— Не мучайте меня, — прошептала Дженна, ут­кнувшись губами в его шею. Ален высвободил одну руку, запустил пальцы в ее волосы и заставил Дженну поднять голову.

— Значит, только вам позволено мучить меня? — хрипло спросил он. — И у меня нет никаких прав?

— Ален! — Дженна в отчаянии успела только про­шептать его имя, прежде чем Ален закрыл ей рот гу­бами, затвердевшими в требовательном порыве, против которого Дженна не могла устоять.

У нее закружилась голова от прикосновения этих настойчивых губ. Дженна ослабела в его объятиях, ед­ва его руки начали порывисто ласкать ее. Ален прика­сался к ее ушам, гладил кончиками пальцев ее заты­лок, а Дженна приникала все ближе, чувствуя, как его руки скользят по ее спине к бедрам и сжимают их. Он сказал ей, что той ночью хотел ее, но сейчас слова были ни к чему — Дженну словно опалило пламя, она обвила руками шею Алена и прижалась к его настой­чивому, крепкому телу.

Никогда не испытывала Дженна таких ощущений, но приняла их без протеста, вовсе не собираясь оттал­кивать его. Его руки удерживали ее, их тела двигались вместе, и это движение не допускало посторонних мыслей.

Внезапно Ален подхватил ее на руки, и его сдав­ленное дыхание стало единственным звуком в сумрач­ном амбаре. Вместо того чтобы спуститься по лестни­це со своей ношей, Ален повернулся и опустил Джен­ну на сено, пухлой кучей лежащее на полу. Прежде чем он вновь привлек ее к себе, их глаза на секунду встретились, и Дженна увидела в этом взгляде неудер­жимое желание.

— Вы хотите утешить меня? — потрясенно спроси­ла она, чувствуя, что ее сердце вот-вот выскочит из груди.

— Эго не утешение, cherie, — хрипло пробормотал он, — пока еще нет. Сейчас это почти пытка.

Прежде чем она смогла ответить, он снова прижал ее к себе, и возбуждение вытеснило из головы Дженны все слова. Казалось, ее наполняет боль, но к этой ранее неведомой боли она отчаянно стремилась. Ален приник к ней всем телом и прижался губами к губам, лаская ладонями ее лицо и шею, с усиливающимся пылом гладил ее кожу, пока с глухим стоном не при­двинулся еще ближе, вдавив Дженну в их колючее ло­же.

— Скажи, что хочешь меня, — потребовал он, на секунду оторвавшись от ее губ. — Признайся, что хо­тела с первой встречи. Скажи, что жаждешь ощутить мои руки!

Но Дженна, утратившая чувство реальности, не смогла ответить ему, и когда Ален расстегнул пугови­цы ее блузки и нашел острые, затвердевшие кончики ее грудей, она в возбуждении стала поворачивать голову из стороны в сторону, ощущая прикосновение его губ. Когда губы Алена снова приблизились к ее губам, Дженна была расслабленной и покорной, неспособной к отпору. Он перекатился на спину, притянув за собой Дженну и зажимая в ладонях ее горящее лицо.

— Поедем со мной в Париж, cherie, — настойчиво проговорил он. — Не пытайся скрывать своих чувств. Утром я должен вернуться, и ты поедешь вместе со мной.

— Утром? — Ее голос и взгляд сказали Алену, как Дженне не хочется расставаться с ним, и его объятия сжались, когда он вновь прикоснулся к ее губам.

— В эти выходные я должен работать. Приезжает делегация, и мне надо быть на месте. Вот почему я приехал сегодня. Времени у меня в обрез, но мне не терпелось увидеться с тобой. Поедем в Париж. Я не хочу уезжать без тебя.

— Я… мне пора возвращаться в Англию. — Дженна понятия не имела, что ответить, но слова Алена вы­звали у нее дрожь.

— Но сперва мы побудем вместе в Париже. Я хочу тебя и не намерен ждать.

— Я не могу оставить в одиночестве твою мать. — Дженна поняла, что эти слова невольно слетели у нее с языка. В голове лихорадочно крутились мысли. Зна­чит, Ален ждет, что она останется с ним в Париже? Будет спать с ним? А затем преспокойно вернется в Англию, к Глину?

Дженна пошевелилась, и Ален сразу отпустил ее, порывисто поднимаясь и помогая ей встать.

— Мама побудет с нами, пока я не найду ей под­ходящую компаньонку.

— Вы считаете, что со мной приличнее переспать в Париже, чем в этом доме? — оскорбленно спросила Дженна.

— Дженна! — Его лицо потемнело, но Дженна ук­лонилась от его рук и сломя голову бросилась вниз по лестнице, остановившись только на секунду, чтобы стряхнуть солому с брюк и трясущимися пальцами за­стегнуть блузку. Ален нагнал ее, когда она вышла из амбара, и схватил за руку. — Дженна, подожди!

Машина въехала во двор прежде, чем Ален успел что-нибудь добавить, и оба обернулись: Ален с нетер­пеливым выражением на лице, а Дженна — с потря­сенным и несчастным.

Во дворе остановился «лендровер», и, увидев за ру­лем Клодину Рабье, Дженна испытала окончательное унижение.

— Ален, cheri! Ты не предупредил, что приедешь сегодня!

Клодина выбралась из машины и в порыве своей неукротимой энергии бросилась к Алену, крепко об­няв его.

— Я приехал всего на одну ночь. — Ален не сделал попытки спастись от настойчивых объятий и усмех­нулся в запрокинутое лицо девушки. — Завтра утром я должен вернуться в Париж. — Он поборол гнев, но Дженна еще видела его отблески в глазах Алена.

Казалось, Клодина внезапно заметила раздражен­ный взгляд Дженны, хотя Ален держался так холодно, словно между ними и не было пылких объятий и по­целуев.

— Вы оба в соломе, cheri, — проговорила Клодина, бросая в сторону Дженны злобный взгляд. Она начала стряхивать колючие соломинки с одежды Алена. — Надо отряхнуть тебя, иначе Маргарита будет потрясена и сделает неверные выводы.

— Вряд ли, — язвительно возразил Ален. — Ты приехала навестить маму?

— Да, завернула по дороге. Я хотела поближе по­знакомиться с вашей гостьей из Англии. Мари расска­зывала мне о ней. Можно мне остаться на обед?

— Об этом спрашивай у мамы. — Наконец Ален высвободился из цепких объятий Клодины и повер­нулся к дому, крепко держа Дженну за руку.

— О, она непременно разрешит! Мне она никогда не отказывает, — с намеком отозвалась Клодина. — На следующей неделе я собираюсь наведываться поча­ще — чтобы получше познакомиться с мадемуазель Брайант.

— Дженна уезжает со мной в Париж, — решитель­но заявил Ален, и Дженна сочла, что пора вмешаться.

— Да, я возвращаюсь в Париж с Аленом и Марга­ритой, — торопливо пояснила она. — Завтра я улетаю в Англию, и Ален согласился отвезти меня в аэропорт.

Ален не издал ни звука, но крепче стиснул ее руку, а Дженна почувствовала, что сумела отомстить. Он считал, что может запросто пригласить ее переспать с ним, и она будет вне себя от счастья. Это больно уяз­вило Дженну. Боль не проходила, но теперь, по край­ней мере, Дженна нанесла ответный удар — ей не надо было видеть лицо Алена, чтобы понять, как он разъя­рен.

На взгляд Дженны, обед напоминал кошмарный сон. Если Ален или его мать и заметили что-нибудь, то промолчали, а болтовня Клодины была бессодержа­тельной и пустой. Клодина слишком часто поглядыва­ла на Алена и Дженну, и было нетрудно понять, что даже она чувствует напряженную атмосферу.

— Вам понравилось в студии вашего отца? — вне­запно спросила Клодина, и Дженне показалось, что не только Ален тревожно напрягся, но и Маргарита по­холодела. Дженна поспешила с ответом: Клодина явно была избалована и привыкла добиваться своего, но теперь ее следовало вовремя остановить, пока она не зашла слишком далеко. Ее укол, предназначенный для Дженны, задел и Алена, и его мать.

— Да, там замечательно, — быстро проговорила Джен­на. — Ален мне все объяснил.

— Да, вижу, он действительно постарался, — при­торным голосом отозвалась Клодина. — Разумеется, я была знакома с вашим отцом. Он хотел написать мой портрет.

— Он редко обращался к этому жанру, — заметил Ален, все напряжение которого исчезло при виде этой явной ребяческой шпильки. — Он написал всего два портрета — моей матери и Дженны в шестнадцать лет.

— А я думала, что Расселл никогда ее не видел! — резко возразила Клодина.

— Ты ошиблась, — перебила Маргарита с холод­ком, так отличающимся от ее обычной мягкости. — Дженна жила со своей матерью, но всегда оставалась любимой дочерью Расселла. По-моему, портрет Джен­ны — лучшее из всего, что он создал.