-Нет. - Это требовало того, чтобы выпить еще, что я и сделала.

-Ну и что им оставалось? Муж выгнал, содержать некому, только и остается, что взять оружие и идти на пустошь. Большинство погибает. Эти выжили.

-А рейдеры?

-А рейдерам плевать на завтрашний день. К тому же рабыни рожают исправно. Но среди тех, кто живет "как все" расклад именно таков: дарить девочке оружие - нонсенс. Бессмысленное расточительство. Она все равно выйдет замуж, едва начнутся менструации, и будет рожать, пока сможет.

-Или пока не умрет родами.

-Или пока не убьют вместе с поселением. Специально не будут - женщин мало - но пуля особо не разбирает, кто под нее подвернется.

Да, женщин мало. Добрая треть рожениц не переживает первых родов, об этом даже я наслышана. И стимпаки тут не помогут, а квалифицированный врач есть далеко не везде, да и стоит дорого. Как-то под руку мне попалась книжка, автор которой пытался сконструировать общество, обычаи которого сложились при раскладе "одна женщина на десяток мужчин". С его точки зрения выходило, что при таком раскладе "выбирает дама". Сдается мне, тот автор слишком хорошо думал о человечестве. От того, что вещь редка и драгоценна, больше прав у нее не станет. До тех пор, пока не возьмет в руки оружие и не начнет жить так, как считает нужным. Но беременная или кормящая - не самый хороший воитель.

-Мда, этот мир воистину прекрасен.

-Другого-то нет.

-И то правда. За это надо выпить.

-Твое здоровье.

-Спасибо. При такой жизни оно мне понадобится. Я вдруг вспомнила, что именно это, слово в слово сказал недавно отец и поспешно уткнулась лицом в колени, подтянув их к груди. Дэн понял, подвинулся ближе.

-Все так плохо?

-Все еще хуже. - Всхлипнула я. Поспешно вытерла слезы.

-Слушай, не строй из себя девку с лужеными яйцами. Плачь, пока можешь. Я видел людей, которые уже не могли... это страшно. И не хотел бы увидеть в таком состоянии тебя. Что случилось?

Я снова уткнулась носом в колени и начал рассказывать.

Хорошо что он не стал даже пытаться обнять или еще как-то прикоснуться. Не знаю почему, но принятые среди людей способы утешения на мне работают совершенно в обратную сторону - истерика превращается в неконтролируемую а когда ее удается, наконец обуздать - с гораздо большим трудом, нежели в одиночестве - приходит стыд, потому что рыдать при людях - неприлично. Наверное, Дэн понял - впрочем, трудно не понять, когда человек съеживается в комок и отползает в угол кровати, не поднимая глаз? Рассказывать вообще было тяжело - странно, я никогда не жаловалась на активный словарный запас, а тут вдруг отчаянно не хватало слов - но и остановиться не получалось, потому что не рассказать было еще труднее.

Он молча слушал, изредка вкладывая мне в руку стакан, который я выпивала одним махом, не чувствуя вкуса. В обычном состоянии я сейчас была бы пьяна едва ли не в стельку - да, наверное, так и было, не зря же шумело в голове, но сейчас я почти не чувствовала хмеля, только тело стало легким и как будто ненужным, а память осталась. И я говорила и говорила медленно и натужно подбирая слова, хотя давно пора бы было остановиться - что тут рассказывать, и без того все понятно.

Слова закончились вместе со слезами, и еще какое-то время мы сидели молча. Потом я почувствовала в ладони очередной стакан, замахнула, закашлялась.

-Кажется, хватит. Прости, мне следовало бы быть более сдержанной.

Он усмехнулся:

-Я не знаю людей, способных быть "более сдержанными" при подобном раскладе. Особенно с учетом того, что создал этот расклад родной отец.

-Он хотел как лучше.

-Наверное. Помнишь, на что годны благие намерения? И, боюсь, в его представления о благе не твои, ни даже его собственные интересы не входили.

-Не надо так.

-Ну да, о мертвых либо хорошо, либо ничего. - Дэн помолчал. - Все-таки я скажу, и ты будешь в своем праве, послав куда подальше... Если превратить собственного ребенка в орудие для достижения какой-то там великой цели называется родительской любовью, то я рад, что не знал ее.

Я не ответила. Совсем недавно я полагала так же. Сейчас же казалось, что я променяла бы все на свете хотя бы за ту видимость любви, что у меня была.

-Знаешь, что самое мерзкое? Что я плачу не о нем... точнее, не только о нем, но и о том, что отец был единственным человеком, который меня любил.

-Не единственным.

Я подняла голову, встретилась с ним взглядом.

-Дэн, прости... я не знаю, что на это ответить.

-Тшш... - он коснулся пальцем моих губ. - Не говори ничего. Я слишком много выпил и сболтнул лишнее.

Он отвернулся, чтобы снова налить нам обоим.

-Отец Клиффорд говорит - продолжил шериф как ни в чем не бывало. - Что наша скорбь по умершим на самом деле лишь сожаление о самих себе - как мы теперь будем обходиться без тех, кто ушел. И если бы мы были совершенно лишены эгоизма, то радовались бы о них, потому что скорби этого мира ушедших уже не касаются.

Я рассмеялась, получилось не очень:

-Боюсь, радоваться я сейчас не способна.

-Ну да. Ты ведь не воплощение святости.

-Упаси Господи.

-Я тоже так думаю. - Шериф поднялся. - Ложись-ка ты спать. Пить, пожалуй, хватит, а утро и вправду мудренее вечера. Завтра будет чуть легче.

-Дэн...

Он развернулся, вопросительно глядя на меня.

-Останься. - Я смущенно улыбнулась. - Толку с меня сейчас немного, это верно, но... Побудь со мной. Пожалуйста.

Остаться наедине с собой казалось невыносимым. Да, я привыкла справляться сама, но сейчас почему-то не получалось. Совсем.

Дэн кивнул, молча сел рядом. Я взобралась к нему на колени, уткнувшись носом куда-то между шеей и плечом. И так и заснула.

Проснувшись посреди ночи я обнаружила, что лежу уж без одежды, под одеялом, а Харкнесс сидит за столом, опустив голову на скрещенные руки.

-Дэн. - Тихонько окликнула я.

Он вскинулся, резко развернулся. Расслабился:

-Прости. Не сообразил спросонья.

-Дэн, в этой кровати хватит места двоим.

Он улыбнулся краешком губ:

-У меня нет меча, чтобы положить его между... Или за него сойдет винтовка?

-Рыцари без страха и упрека меня пугают.

Он снова улыбнулся, присел на край кровати, коснулся кончиками пальцев щеки:

-Хорошей девочке нравятся плохие мальчики?

Я прижалась щекой к его ладони.

-Я не хорошая девочка. И мне нравишься ты.

"Нравишься" - наверное, не совсем то слово. Но я не умею любить, да и то, что писали в старых книгах о любви - все эти замирающие сердца и тающие лона - тут не подходило никак. А впрочем, какая, к черту, разница, как это называется? Он хотел что-то сказать, я накрыла его губы пальцами. Прошептала:

- Если лягут двое - тепло им, а одному как согреться? Дэн, сейчас я в своем уме и твердой памяти. И уже не настолько пьяна, чтобы не понимать, что делаю.

И плевать мне, как это называется.

Как я и предполагала, с Братством стали все оказалось очень сложно. Начиная с того, как провести на территорию цитадели мутанта - Фокс категорически отказался оставаться один в Ривет-сити. И я едва язык не отболтала, сперва уговаривая охрану хотя бы спросить у старших по званию, можно ли нам войти (относительно меня сомнений не было, а вот Фокс...), потом, по цепочке добираясь до самого главы ордена, каждый раз повторяя одно и то же. Ненавижу чинуш едва ли не до скрежета зубовного - любая мелкая сошка, не имеющая права даже чихнуть без вышестоящего разрешения, требует, чтобы ей непременно объяснили суть дела, и без того, чтобы не объяснить, выше не пробраться. И от того, что чинуша носит силовую броню и искренне считает себя офицером, ничего не меняется.

Потом пришлось очень долго объяснять, каким образом этот чертов Г.Э.К.К., из-за которого было столько шума, оказался у Анклава. Разумеется, мне не поверили. Я бы сама не поверила, начни кто нести про президента-компьютер и совершенно безумную гонку по коридорам штаб-квартиры. Детектор лжи и предоставленная пробирка с вирусом их убедили - пробирку я кстати, больше не видела. Впрочем, едва ли кто-то из ученых братства решится пустить ее в ход - в конце концов все они родились и выросли на пустоши, так что мутантом - пусть и без фенотипических проявлений - мог оказаться любой из них. Надеяться на то, что в людях возобладает здравый смысл - заведомо дохлый номер. Страх за свою шкуру куда более эффективный регулятор.