Холли хотелось, чтобы Эрик поспешил. Поскорее утолил томление, мучившее ее внизу живота и в грудях. А он намеренно медленно раздевал ее в тусклом свете номера, куда еле пробивались сквозь опущенные жалюзи солнечные лучи, и каждое движение сопровождал поцелуем.

Она с нетерпением наблюдала за его нарочито неспешными движениями. Вот он развязал галстук и повесил на спинку стула, потом снял туфли и носки и положил под стул.

Скорей, скорей, скорей, не видишь разве, что я умираю от переполняющих меня чувств, рвался из нее крик. Но она молчала. Кто ей объяснит, почему он способен творить с ней такое, что никто другой не мог?

— Эрик, зачем ты меня дразнишь? — не выдержав, прохрипела она.

— И в мыслях нет. Но в любви необходимо терпение. И самое сладкое в любви тоже терпение.

В постели Эрик был необычайно хорош. Даже слишком хорош. А когда их связь закончится, он снова станет туповатым, гребущим деньги светским ловеласом. Она запуталась в собственных навязчивых мыслях. А Эрик продолжал восхищать ее своим искусством, доводя почти до безумия...

— Я приближаюсь к Земле обетованной, — прохрипел Эрик.

Холли извивалась и изгибалась, намекая, что ждет, не дождется, когда же он удовлетворит голод, томивший ее. Но Эрик, будто не понимал ее намеков и упорно оттягивал момент наивысшего блаженства, играя ее волосами, лаская ее молочного цвета кожу.

И ей пришлось взять инициативу в свои руки, чтобы ускорить ход любовной игры.

— Ты не стесняешься показывать свое наслаждение. — На лице Эрика застыла сексуальная, сияющая, довольная улыбка.

Он что, обвиняет ее в чем-то? Как будто она могла сдерживать себя во время таких ласк. Неужели и это она делает неправильно?

— Предполагается, что я должна утаивать свои эмоции?

— Нет. Не меняйся! Ни в чем.

От слов Эрика ее охватило приятное волнение.

«Не меняйся!» Как долго она ждала этих слов. Чтобы хоть кто-то признал ее право на индивидуальность. Но почему это сказал Эрик, человек, которому не суждено быть с ней рядом?

Эрик — единственный мужчина, с которым она не может быть, если не изменится. Чтобы им остаться вместе, она должна бросить все, чего добивалась все последние семь лет. Отказаться от своей независимости. От карьеры. От равнодушия к мнению окружающих людей. Чтобы быть с Эриком, ей нужно приспособиться к жестким общественным правилам. Жена Эрика должна быть опорой общественных устоев, должна вызывать восхищение его партнеров по бизнесу и пользоваться всеобщим уважением. Мятежникам и отверженным, вроде нее, рядом с ним нет места.

Неужели ей придется отказаться от самой себя ради него? «Ты что, потеряла разум? — твердила она и сама себе отвечала: — Но иначе ты потеряешь сердце».

Ох, нет! Холли кусала губы, слезы жгли глаза. Она влюбилась в Эрика Олдена. Она не позволит ему уйти. Но устроит ли ее цена, которую придется заплатить, чтобы он остался?

— Я совершила плохой поступок, — выпалила Холли, едва Андре открыла в среду вечером ей дверь.

— Мы обе хороши, — сморщилась Андре.

— Что случилось? — Холли поморгала, услышав озабоченный тон подруги. Свои неприятности она отодвинула на задний план.

— Пока ничего, что я могла бы рассказать тебе, — Андре отбросила назад светлые волосы. — Входи. Поговорим о тебе.

— Но...

— Ты уже готова обсуждать свою ошибку, а я... еще нет. Хочешь мартини? У меня есть новый рецепт: ликер, мартини и малиновая водка.

— Соблазнительно, но не сегодня. Мне еще надо ехать. — И к тому же если она выпьет, то еще, пожалуй, расплачется. Холли опустилась на софу. — Свидания не принесли ничего хорошего.

— По-моему, если точнее, то ни одна из нас на аукционе холостяков не получила того, о чем мечтала. Зря мы тебя не послушались. Ты ведь, с самого начала была против.

— Андре, родная, я не знаю, что мне делать. У меня теперь на тебя одну все надежды. Хотя вряд ли ты сумеешь мне помочь.

— Нет, ты говори, говори, я внимательно слушаю.

— Не хочу втягивать тебя в свои дела. Мне, конечно, самой надо находить решение. Но я растерялась. Просто не знаю, куда еще можно пойти. — Холли внимательно изучала свои сцепленные пальцы. — По-моему, я влюбилась в Эрика Олдена.

Андре громко втянула воздух и открыла уже рот, чтобы ответить, но Холли опередила ее.

— Представляешь, какая глупость! Ведь я не смогу жить в его мире. Просто не смогу.

— Холли, ты и так живешь в нем.

— Ерунда. Мы с ним абсолютно разные люди. И вкусы, и привычки, и круг общения, и понимание смысла жизни — все разное. Нам бывает очень хорошо вместе, но чувства — вещь эфемерная. Они приходят и уходят. Нельзя строить отношения на любви. Нужны гораздо более основательные точки соприкосновения, чтобы скрепить узы между мужчиной и женщиной.

— Не знаю, почему ты отделяешь свою нынешнюю жизнь от прежней. Да, у тебя и у женщин, окружающих Эрика, абсолютно разный стиль жизни. Но ты ходишь к ним домой, и они ходят к тебе. Сколько женщин за эти годы купили у тебя витражи? Я несколько раз была на твоих классах. Холли, там между вами связь крепче, чем между стеклом и металлом в твоих витражах.

— Ты не права, — возразила Холли.

— Нет, это ты ошибаешься, если не понимаешь, что это и есть дружба. Да, несколько старых ведьм смотрят на тебя свысока, потому что ты работаешь не головой, а руками. Но другие посещают твои классы, просят тебя украсить их дома, знакомят тебя со своими друзьями и делятся интимными секретами, о которых они бы и слова не сказали «наемной работнице», как ты себя называешь.

— Ладно, может быть, в твоих словах и есть некоторая доля истины. Но... не только это меня беспокоит. Как мне быть с Джулианой? Она мне никогда не простит, что я спала с ее братом.

— Если ты сделаешь Эрика счастливым, простит.

— Будто у меня есть шанс это сделать, — фыркнула Холли. — А моя семья? Ты же знаешь, как они недовольны моим «маленьким хобби».

— Твоя семья пытается всунуть тебя в свою формочку для пудинга. Но я думаю потому, что они искренне беспокоятся о тебе.

— Ох, перестань. Ты что, серьезно в это веришь?

— Да, верю. Твоя мать заботится о твоей безопасности. А отец — человек старомодных нравов. Ему обязательно надо управлять твоими финансами, пока он не вручит тебя другому парню, чтобы тот взял управление на себя.

— Пожалуй, у отца действительно есть повод беспокоиться о моих финансах, — опустив голову, промямлила Холли.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не могла даже купить холостяка. — Она сморщилась, заметив удивленное выражение Андре. — Я прилично зарабатываю в «Стеклянной радуге», но я потратила все деньги из опекунского фонда на собак и на обновление фермы. Я согласилась на пожарного, потому что надеялась, что за него дадут больше той суммы, о которой мы договаривались. Все-таки его фотографию поместили на обложку календаря. Кто-то должен был польститься на его мышцы, не обратив внимания на то, что в голове у него не слишком густо с мыслями. Мне так не хотелось отдавать свои деньги. Но в какой-то момент торговля застопорилась. Я запаниковала. И тут Эрик предложил мне выгодную сделку: если я его куплю, сказал он, то мои деньги вернутся ко мне в целости и сохранности. А еще раньше, год назад я вложила почти все мои деньги в изобретение Лайла. Понимаешь, в какую яму я скатилась бы? Что мне оставалось делать? Вот я и ухватилась за предложение Эрика. Это избавило бы меня от долгов. Но я вовсе не собиралась ходить с Эриком на свидания. Однако Октавия подстерегла нас и загнала в угол... А потом начались свидания. Одно, второе, третье... И постепенно я, как полная дура влюбилась в него. Ну вот, теперь ты вкратце знаешь печальную историю моей жизни.

— Ох, Холли, почему ты не рассказала нам о деньгах? — В глазах у Андре светилось сочувствие, а не осуждение.

— Мне было стыдно. Я хотела справиться сама со своей бедой и доказать семье, что я не пустоголовая дуреха, не способная себя обеспечить. Я собиралась до последнего отстаивать свою независимость. Гордость не позволяла мне признать поражение.