И когда все уже кончилось, когда было объявлено, что, несмотря на трудные условия стрельбы, она была выполнена успешно, и корабль, взяв курс к своей гавани, резал носом темную волну, радость охватила Серова. Ему хотелось сделать что-то большое, и в яростном самозабвении он вме:те с товарищами чистил орудие, работал так, точно хотел отдать кораблю, ставшему родным, все силы, бушевавшие в нем. Он счастливо улыбнулся, встретив взгляд Малышева, и старшина, понявший, что происходило с молодым матросом, кивнул ему и негромко сказал:

— Ну вот, и породнился ты с нами. Хорошо ведь, а?

Серов только взглянул на него и ничего не ответил. Море широко расстилалось перед ним, и свежий ветер гнал веселую, брызжущую пеной и жемчужными искрами волну…

Саша обтер блестящий срез орудийного ствола паклей, подержал на нем ладонь и шопотом сказал:

— Ну вот, мы и приоделись, Аннушка…

Баковую пушку номер один еще с легкой руки демобилизовавшегося главстаршины Попова звали Анной Андреевной. Все, кроме лейтенанта Мерничего, старшего артиллериста, считали естественным, что и ее теперешний наводчик имел право на фамильярность,

Саша осторожно опустил кисть в ведерко, еще раз, уже служебным, изучающим взглядом, обвел орудие и остался почти доволен: краска легла ровно, нигде не задев меди и не стекая на палубу; его Анна Андреевна выглядела нарядно.

Осторожно обтерев края серебряной таблички «Орудие имени старшины второй статьи А. Ф. Иванова», Саша решил еще раз пройти кистью под компрессором и снизу ствола, и за этим нехитрым занятием его и застало приказание с вахты.

— Комендору Иванову немедленно явиться в каюту старшего артиллериста,- раздельно объявил вахтенный над самым ухом и от себя вполголоса добавил: — не иначе, как за фитилем!

Вахтенный не ошибся.

— Иванов, как же это назвать? — лишь только Саша вошел в каюту, раздраженно спросил лейтенант Мерничий и поднял на провинившегося свои зеленые зоркие глаза, Саша молчал.

— Так вас неправильно информировали, товарищ лейтенант, я ведь на брезенте,- подавленно вздохнув и переступив с ноги на ногу, сказал он уже через полминуты и опять потупился.

— На брезенте, на брезенте… А кто же разрешил вам? — поморщившись, жестко сказал добрый от природы лейтенант. — Придется один наряд вне очереди…

— Есть получить одни наряд вне очереди! — вздохнув еще раз, но уже с явным облегчением, ответил Саша и, засияв серыми глазами, добавил:

— Ну, а как же не повозиться с ним, при его вредном характере, впотьмах? А ну, как он закапризничает, да и откажет в самую страду да в ночное время? Что ж тогда? — Лицо его взволнованно порозовело.

— Замолол! — с сердцем сказал лейтенант,- Ничего-то до вас не дошло. Сядьте! По порядку! Кто «он»?

— Он, само собой, затвор…- послушно садясь в плюшевое кресло и примащивая бескозырку тульей кверху у себя на коленях, пояснил Саша.

— Ну, и просты же вы,-протянул Мерничий, уводя свои глаза в сторону.- Так и есть! Ничего-то до вас не дошло. Не то просты, не то хитры слишком…- Мерничий сурово свел брови, и следящий за его лицом Саша подтянулся и взял бескозырку с колен в руки.- Сколько раз мне вам напоминать, чтобы никаких «Аннушек» в обращении с оружием не было? Это — военный корабль, а не сквер на Петроградской. Вон, глядя на вас, и рулевые лот Томсона рыболовом звать начали. — Лейтенант помолчал и неожиданно спросил тем же суровым, требовательным тоном:

— Любите свое оружие?

— Полюбил, товарищ лейтенант.

— Так зачем же вы ему вредите? — все тем же ровным тоном собеседования спросил Мерничий.

— Я? Ему? Никак нет! Прежде всего я разбирал на брезенте. Все в сохранности и исключительно на его пользу,- запротестовал Саша.

— Занавесились вы своим брезентом!-с досадой прикрикнул лейтенант.- Шире смотрите! Ну, какое же это оружие, раз возле него нет порядка? Может ли оно исправно служить, такое оружие? Вы затвор сняли ночью, никому не доложив по команде. Коровушкин оптический прицел отвинтил…

— Так это запрещено наставлением — оптику отвинчивать,- с недоверчивой улыбкой напомнил Саша.- Ну и… разрешите доложить откровенно?

— А вы разве до сих пор не откровенно докладывали?

— Нет, тоже откровенно, ну, а это особенно… Ну, словом, я решил так: знать затвор вслепую нужно обязательно, а все прочее — условности. А затвор теперь я и знаю, как свою ладонь,- заключил Саша, глядя своими серыми глазами в глаза командиру.

— Иванов!- вдруг таким тоном сказал лейтенант Мерничнй, что Саша сразу вскочил с кресла и перехватил фуражку из левой руки в правую.- Вы знаете, у чьего орудия вы несете службу?

— Так точно, товарищ лейтенант. У именного орудия навечно внесенного в списки корабля старшины второй…

— Хорошо. Но вы же знаете, что за нарушение дисциплины я должен вас отчислить от пушки номер один?

— Нет. Этого я не знал, товарищ лейтенант,- огорченно сказал Иванов и побледнел.

— Наконец, дошло. А как же могло быть иначе? При таком орудии может быть только безупречный комендор… Как вы окончили школу оружия? — сухо спросил Мерничий.

— С отличием, товарищ лейтенант. Грамоту дали! — все тем же угасшим голосом сообщил Саша и полез в карман за бумажником — грамота была всегда при нем.

Однако Мерничий остановил его коротким, нетерпеливым жестом.

— Мне нужны дела, а не удостоверения,- суховато сказал он и забарабанил пальцами по столу,

В каюте воцарилось тягостное молчание.

— Можете быть свободны, Иванов,- сказал вдруг старший артиллерийский офицер.- Рекомендую вам продумать свое отношение к службе… Кстати, обождите-ка минутку…

Лейтенант достал из ящика стола обычный сиреневого цвета заштемпелеванный конверт и, вынув из него письмо, углубился в чтение.

Саша переминался с ноги на ногу. Садиться его уже больше не приглашали. Неужели кончились хорошие отношения с артиллеристом, со службой, с Аннушкой?

— Кстати, вы родственник покойного Андрея Федоровича Иванова? — не поднимая глаз от письма, спросил старший артиллерист.

Саша вспыхнул, смутился, но быстро овладел собой: речь шла о его прославившемся брате, о человеке, родство с которым он до поры до времени скрывал.

— Никак нет,-увертливо ответил Саша и опять покраснел,- я уже не раз заявлял, что нет. Мы просто однофамильцы…

— Гм-м …вы — Александр Федорович, так кажется? А тот Андрей, и тоже Федорович, и тоже из Москвы. Странное совпадение! — все еще читая письмо, поднял брови лейтенант. как бы сопоставляя только одному ему известные доводы. Саша пожал плечами.

— Так ведь нас, Ивановых, в одной Москве почти сто тысяч, товарищ лейтенант. Да я вообще я...- Саша вдруг запнулся.

— Да-да, что именно вы?-спросил Мерничий.

— И не достоин даже вовсе…- мрачно буркнул Саша.

— Что и требовалось доказать,- жестко заметил старший артиллерист,- недостоин такого брата, если бы он у вас был.

Письмо было длинное, на четырех страницах, и старший артиллерист, все не отпуская Сашу, снова углубился в чтение. Прежде этого с ним никогда не случалось.

— Разрешите идти, товарищ лейтенант? — утомившись ожиданием, попросился Саша, посчитав, что Мерннчий о нем попросту забыл.

— А как, кстати, звать вашу матушку? — по-видимому, не дослышав и бережно складывая прочитанное письмо, вдруг спросил Мерничий.

— Анна Андреевна,- быстро ответил Саша, взглянув на лейтенанта подозрительно, исподлобья.

— Странно, значит, я ошибся. Идите! — задумчиво и негромко сказал лейтенант и уже гораздо громче повторил: — Странно! Я почему-то считал, что Анна Филипповна. Ну, словом, можете быть свободны!

Мерничему, конечно, было ясно, что Саша и Андрей родные братья. Понял он также, почему Саша так упорно отрицает это.

Медленно отсчитывались справа по борту кружки и цифры на наружной стенке гавани — вся нехитрая штурманская кабалистика, назначение которой — обеспечить кораблю уничтожение девиации.