Так, по крайней мере, надеялись основатели колонии.

Однако кто-то должен был следить за выполнением немного­численных законов, вести теледебаты, улаживать споры, присмат­ривать за деятельностью таких общественных служб, как медицина и образование, и собирать налоги, чтобы их финансировать. Всем этим занимался мэр, избираемый сроком на семь лет (четыре и одна десятая по земному летоисчислению), если только он не поте­ряет вотум доверия раньше. Терон Вулф пока не потерял.

Его офис был расположен на втором этаже библиотеки и выхо­дил окнами на Быструю речку. Зеленые воды ее бурлили под дере­вянным мостом. Правда, сейчас, когда солнце зашло, а луны еще не появились, за окном было темно. Но плеск воды доносился через открытое окошко, и вместе с ним струилась прохлада, прине­сенная рекой с заснеженных горных вершин.

Джошуа Коффин запахнул кожаную куртку. Вулф, необъятный и уютный в своей шерстяной мантии, отороченной мехом попры­гунчика, скосил глаз в сторону окна.

— Можете закрыть его, если дует, — предложил он.

Коффин сморщил нос:

— Честно говоря, я лучше померзну, чем травиться вашим таба­чищем.

Вулф взглянул на тонкую дешевую сигару, зажатую между пух­лых пальцев.

— Дайте срок, — сказал он. — Это всего лишь третий урожай табака. Грубоват он, конечно, но после стольких лет воздержания... Дайте срок, и он помягчает: лист станет мягче или почва изменит­ся — в общем, фермеры что-нибудь придумают.

— Лучше бы они пшеницей занимались, больше толку было бы. — Коффин сжал губы. — Ну да ладно, я не о том. Полагаю, вы знаете, зачем я пришел.

— Ваш сын пропал, я знаю. Мне очень жаль.

— И никто не хочет помочь его найти.

— Ну, не может быть. Мне говорили...

— Да, да, да. Мои соседи обшарили ближайшие участки про­шлой ночью и сегодня днем. И больше не хотят. — Коффин ударил костлявым кулаком по обтянутому черной брючиной колену. — Они отказываются продолжать поиски.

Вулф пригладил ладонью волосы, от которых уже мало что осталось, и водрузил на нос старомодные очки. Единственный оптик в Анкере не дорос еще до изготовления контактных линз. Мэр выпустил струю дыма и ответил:

— Если, как вы говорите, собаки потеряли след у Расщелины, а сигналов от браслета мальчика запеленговать не удалось...

Голос Коффина сделался таким же резким, как его черты. Он повернул голову к окну и уставился во тьму.

— Ничего удивительного, что собаки потеряли след, — сказал он. — Там так сыро, что запахи улетучиваются за пару часов. Но браслет не мог выйти из строя.

— Даже если — простите меня! — парнишка заблудился и попал кошаку в лапы? Зверь мог проглотить браслет целиком, а желудоч­ные кислоты...

— Чушь! — Коффин рывком повернул седую голову. Флюорес­центный свет потолка бросил тени на его глаза и прочертил на лице глубокие морщины. — Последнего крупного хищника в этой райо­не застрелили лет пять назад. Если бы один из них бродил по лесам, собаки давно бы его учуяли и подняли такой лай, что Лазарь и тот бы проснулся. Передатчик просто не может сломаться. Его рабочие части забраны сталью с тефлоновым покрытием. Он аккумулирует солнечную энергию. В сущности, это простейшее устройство, пре­вращающее беспорядочные излучения в радиоволны определенной частоты. Ночью передатчик работает на микробатарейках, которые целый день подзаряжаются энергией солнца. Переносной пеленга­тор может засечь его на расстоянии десяти километров.

— Вы напрасно мне все это объясняете, — мягко прервал его Вулф. — У меня есть внуки. — Он пригладил свою бородку. — Чем же вы объясняете неудачу с пеленгом?

— Тем, что мальчик прошел больше десяти километров, прежде чем заблудился, а потом так и не приблизился на нужное расстоя­ние к границам поиска. — Коффин ткнул пальцем в сторону мэ­ра. — А поскольку мы обыскали плато в радиусе пятидесяти кило­метров, это означает, что он спустился в Расщелину. Жена говорит, он часто сидел там над обрывом и мечтал.

— Я знаю Дэнни, — сказал Вулф, который знал всех и каждо­го. — У него слишком высокий индекс интеллекта для счастья, но он парнишка разумный. Зачем ему лезть в Расщелину? Вы ведь его предупреждали, верно?

— И не раз. — Коффин посмотрел в окно, собрался с духом и вновь повернулся к Вулфу. — Жена говорит, он был расстроен, когда уходил. Дети задразнили его, и вдобавок он забыл запереть ворота и... и боялся, что я разозлюсь, когда вернусь с поля. Если он так часто мечтал о землях, лежащих под облаками... — Коффин был не в силах продолжать.

— Да, звучит правдоподобно. — Вулф прищурился на струйку дыма, выпущенную изо рта, и добавил: — Кстати, я уже говорил по телесвязи с некоторыми из ваших соседей. Они объяснили, почему отказываются спускаться с обрыва. Риск безумно велик. Особенно сейчас, в разгар страды. Если ливни загубят урожай на корню, всей колонии будет грозить голодная зима.

— Я готов рискнуть своей жизнью и урожаем!.. — Коффин опомнился. Краска залила его впалые щеки. — Простите меня, — пробормотал он. — Грешен, каюсь. Гордыня духовная. Я взываю к вам, мэр, как... как отец.

— Давайте обойдемся без сантиментов, — довольно холодно от­ветил Вулф.

— Как вам угодно. Я готов выполнить свой долг перед мальчи­ком и считаю, что сделал еще не все, что мог. Такая формулировка вас устраивает?

— Вполне. Но чем я могу вам помочь?

— Аэробус...

— Боюсь, это исключено. Вы знаете, какие вихри там в облаках, я уже не говорю о давлении! Ни один из наших неуклюжих аэро­бусов не выдержит, они и так летают на честном слове. У нас есть несколько мощных аэрокаров в приличном состоянии, да вот бе­да — пилотов нет. Люди вроде нас с вами уже разучились управлять воздушным транспортом: нам слишком редко приходилось летать на Рустаме, и мы определенно разобьемся о скалы. Наши постоян­ные водители аэробусов тоже не справятся. Я уже выяснял. Они говорят, что в принципе могли бы спуститься на аэрокаре до уров­ня моря, если бы не надо было держаться в пределах десяти кило­метров от гор. Но ведь именно это и требуется от воздушного спасателя! Только 0‘Малли, Херцкович или ван Цорн могли бы решиться на такой сумасшедший полет, но они, как назло, ищут залежи меди в Искандрии. То есть за полпланеты отсюда. Мы не в состоянии связаться с ними даже по радио: наш передатчик мог бы послать сообщение на такое расстояние, но их приемники его не поймают, разве что случится какое-нибудь атмосферное чудо.

— Я знаю! — Коффин почти что криком прервал ровное, быст­рое и вежливое журчание голоса мэра. — Вы думаете, я не вникал в детали? Конечно же, спасателям придется идти на своих двоих.

Я-то пойду, но идти одному — типичное самоубийство. Можете вы заставить кого-нибудь сопровождать меня? — И, не скрывая не­одобрения: — Вы же отлично владеете искусством принуждения.

— Что в результате даст два самоубийства вместо одного, — проговорил Вулф, гораздо менее удивленный этим выпадом, чем ожидал Коффин.

— Люди и раньше спускались в Расщелину на несколько кило­метров, даже ниже облаков, и благополучно возвращались.

— Осторожно выбирая самые надежные тропки. Вы же помчи­тесь сломя голову, стоит вам только засечь радиосигнал. — Вулф нахмурился. — Простите меня, Джошуа, но Дэнни уже, по-види­мому, мертв. Если он и впрямь спустился в Расщелину (а склон там такой крутой, что через десять километров пути мальчик оказался бы пятью километрами ниже плато), если, повторяю, он и впрямь спустился на такую глубину, то воздух его доконает.

— Нет. Давление на глубине пяти километров действительно вызывает отравление углекислым газом у большинства людей, вы правы. Но Дэнни выносливее большинства. Его, например, ни­когда не одолевает зевота в душном помещении. И вообще, отравле­ние на такой глубине не смертельно, если только не начнется азот­ный наркоз.

— А если он спустился еще ниже? Не забывайте, атмосферное давление возрастает почти по экспоненте с приближением к уров­ню моря. Почувствовав слабость и головокружение, мальчонка на­верняка побрел дальше вниз, пока не свалился. Вряд ли он в таком состоянии сделал попытку взобраться наверх. К тому же он на­столько оголодал, что смерть была бы для него избавлением.