Рука Данте скользнула по плавному изгибу ее талии, затем по внутренней поверхности бедра, и Маккензи бросило в дрожь. Она вжалась спиной в матрац, боясь, что не вынесет этого томительного ожидания. Когда его пальцы легли между ее ног, девушку словно пронзил электрический разряд.

— Пожалуйста, — взмолилась она, сама не зная, о чем просит. Лишь бы это произошло скорее.

Жаркие губы мужчины скользнули по ее шее, затем начали пощипывать мочку уха. В ответ на это ее спина выгнулась дугой, а ноги сами раздвинулись. Приняв приглашение, он лег поверх нее.

Позже она будет ругать себя за легкомысленность, но разве у нее был выбор? Если бы ей только не было с ним так хорошо! Разве она могла противостоять тому, что так приятно, так естественно?

Ей казалось, что она продолжает спать даже после того, как открыла глаза. Огонь желания все сильнее разгорался внутри, и она замерла в ожидании.

Тогда Данте, словно услышав ее мольбы, вошел в нее и начал ритмично двигаться, вознося ее все выше и выше, на вершину чувственных удовольствий.

Ладони Маккензи прижались к его горячей груди, голова откинулась назад, пульс участился.

Она жадно вдыхала воздух, но чувствовала только волнующий аромат одеколона, смешанный с запахом мужского тела.

Данте ускорил ритм, и ей ничего не оставалось, кроме как послушно следовать за ним. Наклонив голову, он накрыл губами ее сосок. Ее пронзил электрический разряд, спина выгнулась дугой, ногти впились ему в спину. Она испытывала одновременно боль и удовольствие.

Через несколько секунд нарастающее напряжение разорвалось фейерверком бесчисленных искр. Внезапно ее тело стало легким как перышко, и она начала медленно приходить в себя.

Протяжно простонав, замер и мужчина.

Маккензи, тяжело дыша, уставилась в потолок, все еще не веря в произошедшее. Невероятно, что она, «холодная как лед», по словам Ричарда, смогла так воспламениться в объятиях незнакомца! Но больше всего ее поразило то, что этим незнакомцем был Данте Карраццо.

Ее охватил страх. Впрочем, теперь, когда она уступила желаниям своего тела, сокрушаться бесполезно.

Что она натворила?!

Зажмурившись, Маккензи зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от отчаяния. О чем она думала? Как могла позволить незнакомому мужчине — особенно Данте Карраццо — сделать такое с ней?

Но когда он в нее вошел, воля и разум отключились. Ее мышцы до сих пор гудели, словно напевая мелодию страсти. Незнакомую, но очень приятную.

Поступила ли бы она по-другому, если бы можно было повернуть время вспять? Маккензи сомневалась. Покачав головой, она попыталась собраться с мыслями.

«Он никогда не узнает, что это была ты». На ум ей снова пришли слова мантры, и она украдкой посмотрела на него. О нет, все не так просто. Данте Карраццо не должен ее узнать. Иначе все пропало.

Данте затих, и Маккензи подумала, что он уснул. Повернув голову, она посмотрела на цифровой будильник. Начало четвертого. Свет от будильника четко очерчивал суровый профиль мужчины, делая его рот твердым и безжалостным. Не таким, как прежде…

Убедившись, что он крепко спит, Маккензи тихо поднялась с постели, взяла со стула одежду и выскочила из комнаты.

О нет! Она не будет думать о том, какое удовольствие доставляли ей прикосновения этих губ к ее коже.

Не будет!

Данте Карраццо уже ждал ее за уединенным столиком оживленного ресторана. Он читал газету. Выражение его лица было мрачным. Его нельзя было назвать классически красивым, но женщины вокруг не сводили с него глаз. В этих суровых, точно высеченных из камня чертах чувствовалась скрытая сила. Угроза. Опасность.

Одного взгляда на него было достаточно, чтобы внутри у Маккензи все сжалось при воспоминании об их близости. Данте Карраццо был самым привлекательным мужчиной в ресторане. Каждый его жест излучал силу и решимость, а если вспомнить, что всего несколько часов назад…

Маккензи старалась не обращать внимания на тянущую боль внизу живота. Разгладив ладонями юбку, она в сотый раз сказала себе, что он ее не узнает. Одетая, с поднятыми наверх волосами и в очках, она выглядела совсем по-другому. Кроме того, в номере было темно и он был слишком занят удовлетворением своих инстинктов, чтобы ее разглядывать.

Что он за человек, раз воспользовался спящей женщиной, словно имел на это все права? Да, она спала в его номере, но его ждали только утром, и у нее на лбу не было надписи «возьми меня».

Маккензи подавила чувство вины и страха. Стоя в дверях, она не спасет отель. Собрав все свое мужество в кулак, она подошла к нему.

— Мистер Карраццо?

Бросив небрежный взгляд в ее сторону, он посмотрел на часы, после чего снова углубился в чтение газеты.

— Я уже сделал заказ.

— Вы хотели встретиться со мной, мистер Карраццо, — произнесла она, стараясь подавить дрожь в голосе, затем протянула ему руку: — Маккензи Кео.

На этот раз он удостоил ее большего внимания, и Маккензи почувствовала, что у нее горят щеки.

— Вы Маккензи? — Он слегка нахмурился.

— Совершенно верно.

— Вы женщина.

Она насмешливо подняла бровь.

— Это тоже верно. По крайней мере была ею; когда в последний раз смотрела на себя в зеркало. — Она села напротив него.

В ответ Данте улыбнулся ей. Официантка принесла кофе, и пока она наполняла их чашки, он продолжал наблюдать за Маккензи. Она отказалась от предложения позавтракать с ним. Вряд ли сегодня ей удастся проглотить хотя бы кусочек, А вот кофе, напротив, придаст ей сил.

— Маккензи — что за странное имя для женщины?

— Это мое имя, мистер Карраццо, — колко ответила она, в первый раз осмелившись посмотреть ему в глаза. Если он не узнал ее до сих пор, возможно, не узнает никогда. — Полагаю, — продолжила она, — вы назначили мне эту встречу не для того, чтобы критиковать выбор моих родителей.

Данте Карраццо было трудно удивить, но «Эштон Хаус» уже преподнес ему несколько сюрпризов.

Во-первых, персонал подложил ему в постель женщину, которая быстро и умело удовлетворила его желания.

Во-вторых, она неожиданно исчезла, прежде чем он понял, насытился ею или нет. Обнаружив утром на подушке лишь аромат ее духов и несколько золотистых волос, он испытал разочарование.

В-третьих, ему прислали женщину-менеджера с мужским именем, которая не скрывала своей враждебности. Она постоянно ему дерзила, а он ожидал от нее той же почтительности и благоговейного страха, с какими его встретил ночной портье. И все же ее румянец и то, как она нервно теребила салфетку, говорили о ее волнении.

По всем правилам ей следовало его бояться. Осознавала ли она уязвимость своего положения? Потягивая кофе, он взвешивал факты, пытаясь понять, что ему кажется странным в этой женщине. Она ерзает на стуле, теребит салфетку, отводит взгляд. Хорошо.

Молчание могло сказать о человеке больше, чем слова. Она смущается, когда он на нее смотрит. Почему? Большинство женщин были бы польщены таким вниманием.

И Маккензи, должно быть, привыкла к тому, что на нее смотрят мужчины. Даже в скучном сером костюме она выглядит вполне привлекательно. У нее были приятные черты лица, разве что нос слегка неправильной формы. Да и выпуклости, угадывающиеся под костюмом, выглядели многообещающе.

Она прокашлялась, и он поднял глаза чуточку выше.

— Мистер Карраццо, — осторожно произнесла она, глядя сквозь очки куда-то поверх его плеча. — Я взяла на себя смелость и назначила на половину одиннадцатого собрание, чтобы обсудить с персоналом отеля будущее «Эштон Хауса». Вы мне позволите выразить основные опасения служащих?

Данте отрывисто кивнул. Что-то в этой женщине беспокоило его, и он никак не мог понять что.

— «Эштон Хаус» — единственный отель премиум-класса в Холмах Аделаиды. Был построен в середине восемнадцатого века. Все пятьдесят наших сотрудников беспокоятся о своих рабочих местах. И не без оснований, учитывая то, что вы закрыли почти половину отелей, приобретенных вами в последние два года. Они хотят знать, сохранит ли «ЭштонХаус» статус отеля премиум-класса, или им стоит начать подыскивать себе другую работу.