… опять за стенкой кто-то плохо спит.

***

Провизор пьёт от горя, он с июля

Ворует морфий для больной жены.

«Мы доживём до моря, слышишь, Юля!»

...как будто здесь покойники нужны...

2011 г.

Говорить – обезвоживать реки пространства

Электрическим треском озвученных литер,

Заводно, попугаисто, с долей жеманства

Повторять: а Вы любите Кафку? А Питер?

Про себя, с раздражением: Кафка-булавка,

Питер – буль, дог, терьер, что ни угол, то лапу

задирает, дождливый. Скулить или гавкать

В унисон, или?.. Окна лимонные лампы

Обнимают и греют квадратные плечи,

Ты один в чёрных, масляных лужах колодцев.

Всадник с Ангелом грянут с высот: Человече!

Человечек! – презрением вслед инородцу

Капнет с невской губы... И откуда упорство

Возвращения к тем неприятным свиданьям?

Тяга, травма... Трамвайно-имперское снобство

С одиночеством Кафки в гранитном слиянье.

2010 г.

Гашёной кайзеровской маркой

вцепиться в серый френч конверта:

– Как у Ремарка?

– У Ремарка

не о любви, о муке смертной

на тонкой ножке отреченья

от веры в призрачное «будет»,

от молока и от печенья

спокойных, довоенных будней.

Я никогда тебе, родная,

не подарю осенний ладан

цветов кладбищенских.

– Я знаю…

Но кальвадос оставим?

– Ладно…

2011 г.

   "Видно, мой ангел-хранитель — одна из ворон..."

                                 И.Лиснянская

«…оспади! Опять воронья свара!» –

В утро из окошек бледнолице

То один разбуженный, то пара

Заспанных выглядывают. Спицей

Тополь размешал обрат тумана –

К оттепели, видимо. Зевая,

Отворяют в кухне вены кранам

Люди, чтобы чаять… Я ломаю

Пуговицу утренней таблетки

Надвое и, тоже, чайным свистом

Пробавляюсь, греясь. В птичьей клетке

Пусто, только жердочка солиста

В извести помёта. «Детка, детка,

хочешь печенюшку?» – Мой хранитель

Пристально разглядывает ветку

Дерева, развитием событий

Увлечён. Вороны рвут остатки

Нервов, полбатона из пакета…

«Ангел мой, не слушай этих гадких,

Чёрных! Ты же белый…»

Но галета

Сухо простучала об пол,

Белый

Распростёр крыло дугою-аркой

И в лицо мне весело и смело

По-вороньи, с вызовом, закаркал…

2011 г.

...без ума изумишься, не ведая,

поскользнувшись на счастье банановом,

что с ним делать, что делать с ним?

Бедная

Акулина, по мужу Баранова…

Грабли-трабли!

Раб ли раб?

Осторожность не поможет,

отрасти хоть сорок ножек.

Раб – не раб ли,

Граблигра!..

Сирень, ты, мой сирень,

душистыя печали

не чуточку, а всклень

налей, чтоб не скучали

скамеечка в саду,

гармоника за речкой.

...ой, што-то, не в ладу

я со своим сердечком!

…разрешите, Наталья Степановна,

предложить Вам на плечи пинжак,

потому как свежает…

Я заново

вопрошаю: «Наташ, ну, так как,

сочетаемся в мае сиреневом?

Ничего, буду маяться рад...»

…на углу Пролетарской и Ленина

взмыл марьяжный король-транспарант…

2012 г.

Ох, и круто заваривал лето в июне Бог!

Богородицы травка да милой ромашки цвет

Так сомлели, что утренний мой венок

До заката рассыпался. Был и... нет.

***

Хоронили Марусеньку (ой, утопилась!),

Причитали, рыдали на все лады.

И на что ей вдобавок, скажи на милость,

Столько мутной, солёной, чужой воды?

***

Падала в тр аву,

думала: лепо!

Главное – вот,

а неглавное –

там,

за горизонтом,

где всякое лето

птицам привольно,

тесно крестам.

***

– Мама, не спишь? Посмотри, из села,

Ангел Марусину душу уводит…

– Это черёмуха в ночь расцвела.

– К похолоданию?

– Вроде бы. Вроде…

2012 г.

«Гули-гули…» – девочка моя

Щедро крошит бургер голубицам.

В луже у Макдоналдса искрится

Мёртвая улыбка декабря.

Голуби, ворча, склюют кунжут,

Ангела смахнут крылом на взлёте

С плечика на лёд. Увы, в работе

Ангельской ни грамма куражу,

Горние уставы не велят

В зимнем небе турмана кульбиты

Вытворять, титаново отлиты

Правила на вечностный подряд:

охрани детей, кормящих птиц,

птиц, клюющих с нежных рук,

и взрослых,

кто плетёт, срезая ивам косы,

клетки для детей и голубиц…

2011 г.

Глумились, били, цыкали слюной

и Рыжей Магдой звали меня. Крашенки

катились по земле. Фома слепой

ступай, просил, ступай отсюда, Машенька.

А я как закричу, как завизжу:

– Не трогайте меня руками, сволочи!

Я – свечка божия, с утра у стен сижу.

Пусть дух мой спит пока еще, но полночью

сойдёт Огонь Небесный на меня

и фитилек займётся алым цветиком

вблизи Престола... Стану я ронять

свой чистый воск по капле, мелким крестиком.

Давили с хрустом крашенки глупцы,

входили в раж, кружились в дикой заверти,

когда из-под сапог у них: цып-цып…

цыплята разбегалися по паперти.

2008 г.

Тот, у кого две кожи,

("скрип да поскрип" – вторая)

За голенищем ножик

Вострый держал и лаял

Кашлем. Он злую силу

Прятал в платок кровавый.

Мы ж его и просили,

И умоляли: – Павел!

Не сотвори глумленья,

Образ не стерпит сраму.