— Его до сих пор нет дома. Боже мой, что это значит? Мне почему-то безумно страшно.

— Та-ак, — настораживаясь, проговорил ее гость и со злостью добавил: — Дернула меня нелегкая к тебе заскочить. Если б знал, что он из больницы встречать нас приехал… Видишь, дура, даже сейчас свиданку ему не дают. Значит, на крючке он у них. И его заместо крючка на вокзал кинули. А тут еще эта козявка припуталась… Ну ладно, раз так. Живым я им не дамся. Трупом вынесут, и не одного меня… — он, не стесняясь Нинель Даниловны, грубо выругался, потом мрачно взглянул на нее и, подумав, приказал: — Одевайся. Швырнись по улице, разуй там свои зенки. Отсюда мне срочно мотать надо, — и, ощупав что-то тяжелое в кармане, повторил: — Живым не дамся.

Всхлипнув, Нинель Даниловна метнулась в переднюю.

— Так что будем делать? — нетерпеливо спросил Лобанов. — Она еще, наверное, стоит там, в подъезде.

— Нет, — сказал Коршунов, взглянув через его плечо на противоположную сторону улицы, откуда Храмов в этот момент махнул рукой. — Подъезд свободен.

Лобанов быстро оглянулся.

— И в окне никого нет, — добавил он.

— Тогда пошли, — решительно произнес Коршунов. — Одного водителя во двор, к твоему сотруднику. Храмов с другим остаются около подъезда. А мы с тобой давай поднимемся. Надо быть ближе к объекту. Мало ли что. Возьми фонарь.

Они торопливо пересекли улицу и, предупредив Храмова, стали медленно, то и дело прислушиваясь, подниматься по полутемной лестнице. При этом оба, не сговариваясь, переложили пистолеты в карманы пальто, переведя их на боевой взвод.

Лестница полна была холодной, звенящей тишины, сотканной из десятков знакомых далеких и посторонних звуков. Где-то играла музыка, плакал ребенок, стрекотала швейная машинка, вдруг жалобно мяукнула кошка… Все это было понятно, знакомо, все это было тишиной на этой полутемной, пустой, уходящей вверх лестнице.

Когда друзья достигли площадки второго этажа, где-то наверху неожиданно звякнул замок, тихо скрипнула дверь, короткий луч света скользнул по лестничному проему и тотчас исчез: дверь наверху бесшумно прикрыли. И снова воцарилась тишина. Только плакал ребенок и далеко-далеко играла музыка…

Друзья замерли. Луч света указал точно: дверь открыли на четвертом этаже. Коршунов первым отделился от стены и стал красться вверх по лестнице. Лобанов последовал за ним.

Вот и третий этаж. Здесь они снова, затаив дыхание, прислушались. И неожиданно до них донеслись чьи-то осторожные, едва различимые шаги. Человек двигался вверх по лестнице. Вверх, а не вниз!

Коршунов, наклонившись к Лобанову, прошептал:

— Ты осмотрел чердак?

Тот досадливо покачал головой.

— Тогда вперед, — тихо произнес Коршунов.

Они стали подниматься по лестнице.

Неожиданно наверху послышалась какая-то возня, затем металлический лязг, и снова все стихло.

— Он на чердаке! — сдавленным голосом воскликнул Лобанов.

И оба, уже не заботясь о производимом ими шуме, перепрыгивая через ступени, устремились вверх по лестнице.

Они проскочили четвертый этаж, затем пятый. Лестница, теперь, правда, другая, железная, узкая, вела дальше, прямо под потолок и заканчивалась железным люком.

Лобанов уперся в него плечом и хотел уже было откинуть его и вскочить на чердак, но Коршунов резко оттолкнул друга.

— Ты что? — глухо бросил он. — А если… Пригнись!

Коршунов с силой отбросил крышку люка и быстро отпрянул в сторону.

И тут грохнул выстрел!

Пуля просвистела совсем рядом. На чердаке что-то обрушилось, покатилось…

В этот момент Коршунов ринулся в темный проем. Но там он не вскочил на ноги, а мягко перекатился на левый бок, держа в руке пистолет, и крикнул:

— Бросай оружие!.. Хочешь вышку заработать?!

Ему никто не ответил.

Коршунов только почувствовал, как в люк проскользнул Лобанов, Глаза его уже привыкли к темноте, и он различил вдалеке серый проем чердачного окна.

— Стереги его здесь, — шепнул он. — Я пролезу к окну. А то как бы не ушел.

Коршунов приподнялся и, ощупывая руками путь впереди, пополз по дощатому неровному полу. В каком-то месте толстая косая балка преградила ему путь. Он, прячась за нее, поднялся на ноги. Окно было почти рядом.

И тут Коршунов заметил чью-то тень, отпрянувшую в сторону.

— Бросай оружие! — снова приказал он уже негромко. — Бросай, говорю!

И снова на звук его голоса грохнул выстрел так близко, что Коршунов ощутил резкий запах пороха. Вздрогнула балка, за которую он держался, и Коршунов понял, что пуля попала в нее. В этот момент со стороны люка, где находился Лобанов, ударил узкий пучок света, путаясь в клубах поднятой вокруг пыли.

— Берегись! — крикнул Коршунов.

И снова выстрел!

— Берегусь, — насмешливо откликнулся Лобанов.

Голос его прозвучал совсем не оттуда, откуда продолжал светить фонарик.

А Коршунов в этот миг заметил метнувшуюся к окну тень.

И тогда, уже не задумываясь, он ринулся вперед на пригнувшегося, изготовившегося к прыжку человека и с размаху ударил его рукояткой пистолета. Человек, глухо вскрикнув, упал, увлекая Коршунова за собой, он тут же вывернулся и коротким движением откуда-то снизу нанес ему ответный удар. Раздался звон выбитого стекла..

К Коршунову подполз Лобанов, обнял его за плечи. Но Коршунов, оттолкнув его, поднял пистолет.

Выстрел!

И человек медленно, тяжело осел на пол возле окна, цепляясь руками за переплет рамы.

Лобанов бросился к нему.

«Неужели прикончил? — пронеслось в голове у Коршунова. — Не может быть».

— Ах ты черт! — раздался возглас Лобанова. — Кусаться?!

Почти одновременно лучи света неожиданно забегали по чердаку, и кто-то крикнул;

— Где вы тут, Александр Матвеевич?

Прибыла оперативная группа.

Коршунов поднялся на ноги. В боку саднило, но слабости не было. «Ножом зацепил, — подумал он. — Пустяк».

Человека уже волокли к люку.

— Нога у него прострелена, — сказал один из оперативников.

— Храмов здесь? — громко спросил Лобанов.

— Так точно, — раздалось из темноты чердака.

— Давай на обыск к Стуковой. Быстренько, — приказал Лобанов. — Возьми ребят. Эта дамочка уже все прячет. Ордер получили?….

— Так точно.

— Ну, двигайте. Этого в управление. Допрос завтра. Я еду с полковником Коршуновым в гостиницу, — и, оглянувшись, спросил: — Ты как, Сергей?

— Порядок. Идем.

Все собрались около люка и по очереди стали спускаться вниз.

На площадках, лестницы сотрудники милиции успокаивали взбудораженных жильцов.

Лобанов перегнулся через перила и сразу увидел Наташу. Она стояла возле приоткрытой двери квартиры и, прижав руки к груди, неотрывно смотрела наверх.

Их глаза встретились. Лобанов помахал рукой.

— Все в порядке! — крикнул он. — Идите спать. Наделали мы вам тут шума.

Наташа слабо улыбнулась дрожащими губами и прислонилась к дверному косяку, двинуться у нее не было сил.

…В гостинице Коршунову сделали перевязку. Рана и в самом деле оказалась пустяковой.

— Эх, — вздохнул он. — Костюм ладно, а вот пальто новое, жалко.

— Да уж, — согласился Лобанов. — Мировое у тебя пальто… было. Подавай рапорт руководству. Это все-таки производственная специфика. Кому в таких случаях молоко выдают, а нам…

В дверь номера постучали. Вошел официант с подносом в руках.

— Давай-ка закусим, — оживился Лобанов. — И выпьем по рюмочке за твой благополучный прилет. Ну и вообще.

Он не мог сдержать счастливой улыбки.

— Интересно, за что «вообще», — подозрительно покосился на него Коршунов, подсаживаясь к столу.

…На следующий день Коршунов и Лобанов поехали в тюрьму.

— Как наш вчерашний? — спросил у дежурного Лобанов. — Лежит или ходит?