Оникс посмотрел на каждого из нас, на одного за другим, наслаждаясь тем, что мы понятия не имели, о чем он говорил.
— Изгнанник явился к Грегори как видение. Использовав его воображение, чтобы ввергнуть его в состояние хаоса, а затем нанес раны, которые он нашел… — уголки его рта поднялись, — забавными. Впоследствии, изгнанник вылечил Грегори, и позволил ему жить с верой, что он получил духовную связь с небесной властью, когда на самом деле… — он замолчал и жестом показал рукой на меня. Я забыла, что ему нравилось участие зрителей.
Я нервно сглотнула:
— Он сделал все тоже самое, что Феникс сделал со мной.
Оникс кивнул:
— Он достиг продолжительной физической связи между Грегори и изгнанником. Изгнанник, конечно, планировал использовать эту новую силу, чтобы помочь повернуть потоки. Но, к сожалению, этого не случилось. Когда Грегори обнаружил обман, он не уступил требованиям изгнанника и выносил боль от ран каждый раз, когда они повторно открывались. Тогда это было самое трудное время. Религиозные типы были менее покорными, чем сегодня, — еще один преднамеренный вздох.
Я невольно покачала головой.
— Это была амбициозная задумка. И если бы это сработало, то стало бы отличным оружием. Даже в усеченном варианте.
— Почему? — спросила я, чувствуя, как сжимается мое горло.
— Поскольку это, в конце концов, привело к смерти Грегори. Его раны постепенно истощили его силы и забрали жизнь.
Стеф сделала шаг вперед:
— В тринадцатом веке?
Оникс поднял бровь.
— Да, — сказал он, подозрительно смотря на Стеф, как будто впервые увидел ее.
— Ты говоришь о Святом Франциске Ассизском, не так ли? Он умер после страдания от пяти зверских ран чуть больше, чем за два года, — Стеф посмотрела на меня, позеленев. — Он носил стигматы.
Она кипела.
Оникс был в недоумении, как и все в комнате. Стеф была главным умником. Оникс явно не ожидал, что кто-то испортит развязку его истории.
— Ты не очень умный человек? — фыркнул он.
— Отвали, — начала Зои, — это звучит, как ушат дерьма. Стигматы? Раны распятия на кресте? У Вайолет таких нет.
— Нет, у нее есть мои раны, — сказал Оникс гордо. — Они — просто другая версия. Раны Азисского были символически нанесены ему в начале, как и у Вайолет, и потом они зажили.
При исцелении ран изгнанник фактически дает частичку своего бессмертия жертве, в этом случае Грегори, как и продемонстрировал Феникс. То, что он дает, он может и забрать.
Оникс поднял руки и почти поклонился.
— Боже мой, — прошептала я про себя, — он собирается убить меня.
Медленно.
Оникс услышал меня.
— Кажется вполне вероятным, — сказал он, довольно откидываясь обратно на диван.
— Мы убьем Феникса первыми, да? — просил Сальваторе, и Стеф кивнула.
— Можешь попытаться. Возможно, это сработает.
— Ты лжешь, — сказал Сальваторе, глянув на Оникса, а затем повернувшись к Зое. — Он лжет.
— Что ты нам не рассказываешь? — спросила Зои.
— Две рубашки Армани, одна белая в полоску, другая цвета древесного угля… И… — Оникс провел рукой по подбородку, — … электрическая бритва. Дорогая.
— Как насчет того, что я буду бить тебя по лицу, пока ты не скажешь нам все, что знаешь? — предложил Спенс, делая несколько грозных шагов к Ониксу.
— Парень, — сказал Даппер. — Он будет только счастлив, если ты его прикончишь.
Ты не выиграл бы в любом случае.
Спенс посмотрел на меня… даже сейчас… я не могла вполне прийти в себя, чтобы думать о том поцелуе.
— Я отдам тебе их завтра, — сказала я.
— Думаешь, твой Линкольн когда-нибудь простит тебя? — спросил Оникс.
— Что? Он… Феникс сделал это. Это не я. Линкольн… он поймет, — сказала я, проглатывая слова, которые пыталась сказать себе, видя, как он выходил из клуба.
— Я не имею в виду сегодня вечером… хотя это не поможет вашему делу.
Я тяжело сглотнула. Это был не первый раз, когда Оникс поднимал этот вопрос.
Последний раз был до того, как он ударил меня.
— Ах. Я вижу. Это тебя тоже беспокоит? Запретная любовь из-за благих намерений. А вдруг борьба примет другой оборот?
— Заткнись, Оникс, — сказал Даппер. Странно, Оникс, казалось, отреагировал и передвинулся.
Я благодарно посмотрела на Даппера. Оникс специально припомил, что я спала с Фениксом, и что это сделало Линкольна…несчастным.
— Очень хорошо. Теперь у Феникса есть с тобой физическая связь. Мало того, что он может вернуть раны, которые я оставил, также он — тот, кто их удерживает.
Если что-то случится с Фениксом, если его убьют, или, как ты называешь это, «вернут», то… Он потянулся.
— Я умру.
— Это кажется неотвратимо вероятным.
— Иисус, Мария и Иосиф, — сказала Стеф, а Спенс и Зои выругались.
— Это не хорошо, — сказал Сальваторе, качая головой.
Даппер молчал.
Оникс улыбнулся, наслаждаясь своей версией аплодисментов, пока его взгляд не остановился на мне. Моя грудь напряглась, и каждый вдох давался тяжело.
Мы смотрели друг на друга, и в тот краткий момент, когда он удерживал мой взгляд…
… мы разделили молчаливую истину между нами.
Это было просто невероятно.
Если Феникс умрет… умру и я.
Глава 13
«Мысль, даже возможность, может разрушить и преобразить нас.»
Фридрих Ницше
Я надеялась, что утром искусство поможет мне. Даст немного отвлечься на несколько часов. Но я не смогла даже правильно смешать цвета.
Однажды он сказал, что любил меня. Это была частью игры, в которой он хотел увести меня у Линкольна. У него это получилось. Я ещё никогда не чувствовала себя такой одинокой.
Теперь, опять же благодаря Фениксу, я уверена в своей погибели.
После всех событий прошлой ночи, к тому времени, когда я вернулась домой, было поздно. Я долго не могла уснуть, слишком живы были воспоминания о моей почти смерти. Но это было не только из-за нервов, а из-за отсутствия чего-то еще.
Кого-то еще.
Я надеялась все время, которое мы были у Даппера… и слушали рассказы Оникса о моей гибели,
… что Линкольн может вернуться. Что он сможет понять — я никогда бы не поцеловала Спенса. Я даже надеялась, что Магда, возможно, поговорила с ним.
Принятие желаемого за действительное. Но Линкольн… он знал меня. Конечно, он знал, я не стала бы…
Даже при том, что я спала с темным изгнанником!
И в этом была моя проблема — голос правды похороненный глубоко внутри.
Тот, кто всегда рисует картины основными цветами, не трудится смешивать их.
Оникс был прав. Я посадила семена сомнения, а Финикс их теперь орошал. У меня были свои причины, но ничто не изменит факта, что Линкольн, вероятно, никогда не простит меня, и что жертва, необходимая, чтобы быть вместе, будет больше, чем он сможет вынести.
У него была своя проблема — у меня своя.
Я пожертвовала всем, чтобы спасти Линкольна. Но сейчас я боялась, что рискнуть остаться без своих способностей и силы — это не то, на что Линкольн мог решиться. Даже ради того, чтобы быть со мной.
Я едва сделала мазок на мольберте, к тому времени как прозвенел звонок на перерыв. Когда я начала собирать вещи, ко мне подошла моя учительница по рисованию.
— Вайолет, в последнее время ты не очень собрана. Я знаю, у тебя есть другие предметы, на которых стоит сосредоточиться, и список общественных мероприятий, которые нужно посетить, но, если ты все еще планируешь всех впечатлить, а я знаю, что ты поступила на Фентонский курс, тебе стоит начать снова включаться в искусство.
Я сделала глубокий вдох, истощенная своей внутренней борьбой.
— Я знаю, мисс. Я буду лучше стараться. Я действительно хочу хорошо проявить себя на Фентонском курсе.
— Ну, если обстоятельства таковы, то ты должна это сделать! — Сказала она голосом, которым могут говорить только учителя, что-то между родительским и заставляющим чувствовать вину. Это сработало.
В кафетерии я взяла салат, булочку и плюхнулась на своё обычное место.
Когда стул рядом со мной отодвинули и шваркнули поднос, я даже не подняла головы. Я думала, что это была Стеф.
— Господи, Эден… ты никак не проснешься?
Я подскочила на сиденье и увидела смеющегося Спенса.
— Что? Что ты здесь делаешь? — я оглянулась вокруг. — Ты думаешь, я снова попаду в беду?
Он нахально подмигнул, и его улыбка сделалась еще шире:
— Гламур.
Я снова оглядела комнату и поняла, что никто не замечает его присутствия, хотя он не был одет в школьную форму и явно не учился с нами.
— Так чо ты здесь делаешь?
— Кроме лечения жуткого похмелья. Я пришел проветриться, — сказал он, расправив плечи. Похоже, уходить он не собирался.
— Ох, — выдавила я едва слышно.
— Слушай. Много плохого случилось прошлой ночью. Но ты-и я-и-мы-грязно-танцуем-на-танцполе — можно записать в хорошие воспоминания?
Я покосилась на него:
— Спенс. Ну ты и сказанул.
Он пожал плечами.
— А почему бы и нет? — Он поднял брови и ждал. Он действительно не собирался уходить.
— Хорошо. Слушай, дело не в том, что я не хочу… Я думаю, ты очень милый и все такое… Я имею в виду… Это было не плохо, но… Черт… Ты мне просто…
— Нравлюсь, как друг? — предложил он, улыбаясь.
— Да.
— Все нормально. Я понимаю. Это был не совсем мой выбор, ты же знаешь. Не пойми меня неправильно. Ты целуешься как маньячка — ни один парень в здравом уме не будет разочарован после такого — я имею в виду…
— Спенс! — перебила я его.
— О, да. Прости. Я говорил о том… что это хорошо. Мы — друзья. Тот факт, что мы страстно целовались, ничего не меняет. Ладно?
Я кивнула, радуясь, что, по крайней мере, одно из моего опасения не собирается перерасти в серьезный кризис.
Тут Стеф подвинула стул и села по другую сторону от Спенса.
— Привет, — сказал Спенсер. — Что ты здесь делаешь?
— Эй! — я подскочила. — Почему она тебя видит?
— Это дело выбора. Сейчас я создаю гламур для тех, кто не знает меня. Никому ведь нет дело до неприметной и курящей девочке в школьной форме, сидящей рядом с тобой на обеде.
— Курящей? — Спросила Стеф.
— Эй, некоторые вещи просто естественны, — Спенс развел руками. — Для меня трудно скрывать врожденную сексуальность, не важно в какой я форме.