— Дэрмот не ваш отец, Килин.
— Как вы можете знать наверняка? Для того чтобы делать такие выводы, следует обладать серьезными аргументами. Если верить элементарной арифметике, это вполне возможно.
— В наше время отцовство устанавливается не арифметически, а генетически, мисс О’Доннелл. Начнем с того, что Дэрмот не тот мужчина, который станет заводить детей на стороне, а во-вторых, он физически не может иметь детей.
— А вы? Ведь вы его сын, не так ли?
— Я повторяю: Дэрмот не может иметь детей. Он женился на моей матери, когда мне было уже одиннадцать. Дэрмот усыновил меня, поэтому я ношу его фамилию. Но по крови он мне не отец, как и вам, потому что это в принципе невозможно.
— И поэтому вы зовете его по имени, — с явным облегчением подытожила Килин. — Я могу попросить вас отвезти меня обратно в гостиницу, Гаррет? Полагаю, мои дела на этом острове закончены. Нет больше ни единого сколь бы то ни было значимого основания, чтобы оставаться здесь.
— Но вы заказали номер до конца недели?!
— Ну и что? Я прерываю заказ.
— И вы собираетесь съехать до конца недели?
— Совершенно верно! — Килин начала злиться на непонятливого портье.
— Но вы еще вернетесь до конца недели? Мы бы могли оставить номер за вами.
Килин выпучила на портье недоуменные глаза.
— Я вообще никогда не собираюсь сюда возвращаться. Неужели так невероятна мысль, что человек мечтает навсегда покинуть этот богом забытый остров?
— У нас освободился номер побольше. Мы могли бы оставить его за вами на случай, если вы решите вернуться до конца этой недели.
Килин набрала в легкие побольше воздуха и, максимально понизив тон, четко и отрывисто произнесла:
— Я съезжаю немедленно. Предоставьте мне счет, я намерена его оплатить.
— А-а! — глубокомысленно протянул портье и, сощурившись, спросил: — Мисс О’Доннелл, вы будете расплачиваться наличными, чеком или карточкой? Учтите, чеки мы не принимаем. Если карточкой, то придется дождаться Патрика. Я не умею пользоваться считывающим аппаратом. Если наличными, то у меня нет ключа от кассового аппарата.
— Вы над всеми клиентами так издеваетесь? Паром вот-вот отчалит!
— Будет другой. А я пока оставлю за вами ваш номер, расплатитесь позже.
Килин хотела уж начать взывать к логике служащего, внушить ему, что он заблуждается, что с клиентами так себя не ведут, что она даже готова заплатить сверх, если у него не найдется сдачи, что ему и кассу открывать не придется. Она могла сказать этой бестолочи многое, но, рассудив, что в этом абсурдном и враждебном мире ее вряд ли способны правильно понять, промолчала.
Девушка бессильно отошла в сторонку, туда, где уже стояли ее вещи, и тяжело вздохнула.
— Килин! — окликнул ее хриплый мужской голос.
Килин резко обернулась и увидела перед собой пожилого мужчину, который очень ласково смотрел на нее. Она увидела человека, который любил ее маму. Увидела человека, которого готова была уже назвать своим отцом.
Он смущенно улыбнулся и спросил Килин:
— Ты уже нас покидаешь?
Его кроткий голос заставил девушку вздрогнуть. Килин готова была расплакаться впервые за многие годы.
— Гаррет рассказал мне о твоих сомнениях. Теперь ты все знаешь.
— Да, Гаррет... он сказал мне. Простите меня, Дэрмот. Мне следовало отослать это письмо вам по почте. Сама не понимаю, зачем мне понадобилось сюда ехать. Глупый поступок.
Дэрмот покачал головой и взял девушку за руку.
— Я очень рад, что ты приехала. И рад, что застал тебя в гостинице. Мне необходимо поговорить с тобой. Ты ответишь мне на несколько вопросов?
— Если это для вас так важно, Дэрмот...
— Да, важно. И ты можешь спрашивать меня обо всем, Килин.
Дэрмот взял девушку под руку и повел в сад, расположенный во внутреннем дворике гостиницы. Там они сели на деревянную скамейку. Килин искоса следила за Дэрмотом. Этот человек казался ей все более и более необыкновенным. С виду заурядный провинциал, он словно носил глубоко внутри какую-то тайну
— За вами ведь нет никакого чувства вины, Дэрмот? — спросила его Килин. — Я приехала сюда скорее из эгоистических побуждений. Но Гаррет развеял мои подозрения. А все остальное не так важно.
— Тебе стало легче, когда ты узнала, что я не твой отец?
— Трудно сказать. Но как говорят ученые, отрицательный результат — тоже результат.
— Бридж никогда не рассказывала тебе о твоем отце?
— Только повторяла, что я похожа на него.
— И какой, по-твоему, смысл она вкладывала в это сравнение? Было ли это комплиментом или осуждением?
— Тогда мне казалось, что это звучит как признание каких-то хороших качеств. Теперь же, когда вы об этом меня спросили, я уже не так уверена, — смутилась Килин.
В этот миг она поняла, что ее так привлекает в этом скромном пожилом человеке. Рядом с ним она чувствует себя маленькой девочкой, и ей не страшно открыть ему свою душу. Возможно, это самообман, и она по-прежнему хочет видеть в нем своего отца. Или же он ей кажется последним звеном, которое все еще связывает ее с покойной матерью? Старик словно угадал ее мысли и спросил:
— Вы были близки?
— Не в привычном смысле. Но я была с матерью все то время, что она провела в постели... несколько месяцев.
— И именно тогда ты оценила ее по-новому.
— Пожалуй.
— Она уже не подавляла тебя своим темпераментом так, как в детстве. Не указывала, как жить. Могла выслушать до конца.
Килин кивнула, и слеза потекла по ее щеке.
— Я знаю. Бридж была не простым человеком. Она мучила других и мучила себя. Таких людей выносить нелегко. Но именно люди вроде нее способны заразить других жаждой жизни... Ты уже прочла ее письма ко мне?
— Только несколько строк. Сейчас для меня это трудно.
— Понимаю... Должно быть, и не очень приятно. Кажется, будто подсматриваешь в замочную скважину.
— У меня нет такого чувства, Дэрмот. Я не настолько хорошо ее знала, чтобы смущаться от ее откровений к любимому мужчине. Она стала мне матерью только перед смертью. Не подумайте, я не хочу сказать, что она плохо обо мне заботилась. Нет, я ни в чем не нуждалась. Но она никогда не относилась ко мне как к ребенку. И все ее назидания были не материнские. Я не знаю, как вам это объяснить, Дэрмот...
— Детям не нужно родительское величие, дети нуждаются в их доброте. Ты это приехала искать на наш остров?
— Да. Но вновь обманулась.
— Я бы очень хотел, чтобы все сложилось по-другому, Килин. Но, увы. Бридж уже была беременна тобой, когда приплыла на наш остров. Правда, в ту пору еще этого не знала. Когда мы расстались, она написала это в одном из своих писем... Но я никогда ничего не слышал от нее о твоем отце. Я лишь подозреваю, что эта любовь сильно ее обожгла. То была настоящая любовь. Что бы ты ни думала о своей матери, какой бы ты ее ни знала, помни: ты родилась от большой любви. Все остальное не важно.
Дэрмот смотрел Килин прямо в глаза. Он говорил тихим голосом, его слова струились плавно, а хрипотца западала в самое сердце.
— Килин, может случиться так, что ты никогда не узнаешь, кто твой отец, никогда не найдешь его. Но ты сможешь узнать о своей матери то, чего не знала прежде. Отрекись от своих предубеждений. Ты ее дитя. Стань немного ею. Я знаю, тебе было трудно все эти годы. Но ты справилась. Ты стала умной, сильной и красивой во многом благодаря ей. И ты достаточно сильна, чтобы посмеяться над своими детскими обидами и поблагодарить мать за тот невероятный мир, который она перед тобой открыла. Никакая другая мать не смогла бы дать тебе того, что дала Бридж.
— Сумею ли я?
— Если захочешь, то сумеешь. Ты можешь хоть сейчас уехать с этого острова, но не пространство и время терзают нас, а наши внутренние демоны. Ты уплывешь на пароме, вернешься к прежним занятиям, забудешь обо всем, что тебя мучает, но демоны никуда не денутся. Они затаятся, будут выжидать, пока не настанет их время.