Я еще раз вздрогнула. Ну, читаю я паршиво, а времени мало было, схватила первую попавшуюся, которая бы из-за пазухи не слишком сильно выглядывала.

— Взгляд у нее бегающий и вороватый. Пока мы в гостиной сидели, она успела оценить все лежащие там вещи и ловко все перещупать. Поверь мне, проклятие ты и без нее снимешь, но с ней ты намучаешься. И кто знает! Не подослали ли ее твои враги.

— Я подумаю, Риан. — сказал Сев, одевая шлем. По голосу я ничего понять не могла, а морду его не видела. Ну все, прощай зимние праздники, здравствуй, холодная, заснеженная улица. И где мне теперь жить? Если все ельфы такие злобные, то и у Тарна тоже не выйдет, даже на конюшне. Хотя, на что я надеялась? Конечно, не выйдет. Да и цветок этот. Дело безнадежное… Я вздохнула.

— Пошли, Марфа.

— Меня зовут Йин. — буркнула я. — Хватит меня так по-идиотски называть.

Мы вышли за дверь. Грустно и очень хрупко звякнул колокольчик. Я замялась на месте, раздумывая лезть ли мне в экипаж, ведь все равно оттуда выкинут, или сразу уйти. Было холодно. С серого темного неба сыпалась ледяная колючая крупа. Я поежилась. Ну и ладно. Интересно, в какой стороне дом Тарна…

— Пешком собираешься идти?

— Куда? — пробормотала я. — Я даже не знаю, где в этом городе ночлежки.

— Гостевая комната конечно немного нежилая, но, мне кажется, она лучше ночлежки. Да, и время обеда уже. Опоздаем. — Я недоверчиво на него посмотрела. Через шлем как всегда ничего не было видно. — Я ценю советы друзей, но это не значит, что я им всегда следую.

Когда я залезла в экипаж, услышала, как он самодовольно усмехнулся. — А все-таки с именем я угадал.

* * *

Севэриан вер Анд" наваррэ, как на альвском наречии звучало довольно неблагозвучное прозвание его рода, вошел в свою детскую комнату, в которой спал еще мальчишкой. Теперь же, появляясь наездами в старом доме, останавливался только в ней. Брат не упускал случая заметить насмешливо, что он, как древний старик не любит перемен. Возможно и так. Перемены всегда приносили если не неприятности, то изменения, к худшему или к лучшему неважно… они разрушали что-то навсегда. Но комнату он менять не собирался по другим причинам. Здесь ему было по-своему спокойно, словно его хранили отголоски старых, более хороших времен. И видят боги, спокойствие это все, что сейчас ему было нужно. Спокойствие и море терпения. Откуда бы его только взять.

Он осторожно снял шлем, стараясь не прищемить непривычные лицу кошачьи усы. Провел рукой по лицу, самыми кончиками пальцев, чувствуя, как с неприятной щекоткой приминаются тонкие кошачьи волоски. Проклял Асфиладелию и свое желание сократить дорогу именно там. Запер за собой дверь. Светильники уже горели, ярко освещая комнату, слуги позаботились. Света было даже слишком много и для того, что ему предстоит, да и просто для его ставших чувствительными глаз после превращения. Медленно, раздумывая о предстоящих делах, один за другим он пригасил почти их все. Только после этого обернулся к зеркалу. Для начала лучше полумрак, он хоть что-то скроет.

Зеркало было встроено в дверцу шкафа, матушка всегда считала, что если мальчики будут видеть, насколько они грязны и неаккуратны после своих прогулок, это заставит их соблюдать хоть какую-то чистоту. Просыпаясь по утрам, неумытый наследник рода обычно корчил в него рожи. Севэриан открыл шкаф, внутренне приготовившись увидеть в нем чудовище, и он его увидел. В зеркале отражался высокий, насупленный зверь с недовольной оскалившейся мордой, заросшей густой встопорщенной шерстью. Н-да, на кота непохож, с досадой подумал он. Он был действительно страшен аки чудище лесное, как и говорила хамоватая и невоспитанная, но хотя бы честная в суждениях… Хотя, какая она честная, о чем это он? Воровка… наверно, и к фее наведалась с намерениями разбогатеть, или что еще ее понесло в зачарованный лес. Наверняка какие-нибудь не самые законные делишки. Он слыхал контрабандисты теми местами тоже шастают. Хотя, Йин вряд ли была с ними, на контрабандистку она не тянула, но с ее воровскими наклонностями честной горожанкой тоже вряд ли назовешь. Он снова посмотрел в зеркало. Впрочем, после всего, что она говорила о его внешности, он ожидал худшего.

Руки Асфиладелии были мягкими, как лепестки цветов. Глаза Асфиладелии были яркими, как весенняя трава, когда на нее падают лучи солнца. Губы Асфиладелии были сладкими, как сахарная пудра, а обещания, манящими, как все сокровища мира. Нрав Асфиладелии был сволочным.

Он еще немного посмотрел на свою морду, покрытую дымчато-серой, а кое-где пегой с подпалинами шерстью. На слегка вытянутые, уже нечеловеческие челюсти и кошачий сплюснутый нос, а потом стащил рубаху. Под ней было еще хуже. Он был весь покрыт густой длинной шерстью. Но если на морде она была однотонная, то на теле более светлые полоски шли вдоль ребер. Как у всех этих полосатых блохастых кошек. Блохи… он опасливо почесался, пропустил длинный мягкий подшерсток на боках сквозь пальцы. Сейчас их не было, но кто знает. Нужно бы у Риана попросить какое-нибудь средство. Маг седьмой ступени как-никак.

На брюхе шерсть была более светлая и короткая. Пропорции знакомого с рождения тела тоже разительно изменились. Часть мускулов исчезла, зато он стал легче, гибче. Ощущение, будто без проблем может запрыгнуть на крышу или свернуться в клубок в любую сторону. Натянул рубаху обратно. Правильно говорят, беда не приходит одна. Ладно, с этим разберется позже, после того, как закончит с нынешними делами. Ребенка они увезли к дальним родственникам, в соседний город, но что колдуну расстояния. Старый, непреклонный, давно растерявший остатки человечности маг… На предложение денег он не соглашался, все угрозы и просьбы пропускает мимо ушей, а значит, следовало придумать что-то еще.

Его старый приятель Риан обещал помочь добыть всю подноготную о проклятом маге, но скорее всего у него ничего не выйдет. С изгнанием из города сведения о человеке обычно уничтожались, словно его никогда и не существовало, а имя его больше никогда не произносили вслух. По крайне мере, так велел древний обычай, и теперь раскопать хоть какие-то сколько-нибудь полезные сведения сможет разве что чудотворец. Других проблем тоже было много. Риан в кои-то веки не ошибся и не преувеличил, заявив, что его новая знакомка принесет ему только неприятности. Старого слугу Андреаса заперли в кладовке, предварительно облив помоями. Кто, он заметить не успел, но почему-то не сомневается. Слуга напрашивался на увольнение давным давно, он еще в детстве попортил ему с братом немало крови, но Севэриан жалел почтенный возраст, да и верную долгую службу семье. Андреас застал еще те времена, когда род был более богат и почетен, и до сих пор никак не мог избавиться от старой привычки причесывать всех под свою гребенку. Это недостойно носить, этим недостойно заниматься, этих вообще не стоит пускать на порог. Хотя они уже давно из влиятельной семьи превратились в обнищавших аристократов со старыми сомнительными заслугами и долгами отца, с которыми он и брат все никак не могут до конца рассчитаться.

Но худший долг оставил им в наследство проклятый дядюшка. Старый мерзавец очень хотел жить. Жизнерадостный и свободолюбивый в начале жизни, под конец он стал подозрительным, мнительным и помешанным на собственном здоровье. Он очень хотел жить и как можно дольше. За этим и обратился однажды к влиятельному, но отлученному от Ордена колдуну, которому было запрещено появляться в городе и его окрестностях под угрозой сожжения на костре. Обычные лекари помочь были не в силах…

Я поправлю твое здоровье, ответил чародей, я свяжу тебя невидимыми нитями с собой, поэтому ты никогда не умрешь от болезни и будешь жить настолько долго, сколько выдержит твой разум или твое тело. Но за это после твоей смерти я получаю…

Старик совсем спятил, когда согласился на это.

Отдать первенца. И неважно, что своих детей у него не было. Сошел бы и любой первый появившийся после заключения договора младенец в роду. Иркен Анд" наваррэ хотел жить, а колдун хотел получить ученика. Не пришедшего с улицы, а с самого рождения воспитанного в подчинении и уважении. Род Дубовой ветви вел свое начало от волшебника, который был дружен с альвами, не потому что особенно им симпатизировал. Просто ему, как ни кому другому, подчинялись силы природы и стихийная магия, и такая дружба была выгодна обоим сторонам. Крепкий как дуб, говорили альвы. За крепость и упертость основателя рода и было дано такое прозвание. Поэтому получить его потомка для колдуна было большой удачей. И сумасшедший родственник согласился.