Крис. Дело не в том, чего я хочу. Чего ты хочешь?
Келлер. Чего я хочу? Тюрьмы, да?
Крис молчит.
Ты этого хочешь? Если ты этого хочешь — скажи! Мое место в тюрьме?! Скажи! (Небольшая пауза). В чем дело, почему ты не можешь сказать? (Яростно). Ты всегда говорил мне все, скажи и это. (Небольшая пауза). Хочешь, я объясню тебе, почему ты молчишь? Ты знаешь, что мое место не там. Ты знаешь! (Кружа около Криса, порывисто, с отчаянием, со страстью). Если мои деньги — грязные деньги, то в Америке нет ни одного чистого цента. Кто даром работал в эту войну? Если бы кто-нибудь в Америке работал на войну даром — я тоже работал бы даром. Разве они отправили хоть одну пушку, хоть один грузовик, прежде чем получили за них прибыль? И это чистые деньги? Нет в Америке чистых денег. Война и мир — это доллары и центы, серебро и медь, что же здесь чистого? Половине этой проклятой страны место в тюрьме, а не мне одному — вот почему ты молчишь.
Крис. Да, потому я молчу.
Келлер. Тогда… чем же я виноват?
Крис. Я знаю, что ты не хуже других, но я ведь думал, что ты лучше… Я не понимал, что ты за человек. Я тебя любил. (С трудом сдерживая слезы). Я не могу на тебя теперь смотреть… на себя тоже… (Резко поворачивается и идет к крыльцу).
Энн быстро подходит к матери, выхватывает письмо из ее рук и порывается догнать Криса.
Мать (бросается, чтобы перехватить ее). Отдай!
Энн. Он его прочтет! (Вырывается и сует письмо в руку Крису). Это письмо Ларри; он написал его мне в тот день, когда погиб.
Келлер. Ларри?
Мать. Дай его мне! (Хватает Криса за руку).
Крис выдергивает руку, начинает читать.
Джо. …уйди… (Отчаянно толкает Келлера, глядя на Криса). Иди на улицу, Джо!
Келлер сопротивляется.
Не надо, Крис… (Умоляюще). Не говори ему!
Крис (убийственно спокойно, сквозь зубы, отцу). Три с половиной года… разговоров, разговоров… Сейчас ты мне сам скажешь, — что ты должен делать… Послушай, как умер Ларри… Скажи мне тогда сам, где твое место.
Келлер (отступая). Мир устроен не для святых, Крис.
Крис. Я знаю все об этом проклятом мире. Все его плутни. Послушай теперь ты и скажи, каким должен быть человек. (Читает). «Моя дорогая Энн!..» Ты слушаешь? Он написал это в день своей смерти. Слушай! И не плачь! «Моя дорогая Энн! Не могу выразить того, что я чувствую, но должен написать тебе. Вчера самолет привез газеты из Штатов, и я прочел в них — о папе и о твоем отце — о том, что их осудили. Как я теперь посмотрю людям в глаза?.. Я не могу больше жить. Вчера ночью я двадцать минут кружил над базой, прежде чем заставил себя пойти на посадку. Как отец мог это сделать? Что ни день, в нашей части гибнут трое, четверо ребят, а он сидит там и „делает деньги“. Как я могу смотреть людям в глаза — не знаю!.. Через несколько минут я вылетаю на задание, и вам, вероятно, сообщат, что я пропал без вести. Тогда знай, что меня не надо ждать. Энн, если бы отец был здесь, я бы его убил».
Келлер выхватывает у Криса письмо и молча читает.
Пауза.
Крис. Теперь оправдывайся тем, что Америка полна такими, как ты. Ты понял, что написал Ларри?
Келлер (почти неслышно, вперив глаза в пространство). Я думаю, да. Заводи машину. Я надену пиджак. (Поворачивается, едва не падает).
Мать (спешит его задержать). Куда ты, Джо?.. Ложись спать, куда ты?
Келлер. Я не могу остаться. Мне будет лучше, если я пойду.
Мать. Глупый, ведь Ларри тоже был твоим сыном. Он никогда бы тебя не заставил…
Келлер (глядя на письмо). Видишь, и он бы заставил. Ну да, он был моим сыном. Но для него все они были моими сыновьями. И так оно, пожалуй, и есть… Пожалуй, они все и были моими сыновьями, эти наши парни. Я вернусь… через минуту. (Поворачивается и идет в дом).
Мать (Крису, решительно). Ты его не возьмешь, слышишь?
Крис. Нет, возьму.
Мать. Если ты ему скажешь, чтобы он остался, он останется. Пойди скажи ему!
Крис. Никто его сейчас не остановит.
Мать. Ты, ты его не пустишь. Разве он выживет в тюрьме? Тогда убей его своими руками.
Крис (протягивая ей письмо). Ты читала письмо Ларри?
Мать (о Ларри, о письме). Война кончилась. Разве ты не слышал — война кончилась!
Крис. Разве Ларри только камень, который упал в воду, не оставив следа? Он погиб, и вы хотите, чтобы это было зря? Раз и навсегда вам надо понять — эти заборы не закрывают весь мир; там, за ними, — вселенная. И мы — простые люди — ответственны за вселенную. Если же это не так, то вы напрасно убили своего сына, ибо он умер во имя этого!
Из дома слышится выстрел. На мгновение все замирают.
Крис (направляясь к Энн). Ступай за Джимом. (Входит в дом).
Энн бежит по дороге.
Мать (тихо, стеная). Джо… Джо… Джо… Джо… Джо…
Крис выходит из дома.
Крис. Мама… Я не хотел…
Мать. Тсс…
Крис (обнимая ее). Я не хотел, чтобы он…
Мать. Тсс! Тсс!.. Не надо, не надо, дорогой: ты здесь ни при чем. Забудь. Живи.
Крис хочет ей что-то ответить.
Тсс! (Тихонько высвобождается из его рук и идет к дому). Тсс! (Рыдая, поднимается по ступенькам).
Занавес
Смерть коммивояжера
Перевод Е. Голышевой и Б. Изакова
DEATH OF A SALESMAN
Действующие лица:
Вилли Ломен.
Линда — его жена.
Биф
Хэппи — его сыновья.
Бен — его брат.
Чарли — сосед Вилли Ломена.
Бернард — сын Чарли
Дженни — секретарь Чарли.
Говард Вагнер — владелец фирмы.
Стэлли — официант.
Второй официант.
Мисс Форсайт.
Летта — ее подруга.
Женщина.
Действие происходит в наши дни в доме и во дворе у Вилли Ломена, а также в различных местах, которые он посещает в Бостоне и Нью-Йорке.
Действие первое
Слышна мелодия, которую наигрывают на флейте. Она мила, незамысловата, поет о траве, о небесном просторе, о листве. Занавес поднимается.
Перед нами домик коммивояжера. Позади него со всех сторон громоздятся угловатые силуэты зданий. Дом и авансцену освещает синий отсвет неба; все вокруг словно тлеет в зловещем оранжевом жару. На сцене становится светлее, и мы видим тяжелые склепы больших зданий, нависших над маленьким и по виду таким хрупким домиком. Все здесь кажется сном, но сном, порожденным действительностью. Кухня посреди сцены выглядит совсем настоящей, потому что в ней стоят кухонный стол, три стула и холодильник. Ничего, кроме этого, однако, не видно. В задней стене кухни дверь, скрытая портьерой, ведет в гостиную. Справа от кухни, на небольшом возвышении, — спальня, в ней — металлическая кровать и стул. На полочке над кроватью — серебряный призовой кубок. Из окна виден фасад жилого дома.
Позади кухни, на высоте шести с половиной футов, в мансарде, — спальня мальчиков, которая сейчас почти не освещена. Смутно вырисовываются две кровати и окно под крышей. (Эта спальня находится над гостиной, которую мы не видим). Слева из кухни сюда ведет винтовая лестница.
Все декорации либо совсем, либо кое-где прозрачные. Линия крыши только очерчена; под ней и над ней видны надвигающиеся каменные громады домов. Перед домом — просцениум, который за рампой спускается в оркестр. Это дворик Ломена. Тут же проходят все сцены, вспоминаемые Вилли, и все сцены в городе. Когда действие переносится в настоящее время, актеры соблюдают воображаемые границы стенных перегородок, входят в дом только через дверь слева. Но в сценах, рассказывающих о прошлом, все ограничения нарушаются, и действующие лица ступают «сквозь» стену на просцениум.
Справа появляется коммивояжер Вилли Ломен. В руках у него два больших чемодана с образцами. Флейта продолжает играть. Он ее слышит, но не отдает себе в этом отчета. Вилли за шестьдесят, он скромно одет. Даже пока он пересекает сцену, направляясь к дому, можно заметить, как он изнурен. Он отпирает дверь, входит в кухню и с облегчением опускает на пол свою ношу, потирая натруженные ладони. Слышно, как он издает не то вздох, не то восклицание, — может быть: «Господи, господи…» Закрывает дверь, относит чемоданы в гостиную. Справа в спальне проснулась его жена Линда. Она встает с постели и, прислушиваясь, надевает халат. От природы мягкая, Линда выработала в себе железную выдержку к выходкам Вилли. Она ведь не только его любит, но и восхищается им. Его неугомонный нрав, вспыльчивость, тягостные мечты и невольные жестокости кажутся ей лишь внешним проявлением обуревающих его высоких страстей, которые ей самой не дано ни выразить, ни испытать как следует.