуть головы. Человек нес в руках чемодан, точно такой чемодан, какой был у Трофимова!

Лобанов торопливо и равнодушно прошел мимо и тут же свернул в какой-то двор, затем уже осторожно выглянул на улицу.

Человек подошел к дому десять, посмотрел на его номер и, оглянувшись, исчез в первом подъезде.

В тот же момент Лобанов выскочил из своего укрытия и в два прыжка оказался у того же подъезда. Он осторожно приоткрыл невысокую дверь и проскользнул к лестнице. Сверху были слышны шаркающие, неуверенные шаги. На каждой площадке человек приостанавливался, видимо рассматривая в тусклом свете горевших там лампочек номера квартир.

Лобанов неслышно стал подниматься вслед за ним.

Человек прошел второй, затем третий этаж и остановился на четвертом. Лобанову видна была его щуплая фигурка. Нерешительно потоптавшись на площадке, человек наконец позвонил в шестнадцатую квартиру. Ему тут же открыли, и Лобанов услышал женский возглас:

— Ах, вот и вы, дорогой…

Дверь захлопнулась.

Лобанов остался один на полутемной лестнице.

Итак, человек зашел в шестнадцатую квартиру, к сестре Семенова. Это, конечно, она открыла дверь. Интересная, однако, ситуация. Конечно, таких чемоданов, как у Трофимова, много, похожих, одинаковых чемоданов. Но тут бросаются в глаза два подозрительных обстоятельства. Человек, который нес этот чемодан, вел себя странно, он боялся, явно боялся чего-то, словно понимал, что несет что-то недозволенное, что-то запретное. Но это еще полдела, это пустяк по сравнению со вторым обстоятельством. Чемодан из Ташкента предназначался Семенову, и точно такой же чемодан тайком приносят его сестре. Случайность? Возможно. Но в такой же степени возможно, что это не случайность… Что же теперь делать? А может быть, Наташа что-то узнала об этом и хотела сообщить ему? Вот это уже вполне вероятно. И раз так… «Надо идти, — преодолевая смущение, решил Лобанов. — Но сначала примем кое-какие меры».