— Ваше превосходительство, вы прекрасно играете, — позволил себе заметить я.

— Благодарю, вас, — ответил он с улыбкой.

Я закатил глаза и, приложив руку к сердцу, начал петь арию из «Летучего голландца».

Как я уже сказал, в тот день я чувствовал себя на седьмом небе. В середине фразы я остановился с виноватым выражением лица.

— Извините меня, ваше превосходительство. Сэр Хью улыбнулся и кивнул.

— У вас неплохой голос. Похоже, что вы учились.

— Да, ваше превосходительство, я учился в стамбульской консерватории.

Сэр Хью взял несколько аккордов и улыбнулся. Я сразу узнал знакомую мелодию. Положив руку на рояль, я запел:

In einem Bächlein helle, da schoss in froher Eil,
die launische Forelle vorüber wie ein Pfeil…

Посол аккомпанировал превосходно. Он вел мой голос, как настоящий музыкант.

Нет, он, конечно, не подозревает меня.

Ich stand an dem Gestade und sah in süsser Ruh,
das muntere Fischleins Bade im klaren Wasser zu.

Музыка унесла нас далеко-далеко. Комнату заполнили чудесные звуки.

Doch plötzlich war das Wasser trübe,
und eh'ich mich's versah…

Песня кончилась. Каждый из нас расточал комплименты другому. Выйдя из гостиной с пустым стаканом, я решил, что у меня нет причин бояться посла.

Он играл более часа. Музыка разливалась по всему дому. За это время я успел сфотографировать несколько документов. В одном из них упоминалось, что 14 января 1944 года должен быть произведен налет авиации союзников на Софию.

Выйдя из своей комнаты, я неожиданно натолкнулся на Мару. Посол все еще играл.

Она стояла у служебного входа с коляской, в которой барахтался ребенок Басков.

Я строго посмотрел на нее: она ведь никогда раньше не бывала здесь.

Мара склонилась над ребенком:

— Вот где работает твой папочка…

По-прежнему склонившись над ребенком, она взглянула на меня. Я заставил себя улыбнуться и сделал вид, что заинтересовался ребенком, и даже поиграл с ним двумя пальцами.

— Какая ты стала большая! — воскликнул я. Мара заулыбалась.

Затем тихим, сдавленным голосом она сказала, что слышала, как мистер Баск сказал жене, что из Лондона только что прибыли несколько агентов секретной службы.

Я потрепал щечку ребенка, и Мара медленно пошла за коляской.

Итак, она предупредила меня.

Я потерял счет времени с тех пор, как начал играть в опасную игру. Тогда была осень, а теперь уже зима. Я не замечал, как одна за другой бежали недели. Для меня все дни были похожи один на другой. Я жил в постоянном нервном напряжении. У меня в жизни не было ничего, кроме безумной жажды денег, риска и страха.

Стоял январь. Тепло укутанный ребенок с румяными от мороза щечками напомнил мне о том, как быстро идет время.

Я поспешил в свою комнату, собрал деньги, пленку, приспособления для фотографирования, прикрыл все это фраком посла, к которому пришил несколько пуговиц, и спрятал все это под лестницей.

Теперь, когда под ковром денег не было, я впервые почувствовал ничтожность всего того, что я сделал.

Мара предупредила меня вовремя.

Когда сэр Хью позвонил мне, в его кабинете находились еще три человека. Когда я вошел, двое оценивающе посмотрели на меня и потом долго, внимательно рассматривали меня с профессиональным недоверием. Третий сидел на корточках в углу. Там находился хорошо замаскированный сейф, который он, видимо, исследовал.

— Принесите, пожалуйста, нам кофе, — сказал сэр Хью. Тон его голоса был, как и обычно, дружелюбный.

Интересно, думал я, эти три агента только что прибыли или же давно находятся в доме? А что, если сэр Хью просто умышленно задержал меня в гостиной у рояля, чтобы эти люди могли спокойно обыскать мою комнату?

Когда я подавал им кофе, все они, как мне показалось, испытующе смотрели на меня.

— Сколько времени вы уже служите у меня, Эльяс? — по-французски спросил меня сэр Хью.

— Три месяца, ваше превосходительство.

— Я им очень доволен, — пояснил он по-английски. Все трое молчали.

Один из них сказал мне по-английски:

— Принесите молока, пожалуйста. — Хорошо, — ответил я.

— И сахару, — добавил он по-немецки.

Я уже собирался дать понять ему, что понял его, по в последний момент сообразил, что это была ловушка. Я тихо сказал по-французски.

— Прошу извинить меня, сэр, я с трудом понимаю по-немецки. — Я посмотрел сэру Хью прямо в глаза и добавил: — Я только знаю слова из некоторых немецких песен, но не знаю, что они означают.

Сэр Хью подтвердил это взглядом.

— Принесите еще сахару для джентльмена, — сказал сэр Хью по-французски. Он, как я понял, не одобрил подобных неделикатных методов, которыми пользовалась секретная служба.

Я принес сахар, хотя его и без того было вполне достаточно. Мне с трудом удавалось сдерживать дрожь своих рук.

Я назначил свидание с Мойзишем.

Чтобы связаться с ним по телефону, мне пришлось затратить в этот раз больше времени, чем обычно. Вероятно, у Мойзиша был новый секретарь.

— Говорит Пьер. Могу ли я поговорить с господином Мойзишем?

— С кем вы хотите говорить?

— С господином Мойзишем. Скажите ему, что с ним хочет поговорить Пьер.

У нее был приятный, чистый голос, но, видимо, за- медленное восприятие.

— Пьер? — спросила опа с улыбкой. — Какой Пьер? Вероятно, ей хотелось пофлиртовать с неизвестным

абонентом, но у меня было неподходящее для этого настроение.

— Просто Пьер, — серьезно сказал я. — Соедините меня, пожалуйста.

— Хорошо, — недовольно сказала она.

У нее в самом деле был очень приятный голос, и я даже пожалел о своей резкости.

— Я сегодня не в форме, — пробормотал я, но в ответ услышал голос Мойзиша, и мы договорились о встрече.

Мы, как и обычно, ехали по пустынным улицам.

— Они пустили по следу своих агентов, — сказал я Мойзишу.

— Вы уверены?

— Да. Их специально пригласили из Лондона!

— Тогда все усложняется. Вы, видимо, захотите на какое-то время прекратить свою работу?

Я пожал плечами:

— Надо выждать. Они обыскали комнаты всех слуг.

— Значит, не только вашу?

— Я не знаю, были они в моей комнате или нет. Но Мустафа жаловался, что кто-то рылся в его вещах. В моей комнате они не оставили никаких следов.

— Значит, у них пока нет подозрений.

— Фотоаппарат и деньги надежно спрятаны.

Я протянул Мойзишу пленку, а он вручил мне деньги, полагая, что это, может быть, в последний раз.

— Один из них обследовал замаскированный сейф в кабинете сэра Хью, — сказал я.

Мойзиш внимательно посмотрел на меня.

— В таком случае, они даже не знают, каким образом происходит утечка их секретов, — сказал он, ободряюще улыбаясь.

— Почему вы так думаете?

— Потому что они, по всей вероятности, ищут спрятанные микрофоны. Если они обследовали сейф, значит, они подозревают, что где-то скрыты микрофоны. Они и не предполагают, что в данном случае следует искать фотоаппаратуру.

Его предположение несколько успокоило меня. Нервы мои были напряжены до предела, и я готов был ухватиться даже за соломинку.

Я нервно засмеялся:

— И сэр Хью, и я немножко нервничаем. Но у каждого на то свои причины. Сегодня мы музицировали, и это придало нам обоим силы идти вперед каждому своей дорогой.

Мойзиш как-то странно посмотрел на меня. Он, видимо, решил, что я схожу с ума. Я ухмыльнулся.

— Я пою, а он аккомпанирует мне на рояле. Если эти ребята найдут спрятанный микрофон и проиграют запись, вот будет потеха.

Эта мысль позабавила нас обоих. Когда мы прощались, я сказал:


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: