— Очень хорошо. Я благодарю вас, сэр, и желаю, чтобы день ваш был полон удачи, — отвечала она на мягком английском своего отечества, давно впитавшем язык завоевателей и превратившем их наречие в свое собственное.

— Можно ли спросить, куда вы направляетесь?

— На Тролльберг, праздновать середину лета. Глаза его расширились.

— Ага. Я понял: ты — Кейтлин, так ведь? Надо бы звать тебя «миз», как подобает джентльмену, но я не знаю твоей фамилии. Ею никто не пользуется.

Не стоит придираться к его произношению. Не многие из сассенахов или квадратоголовых умели говорить лучше.

— Эй, я буду здесь только до солнцеворота, пока вся провинция как один великий шибин. У вас прекрасная страна и добрый народ, но на планете слишком много интересного. А кем ты будешь?

— Элиас Даукантас с фермы Вильнюс. — Парень указал большим пальцем назад, на поднимавшуюся из рощицы кленов струйку дыма. И застенчиво добавил:

— Я много слыхал о тебе; жаль, что до Тролльберга далеко. И еще — жаль, что прежде мы с тобой не встречались. Э… ты всегда бродишь пешком?

Кейтлин кивнула:

— А зачем ездить, не зная, мимо чего я проехала?

— Но где ты проводишь ночи? Все поговаривают, что вечерами ты посещаешь наши редкие гостиницы, и не один ленд-лорд хвастал тем, как расплатился с тобой за песни.

Она улыбнулась, чтобы показать, что не обиделась.

— Барды поют не ради денег, свободный владелец Даукантас, а я считаю себя бардом, хотя, конечно, не Брайэн Меример. Мы можем принимать подарки, но мы поем ради любви и милосердия. Я ночую там, где меня приглашают, или же укладываю свой спальный мешок прямо в гущу лодекса.

Он невольно воскликнул:

— А на что ты живешь? — И покраснел до корней волос.

— Ты смутился, так? — отвечала Кейтлин приветливо и прикоснувшись к его ладони, вцепившейся в ограду. — Ну что ж, меня всегда об этом спрашивают. — Она преднамеренно перешла на чистый эополитанский. — Я получила медицинское образование, хотя не являюсь врачом. Зимой я работаю в городе и его окрестностях от госпиталя Святого Еноха. Нехватка докторов позволяет мне диктовать свои условия. Конечно, будь я добропорядочной особой, то работала бы все время. Но тогда даже моей жизни не хватило бы, чтоб обойти всю Деметру… — Она напряглась. — А тем более когда приходится видеть, как страдают люди… — Кейтлин умолкла, повела плечами и расхохоталась. — Боже милосердный, я уже наговорила о себе достаточно много. Ну а что скажешь ты?

— Особо говорить не о чем, миледи. Это земля моего отца. А я его третий сын.

Она наклонила голову к плечу.

— Так, значит, ты холостяк? Он кивнул:

— Тья, ты знаешь обычаи нагорья. Когда я женюсь, мы сможем остаться в большом доме партнерами, или заручиться помощью родни, чтобы расчистить землю и завести свой дом. Наверно, я выберу эту участь. Начну все с самого начала.

— И ни одна девушка еще не сказала тебе, что думает об этом?

— Нет. Но однажды… но это все обо мне. Ах, Кейтлин, — выпалил он поспешно, — не хочешь ли ты провести ночь вместе с нами? Не сомневаюсь — все будут в восторге!

Она поглядела на запад. Тени уже выросли, и горы побагровели, но Фебу оставалось чуть более часа пути, прежде чем горизонт поглотит его.

— Я благодарю тебя и твоих родственников, — отвечала она. — Но я должна дойти до Тролльберга за три дня. И для этого намеревалась идти после заката, поскольку Персефона будет стоять высоко, большая и яркая, как Луна над Землей. Эрион, светило вполовину меньшее, уже поднялась серпиком слоновой кости на индиговый небосклон.

— Я отвезу тебя завтра, так далеко, как ты захочешь, — предложил молодой человек и, заметив на ее лице колебания, решил перейти к уговорам. — Да, ты хочешь быть рядом с землей. Ну что ж, вот семья, живущая на ней, такой ты никогда не встречала. И мы сами, и наш дом, и наши обычаи заинтересуют тебя. Клянусь, ты не видела таких: мы не шведы, и не британцы, или… Прошу тебя! Мы же будем кричать «ура» и никогда не забудем.

— Ну… — Кейтлин повернулась к нему, улыбнулась и шагнула поближе, затрепетав ресницами. — Ты слишком добр, Элиас Даукантас, и я не сомневаюсь, что, останься я здесь, это был бы чудесный вечер. Ну раз ты уверен, что не будет возражений…

Вдали зажужжало. Повернувшись, они заметили приближающийся автомобиль. Пыль волнами во все стороны разметалась от воздушной подушки, как вода за кормой торопящейся лодки. Машина остановилась возле них. Опустились треножники, купол крыши разъехался. Наружу вышел рослый мужчина.

— Кейтлин! — выкрикнул он. Она выронила сонадор:

— Дэн, о Дэн, — и бросилась к нему.

Они обнялись. Нацеловавшись досыта, он припал к ее уху.

— Слушай, макушла, — шепнул он. — Я в бегах, меня разыскивают, мое имя Дэн Смит, о'кей?

— О'кей, — выдохнула она. Бродерсен ощутил под руками ее гибкое упругое тело, вдохнул аромат нагретых солнцем волос и еще более теплое дыхание плоти.

— Чего же ты хочешь, сердце мое?

— Убраться отсюда подальше в какое-нибудь безопасное место. Там и поговорим. — Бродерсен изо всех сил старался сдерживать себя, столь сильным было в нем желание овладеть ею.

То же самое чувствовала и она — только еще сильнее, чем он. Высвободившись из его объятий, она обернулась и дрогнувшим голосом сказала удивленному фермеру:

— Элиас, дорогой, какой невероятный сюрприз. Это мой жених, Дэниэл Смит. Мы не рассчитывали встретиться перед праздником, он путешествовал. Но боги оказались к нам благосклонны, прости меня, пожалуйста, если можешь! Я вернусь назад, если захотят высшие силы, и тогда спою для вас.

Мужчины пожали друг другу руки и обменялись неловкими вежливыми фразами; Кейтлин подобрала свой инструмент и потянула за рукав Бродерсена. Оба забрались в машину, и она тронулась вперед. Даукантас некоторое время смотрел им вслед, а потом поднял свой рог и созвал скот.

На небе светили полторы луны. Феб еще не так далеко опустился за горизонт, небо оставалось фиолетовым, а не черным, и на нем уже искрились редкие звезды. Из всех созвездий лишь Медея и Ариадна уже явились во всей красе. Сестры-планеты, Афродита и Зевс, горели двумя свечками, светилось три небольших облачка. Серебро просачивалось через верхушки деревьев и растекалось по земле, охваченной прозрачными сумерками. В бреши, разорвавшей стену леса, виднелась гора Лорн. Фонариками перепархивали факельницы. Десятки тысяч хористок надсаживались в траве; засев среди стебельков и листьев, они призывали самцов. Чирикал звездостриж, возле пещеры хрустально журчал ручей.

Кейтлин привела сюда Бродерсена по охотничьей тропке, после того как он остановил машину. Дэн прихватил с собой походный набор, и в том числе нагреватель с топливной батареей, который позволил уютно согреть убежище. Спальные мешки на маллитовых ковриках сделали ночлег комфортабельным. Но они не стали спать. Сперва обменялись шутками, приготовили и съели обед. А потом… тоже не спали.

К рассвету она приподнялась на локтях, чтобы лучше видеть его. Пещера выходила на запад, и лучи Персефоны прямо попадали в нее, сделав неожиданно яркой белизну тела Кейтлин: Дэну даже казалось, что он видит, как розовы ее соски. Он потянулся рукой к ласковой тяжести, и они сами легли в его ладони. Кейтлин склонилась к нему для поцелуя и замерла.

— Мой любимый, мой дорогой, жизнь моя, — едва не пела она. — Если у меня были слова, которыми я могла описать то чудо, которое вижу в тебе, люди помнили бы меня, когда забудутся Сафо и Катулл. Но даже сама Бригит не овладеет подобной магикой.

— О Христос, как же я люблю тебя, — проговорил он хриплым от любви голосом. — Как долго мы не встречались? Три года?

— Чуть больше. Я тоже считала месяцы с того момента, когда впервые поняла, что ты сделал с моей душой, и вот наконец мне представился еще один шанс быть с тобой.

— А я думал, что для тебя это просто новое приключение. Но ты уже переубедила меня. Не только своим восхитительным телом и жаром постели, но всем, что составляет тебя.