Хотя рот Ворона был узким, как щель, его улыбка оказалась, как ни странно, на редкость обаятельной.

— Неужели вы думаете, я настолько бестактен? Мы представим это как почетный караул.

— Который будет выглядеть по меньшей мере нелепо... на Гви- дионе не носят мундиров... в лучшем случае прозрачные одежды... потому что они не идиоты. Ваше предложение отклоняется.

— Но уверяю вас...

— Я сказал «нет», и кончено. Ваши люди сойдут с корабля безоружными и по одному.

Ворон вздохнул:

— Поскольку мы уже давно рекомендуем друг другу литературу для чтения, не могу ли я, господин инженер, посоветовать вам ознакомиться с уставом нашей экспедиции?

— На что это вы намекаете?

— «Кетцаль», — терпеливо стал разъяснять Ворон, — направлен на Гвидион для выяснения некоторых вопросов и, если обстановка покажется благоприятной, для проведения переговоров с местны­ми жителями. Вынужден признать, что за это отвечаете вы. Однако по очевидным соображениям безопасности, пока мы в космосе, последнее слово остается за капитаном Утиэлем. Но вы, по-види­мому, забыли, что после посадки аналогичной властью наделен я.

— Ого! Если вы решили сорвать...

— Ни в коем случае. Как и капитан Утиэль, я должен буду в случае ваших жалоб ответить за свои поступки по возвращении. Однако ни один лохланский офицер не возложил бы на себя моей ответственности, не будучи облечен соответствующей властью.

Тольтека раздраженно кивнул. Теперь он вспомнил о том, что до сих пор не представлялось ему важным. В ходе экспедиций компании люди на дорогостоящих звездолетах забирались все даль­ше в глубь этого сектора Галактики, в такие места, куда вряд ли ступала нога человека даже в эпоху расцвета Империи. Никто не мог предугадать, что их там ждет, и разместить на каждом корабле вооруженную охрану было неплохой идеей. Но затем какие-то ста­рые бабы в панталонах из Политического Совета решили, что обыкновенные нуэвамериканцы для этого не годятся. Стражу следует набирать из прирожденных воинов. В те дни торжества мира все больше лохланских отрядов оказывалось не у дел и нанималось на службу к иностранцам. Как на кораблях, так и в лагерях они держа­лись отчужденно, и до сих пор все шло нормально. Но на «Кетцале»...

— Помимо всего прочего, — заявил Ворон, — мне приходится заботиться о своих солдатах, которых ждут дома семьи.

— Но не о будущем межзвездных отношений?

— Не думаю, что эти отношения стоят того, чтобы о них забо­титься, если им так легко навредить. Мой приказ остается в силе. Прошу соответственно проинструктировать ваших подчиненных.

И Ворон согнулся в поклоне. Из своего гнездышка у него в рукаве выскользнул Зио, вонзил когти в епанчу и вспрыгнул на плечо хозяину. Тольтека мог поклясться, что кот ухмылялся. Дверь за ними закрылась.

Некоторое время Тольтека не мог сдвинуться с места. Между тем яростное крещендо напомнило ему о том, что он хотел со вкусом понаблюдать за посадкой. Тольтека оглянулся и посмотрел на экран. Благодаря изогнутой траектории корабля в поле зрения камеры попало солнце планеты — Инис. Компенсаторы притуши­ли его ослепительное сияние, и величественная корона перелива­лась, как перламутр, а щупальца зодиакальных лучей тянулись к звездам. А какие, должно быть, великолепные у этой звезды проту­беранцы! — ведь она принадлежит к классу Р и обладает массой почти в два Сола, а мощностью свечения превосходит его почти в четырнадцать раз. Но на расстоянии в 3,7 астрономических единицы был виден только диск фотосферы, занимавший всего лишь десять минут угломера. Короче, самая обыкновенная и ничем не выда­ющаяся звезда. Тольтека покрутил верньеры и снова отыскал Гвидион.

Планета явно прибавила в размерах, хотя и теперь казалась ему всего лишь выщербленным бирюзовым кружком. Скоро уже можно будет разглядеть полярное сияние и облачные массы. Континентов, как известно, там нет. Еще первая экспедиция сообщила: хотя Гвидион до поражающих воображение деталей походит на Старую Землю, он примерно на десять процентов меньше и плотнее — что вполне понятно — это молодая планета, сформировавшаяся в эпо­ху, когда во Вселенной было больше тяжелых атомов, а посему пло­щадь ее суши значительно меньше и вся она состоит из множества островов и архипелагов. Благодаря обширным и неглубоким океа­нам климат на всей планете, от полюса до полюса, мягкий. Нако­нец из-за края ее диска, как крохотный стремительный светлячок, показалась луна; диаметр — 1600 километров, а радиус орбиты — 96 300 километров.

Тольтека разглядывал фон, на котором это происходило, с бояз­ливым чувством. На таком близком расстоянии даже Млечный Путь, это громадное облако пыли и газа, выглядел всего лишь областью, где звезд было меньше, чем кругом, и они светили блед­нее. Даже ближайшая звезда — ро Змееносца — казалась какой- то смазанной. Что касается Сола, то плотная, непроницаемая для его лучей завеса скрывала этот малозначительный желтый карлик, до которого было двести парсеков, и от глаз, и от телескопов. «Интересно, что там происходит? — подумал Тольтека. — Давнень­ко мы ничего не слышали со Старой Земли».

Он вспомнил приказ Ворона и выругался.

2

Пастбище, на которое «Кетцалю» было предложено опустить свое гигантское цилиндрическое тело, находилось примерно в пяти кило­метрах от города Звездара.

Подойдя к трапу, Тольтека остановился и окинул сверху взгля­дом расстилавшуюся вокруг на многие мили холмистую долину. Живые изгороди очерчивали луга, где среди сочной травы пестрели яркие цветы, бурые поля, на которых еще только пробивались первые нежные ростки злаков, фруктовые сады, перелески и разбросанные там и сям хозяйственные постройки, казавшиеся на таком расстоянии просто игрушечными. За деревьями, очень похо­жими на тополя, искрилась на солнце гладь реки Камлот. На обоих ее берегах раскинулся Звездар; красные черепичные крыши подни­мались над внутренними двориками, сплошь засаженными цветами.

Большинство здешних дорог были мощеными, но узкими и извилистыми. Тольтека был уверен: порой дорога делала крюк лишь для того, чтобы обогнуть вековое дерево или сохранить в перво­зданном виде живописный склон холма. К востоку неровности рель­ефа исчезали, и ровный пологий склон спускался к дамбе, которая загораживала вид на море. К западу лесистые холмы становились выше и круче и закрывали горизонт. За ними высились горные пики, некоторые, судя по виду, вулканического происхождения. Над снежными шапками висело солнце. Его непривычно малень­кий размер скрадывался тем, что на него было невозможно смот­реть — так ослепительно оно светило, суммарная освещенность до­стигала величины, почти равной одному стандартному Солу. На юго-западе клубились кучевые облака, и прохладный ветерок гнал рябь по лужам, оставшимся, видимо, после недавнего ливня.

Тольтека откинулся на сиденье открытого автомобиля.

— У вас красивее, чем в самых живописных уголках моей пла­неты, — сказал он Дауиду, — и все же Нуэвамерику считают очень похожей на Землю.

— Спасибо за похвалу, — ответил гвидионец. — Хотя это и не наша заслуга, просто природные условия этой планеты, ее биохи­мические свойства и экология как нельзя лучше подходят для про­живания здесь человека. Насколько я понимаю, в большей части изученной вселенной Бог обращен к нам другим ликом.

— Хм...

Тольтека заколебался. Местный язык в том виде, в каком его записала первая экспедиция, заученный членами второй перед вы­летом, давался ему нелегко. Подобно лохланскому, он происходил от англика, между тем как нуэвамериканцы всегда говорили по- эспаньольски. Правильно ли он понял всю эту тираду о Божьем лике? Почему-то ему показалось, что это нечто большее, нежели просто религиозное выражение. Впрочем, поскольку его культура носит сугубо светский характер, ему не трудно ошибиться в трак­товке богословских терминов.

— Да, — сказал он наконец, — с точки зрения статистики раз­личия так называемых террестроидных планет между собой не так уж велики, но для рядового человека эта разница порой огромна. К примеру, мы не могли заселить один из континентов нашей планеты, пока не истребили один из видов распространенных там растений. Большую часть года эти растения были безвредны, но весной они выделяли пыльцу, содержащую вещество, которое вы­зывает у людей отравление, похожее на ботулизм.