— Что парень думаешь, что тут делает такой тип как я, — спросил он сразу в лоб и, дождавшись кивка, пробормотал, — вопрос вопросов, но вот если тебе рассказать всю историю, довольно-таки поучительную, то все станет ясно.

— Да ладно тебе, Глорин, — Влад приобнял Алексея, подталкивая его к дому. — Парню отдохнуть надо, мысли привести в порядок, а потом уже басни слушать.

Гном надулся, но промолчал, и они все двинулись в дом.

Позднее ему рассказали появление Глорина сына Давина в корпусе. После того, как он пал в неравном бою против тысячи гоблинов, как он утверждал, его душа отправилась в подгорный рай, где его предки восседали на золотых тронах, где текли реки отборного вина, а пир постоянно стоял горой, ну и всякое там другое.

— Короче, через несколько лет скучно мне стало, — объяснял гном, — вот я и решил посмотреть, что там твориться за пределами этого места.

Короче, после долгих странствий по разным там местам, каким правда он не стал уточнять, он оказался на дороге, где его, ошалевшего от своего путешествия, нашел Ральф и предложил либо остаться в корпусе, либо возможность перерождения в его мире.

— Я предпочел остаться — гном вздохнул.

Комната, которую ему выделили, была небольшой, но уютной и светлой, вдоль одной стены располагалась кровать, вдоль другой стоял шкаф и письменный стол с терминалом компьютера, третья стена была наполовину прозрачной и смотрела на реку, мебель была вполне современной и привычной и только впоследствии, он узнал, что она подстраивается под воспоминания и прихоть живущего в комнате.

Окинув все это добро взглядом, Алексей вопросительно посмотрел на Влада, но тот только пожал плечами.

— А что ты ждал, мы все-таки остаемся людьми, а каждому человеку иногда нужно уединиться. — Он вздохнул и похлопал парня по плечу — Пойми, не смотря на все, ты человек, хотя сейчас и состоишь из несколько другого теста, но как не странно даже здесь иногда хочется спать и есть, хотя, если честно, все, что ты тут видишь, лишь адаптация нашего восприятия реальности.

Звон входного зуммера заставил его вернуться из мира воспоминаний.

— Войдите.

Дверь скользнула вбок, и в комнату ворвался рыжий вихрь.

— Ну что, курсант, собрался, — спросила Лиска, плюхаясь на кровать. — Ты бы хоть одежду поприличнее изобразил, не все же время таскаться в джинсах и кофте.

Алексей поморщился. Лиска прекрасно знала, что смена внешности всегда давалась ему с большим трудом и его нынешняя форма стоила его учителям кучи истраченных нервов (если у них они были) и с тех пор он старался не экспериментировать. И хотя Лиса и сама порядочно помучилась с его обучениям по воплощению, все равно не оставляла возможности поддеть его.

Алексей вздохнул и, открыв шкаф, достал курсантскую форму.

— Сегодня официальный день, так что я не буду мучиться.

— Везет тебе, а я вот еще не выбрала наряд, — Лиска притворно вздохнула и на ее теле замелькали наряды, со скоростью пулемета сменяя друг друга.

Раньше Алексея бы это наверняка заинтересовало бы, но за последнее время он насмотрелся такого. И хотя некоторые из мелькавших нарядов были чересчур откровенны, а иногда их вообще не ощущалось, вид обнаженного Лискинного тела не вызывал в нем желания, хотя он и признавал, что оно, то есть ее тело, довольно привлекательно.

Он вспомнил, как впервые увидел Лиску, купающуюся обнаженной, благо из окна его комнаты открывался прекрасный вид на реку, а молодой ангелессе вздумалось плескаться как раз напротив, и небольшой пляжик, расположенный перед домом, был из его окна, как на ладони. По началу он даже испугался своей реакции, подумав, что все чувства к прекрасной половине человечества им утрачены, но, прислушавшись к себе, понял, что они просто изменились. Исчезла пошлость, но зато усилилась нежность и чувство прекрасного, по крайне мере так он определил это для себя. Тогда он смотрел на плескающуюся Лиску ни как на объект вожделения, а как на нечто прекрасное, так как ребенок смотрит на свою мать, так как художник любуется прекрасным цветком, и чувство странной нежности захлестнуло его.

— Странное чувство.

Он обернулся и увидел Влада, стоявшего в проеме двери.

— Знаешь, когда после того как я стал таким, впервые увидел женщину-ангела, эти чувства поразили меня, но со временем я привык, тем более, когда я понял, что такое ты чувствуешь только к понравившимся женщинам, хотя и в отношении с другими есть нечто подобное. — Он вздохнул. — Вот так всегда, потеряв одно, мы приобретаем другое.

— Влад я…

Он усмехнулся.

— Не надо, Алексей, твои чувства у тебя на лбу написаны, а Лиска нам с Глорином как сестра, не обижай ее.

— А какие чувства мы еще приобрели? — Алексей с трудом оторвался от созерцания плюхающейся Лиски.

— Многие, — Влад почесал в густой шевелюре, — Телепортация, левитация, телекинез. Да разные, все зависит от способностей, некоторые вытворяют такое, что и супермен позеленеет от зависти.

Он подошел к Алексею и положил руку ему на плечо.

— Пойми, я тебе уже сотню раз это говорил, но повторюсь, мы сейчас состоим из другой материи, но мы остаемся людьми. Хотя, еще одно поистине необычное чувство мы приобрели.

— Какое.

Влад подошел к окну и уперся лбом в стекло.

— Чувство боли и горя, чужой боли и чужого горя. Это проявляется там, в том, обычном для нас мире. Ты чувствуешь боль людей, их мольбы и собственную беспомощность. Ты помогаешь сотням, а другим тысячам не успеваешь. Многие не выдерживают и уходят за дверь. Вот и моя любимая не выдержала.

Влад резко повернулся и вышел.

Вот тогда Алексей узнал еще одно свойство ангелов, они могли плакать.

Они стояли, построившись в одну шеренгу по периметру центрального зала университета, где прямо перед ними возвышалась специально возведенный помост, на котором сейчас располагались все преподаватели. Позади строя выпускников на балкончиках расположились представители отрядов, куда входили студенты. От его группы была только Лиска, так как Влад с Глорином отправились с утра на задание, хотя первоначально присутствовать на церемонии хотели все.

— Что мы ждем? — Алексей толкнул легонько соседа.

Тот пожал плечами.

— Не знаю.

Неожиданно заиграли трубы, и над помостом возникло свечение, которое после исчезновения оставило на нем двух человек одетых в белоснежные одежды.

— Ого, — его сосед вытянул шею, — сам Старейшина со Смотрителем пожаловали.

Алексей удивленно посмотрел на него и сам принялся рассматривать новоприбывших.

Один из них был убеленным сединой старцем похожим на того, которого он видел в зале во время прибытия, разве только без трубки и шляпы. Второй был мужчиной лет сорока, с длинными белыми волосами, падающими волнами на плечи и лицом похожим на Гойко Митича, актера игравшего индейцев в старых фильмах, в его фигуре, манере поведения и движениях ощущалась мощь и бурлящая внутренняя сила, тогда как старец излучал спокойствие и покой.

Алексей вспомнил урок истории об основании университета, который им преподавал Арман, сухенький старичок в пенсне, бывший тут архивариусом и хранителем старины, как он себя сам называл. Глядя на него, Алексей постоянно удивлялся тому, что при всех возможностях многие предпочитают оставаться такими, какие они были при жизни. На этот вопрос Влад только пожал плечами и пробормотал что-то о свободе выбора, а Глорин выразился проще:

— Каким ты себя чувствуешь, так и выглядишь. Я вот чувствую себя бородатым, невысоким гномом, так и выгляжу, а как почувствую кем-то еще, ты сразу узнаешь, — он усмехнулся. — Точнее увидишь.

Так вот Арман в своих рассказах часто упоминал Старейшину, как одного из основателей данного университета и из этих рассказов выходило, что ему не менее пары сотен тысяч лет.

— И Он еще не ушел через "дверь"? — спросил один из студентов. — Нам наши кураторы все уши прожужжали, что человек со временем устает от ангельского существования и уходит дальше, чтобы переродиться. И я думаю, что они правы, мне постоянно не хватает многих моих земных ощущений.