— Купи тиленола, — посоветовала Сара. — Не так плохо действует на желудок. — Она снова осмотрела и прослушала девушку, пока Сэм упаковывал их вещи. Наконец осмотр был закончен. — В общем, мне нравится твое состояние, Пэм, — сказала она. — Вот только тебе нужно прибавить фунтов пять, прежде чем я снова увижу тебя.

— Но…

— И Джон привезет тебя к нам, чтобы тебе провели полное медицинское обследование, — через две недели, скажем?

— Да, мадам, — снова сдался Келли.

— Но…

— Пэм, они накинулись на меня всей бандой. Мне тоже придется пройти осмотр, — ответил Келли поразительна смиренным голосом.

— Вы уже собираетесь уезжать? Так рано? Сара кивнула.

— Вообще-то нам нужно было отправиться обратно еще вчера вечером, но, какого черта, — за ночь ничего не случится. — Она посмотрела на Келли. — Если ты не приедешь в больницу, как я сказала, я позвоню тебе и буду кричать по телефону.

— Сара, перестань. Господи, ну до чего напористая баба!

— Больше слушай, что говорит Сэм!

Келли проводил ее на причал. Двигатели на яхте Сэма уже ворчали. Сара и Пэм обнялись. Келли попытался ограничиться рукопожатием, но был вынужден сдаться, и Сара поцеловала его тоже. Сэм спрыгнул на причал, чтобы пожать всем руки.

— Не забудь про новые карты! — напомнил хирургу Келли.

— Так точно, капитан.

— Я сниму швартовы.

Розену ужасно хотелось продемонстрировать им, чему он научился. Сэм дал задний ход, работая главным образом левым винтом, и развернул «Гаттерас» в пределах его длины. Было видно, что он не забывает преподанные ему уроки. Через мгновение Сэм увеличил обороты обоих дизелей, и яхта пошла прямо от причала, направляясь к тому месту, где, как он знал, была большая глубина. Пэм стояла на причале, держа Келли за руку, пока яхта Сэма не превратилась в белую точку на горизонте.

— Я забыла поблагодарить ее, — наконец сказала Пэм.

— Нет, не забыла. Просто ты не сказала этого вслух, вот и все. Ну и как ты себя чувствуешь сегодня?

— Головная боль прошла. — Она посмотрела на него. Глаза ее были чистыми, шаги — энергичными и быстрыми. Келли захотелось поцеловать ее, что он и сделал. — Итак, чем мы сейчас займемся?

— Нам нужно поговорить, — сказала Пэм. — Самое время.

— Подожди здесь. — Келли прошел в мастерскую и принес оттуда два шезлонга, поставил и показал ей на один из них. — Устраивайся поудобнее и расскажи мне, какой ужасной ты была.

Памеле Стар Мадден через три недели должен был исполниться двадцать один год, узнал Келли, наконец услышав ее фамилию. Она родилась в рабочей семье в равнинной части северного Техаса. Выросла она под строгим надзором своего отца, моральные принципы которого были настолько строгими, что даже баптистский священник пришел бы в отчаяние. Доналд Мадден был человеком, понимающим форму религии, но не ее смысл, и был строг потому, что не знал, как любить, пил из-за неудовлетворенности жизнью — и не мог себе этого простить — и никак не мог примириться с этим. Когда его дети были в чем-то виноваты, он бил их, обычно ремнем или березовыми розгами, до тех пор пока его не охватывала жалость, что обычно происходило позже, чем наступала усталость. Памела никогда не была счастливым ребенком, но последней каплей для нее стал следующий день после ее шестнадцатилетия, когда она допоздна осталась на церковном концерте и затем отправилась вместе с друзьями на прогулку, полагая, что уж теперь она имеет на это право. Она осталась с одним парнем — это было что-то вроде ее первого свидания. Они даже не обменялись поцелуем — семья парня была почти такой же строгой, как и ее собственная. Но для Доналда Маддена все это не имело значения. Вернувшись в двадцать минут одиннадцатого вечером пятницы, Пэм вошла в дом, огни которого пылали яростью, и увидела лицо взбешенного отца и до смерти перепуганную мать.

— Слова, которые он мне говорил… — Пэм смотрела под ноги, на траву, рассказывая об этом. — Я не делала ничего этого. Я даже не думала делать это, и Алберт был таким невинным… но ведь такой же была и я — в то время.

Келли сжал ее руку.

— Ты не обязана рассказывать мне обо всем этом, Пэм. — Но она настояла, и Келли знал, что ей нужно поделиться с ним происшедшим, поэтому он продолжал слушать.

Выдержав худшую порку за шестнадцать лет своей жизни, Па-мела Мадден выскользнула через окно своей спальни на первом этаже и прошла пешком до центра унылого пыльного городка. Там она села на автобус фирмы «Грейхаунд» перед самым рассветом. Автобус направлялся в Хьюстон. Она села на этот автобус только потому, что он был первым, и ей не пришло в голову сойти где-нибудь до конечной станции в Хьюстоне. Насколько она помнила, ее родители так и не обратились в полицию с сообщением о ее исчезновении. Ряд дешевых работ, которые она выполняла, и комната еще хуже той, в которой она жила, просто сделали ее пребывание в Хьюстоне предельно несчастным, и через некоторое время Пэм решила отправиться куда-нибудь еще. У нее было немного накопленных денег, и она купила билет на другой междугородний автобус — на этот раз «Континентал трейлуэйз» — и приехала в Новый Орлеан. Испуганная, худая и юная, Пэм понятия не имела, что существуют мужчины, обманывающие молодых девушек, убежавших из дому. Едва ли не сразу ее заметил хорошо одетый и умеющий убедительно говорить двадцатипятилетний Пьер Ламарк, который предложил ей помощь и защиту, после того как покормил ее ужином и выразил сочувствие. Через три дня он стал ее первым любовником. А еще через неделю жестокая пощечина заставила шестнадцатилетнюю девушку лечь в постель с торговцем из Спрингфилда в Иллинойсе, которому Пэм напоминала его собственную дочь — причем до такой степени, что он нанял ее на весь вечер, заплатив Ламарку двести пятьдесят долларов. День спустя Пэм высыпала себе в горло все таблетки, что нашла в одной из коробок Ламарка, но это вызвало у нее всего лишь сильнейший приступ рвоты и жестокую порку за неповиновение.

Келли слушал ее рассказ с безмятежным отсутствием эмоций, с немигающим взглядом и ровным дыханием. Внутри его, однако, все так и бурлило. Девушки, с которыми он спал во Вьетнаме, маленькие, похожие на детей, и несколько проституток после смерти Тиш ему даже не приходило в голову, что этим молодым женщинам может не нравиться их жизнь и работа. Он даже никогда не задумывался об этом, воспринимая их притворную страсть как истинные человеческие чувства — ведь разве сам он не порядочный, не честный человек? Но он платил за услуги молодых женщин, чья общая история вряд ли чем-нибудь отличалась от рассказанной Пэм, и стыд горел внутри его подобно факелу.

К девятнадцати годам ей удалось убежать от Ламарка и трех других сутенеров, всякий раз попадая от одного к другому. Один, в Атланте, наслаждался тем, что порол своих девушек на глазах клиентов, обычно пользуясь электрическими проводами. Другой, в Чикаго, приобщил Пэм к героину, надеясь обрести надежный контроль над девушкой, которая казалась ему слишком независимой, но она ушла от него на следующий день, доказав его правоту. Она видела, как другая девушка умерла прямо на ее глазах от дозы чистого героина, и это напугало ее больше, чем угроза избиения. Не имея возможности вернуться домой — один раз она позвонила туда, и ее мать бросила трубку еще до того, как Пэм успела попросить о помощи, — " — и не доверяя общественным организациям, которые могли направить ее по иному пути, она оказалась наконец в Вашингтоне — опытная уличная проститутка, пристрастившаяся к наркотикам, помогавшим ей скрыть, что она думает о себе. Но недостаточно тщательно, и это, подумал Келли, оказалось, возможно, тем, что спасло ее. За это время у нее было два аборта, трижды она заболевала венерическими болезнями и четыре раза арестовывалась, хотя ни разу ее дело не передавалось в суд. Пэм плакала, и Келли придвинулся поближе, чтобы сидеть рядом с ней.

— Теперь ты видишь, какая я на самом деле?

— Вижу, Пэм. Ты действительно очень мужественная девушка. — Он обнял ее за плечи. — Милая, все в порядке. Каждый может совершать ошибки. Требуется мужество, чтобы понять это и изменить свою жизнь, но особенно трудно найти в себе решимость рассказать об этом.