IX

Чтобы побудить герцога к войне с флорентийцами, не нужно было всех этих речей: достаточно было наследственной ненависти и слепой гордыни, которая тем сильнее владела им, что ее еще подстегивало соглашение Флоренции с Генуей, а в нем он усматривал новое оскорбление. Однако истощенная казна, опасности, которым он подвергался, вместе с памятью о совсем недавних потерях, и неуверенность насчет надежд, которые питали флорентийские изгнанники, - все это в немалой степени смущало его. Едва герцог узнал о восстании в Генуе, он тотчас же послал против нее Никколо Пиччинино со всеми своими войсками и тем пешим ополчением, которое можно было собрать, чтобы захватить город с налета, пока мужество генуэзцев еще не окрепло и они не организовали нового правительства. Больше же всего он рассчитывал на генуэзский замок, где еще держался его гарнизон. Хотя Никколо и удалось поначалу согнать генуэзцев с возвышенностей, отобрать у них долину Подзевери,33 где они понастроили укреплений, и отбросить их до самых стен города, отчаянное мужество граждан в обороне создало для него такие трудности при попытке продвинуться дальше, что он вынужден был отойти. Тогда герцог по совету флорентийских изгнанников велел ему форсировать реку Леванте и на границе с Пизой действовать против генуэзцев так упорно, как он только сможет, полагая, что по мере развития этих операций будет проясняться, что в зависимости от обстоятельств ему надо будет предпринимать в дальнейшем. Никколо в соответствии с этим осадил и взял Сарцану, а затем, основательно погромив ее, направился в Лукку,34 распространяя слух, что движется в Неаполитанское королевство на помощь королю Арагонскому; на самом же деле он стремился нагнать страху на флорентийцев.

В это же самое время папа Евгений выехал из Флоренции и направился в Болонью,35 где стал вести переговоры о новом мирном соглашении между Лигой и герцогом, приводя последнему в качестве довода, что в случае его отказа от замирения он вынужден будет склониться на просьбы Лиги и уступить ей графа Франческо, который был пока у него на жалованьи и сражался в качестве его союзника. И хотя глава церкви тратил в этих переговорах немало усилий, все они оказались тщетными, ибо герцог не шел на соглашение без сдачи Генуи, а Лига требовала, чтобы Генуя оставалась независимой. Поэтому обе стороны не очень стремились к миру, но готовились к войне.

X

Когда Пиччинино явился в Лукку,36 флорентийцы, опасаясь нового его продвижения, направили в пизанские земли отряды кавалерии под командованием Нери ди Джино и добились от папы, чтобы граф Франческо атаковал Никколо, а сами с войском своим остановились у Санта-Гонда. Находившийся в Лукке Пиччинино требовал, чтобы ему дали пройти в Неаполитанское королевство, угрожая в случае отказа идти напролом. Силы обеих сторон были равные, полководцы не уступали друг другу в воинском искусстве, и никто не хотел первым испытывать судьбу. Удерживала их и холодная погода - дело было в декабре - и потому довольно долго и те, и другие бездействовали.37 Первым зашевелился Никколо Пиччинино, которому сообщили, что если он ночью нападет на Вико-Пизано, то легко им завладеет. Никколо выступил, взять Вико ему не удалось, и он принялся опустошать прилегающую местность, а городок Сан-Джованни-алла-Вена сжег, предварительно разграбив его.38

Эта операция, хоть она в значительной мере не удалась, вдохнула, однако, в Никколо решимость к дальнейшим действиям, в особенности после того, как он убедился, что граф и Нери ничего не предприняли в ответ. Он напал на Санта-Мария-ин-Кастелло и на Филетто и захватил их. Флорентийские войска и тут не сдвинулись с места, не потому чтобы граф боялся выступать, а вследствие того, что флорентийское правительство войны еще не объявляло из уважения к папе, который вел мирные переговоры. Осторожное поведение флорентийцев неприятель приписал страху, и это придало ему дерзости: решено было штурмом взять Баргу, и туда бросили все силы. При известии об этом новом нападении флорентийцы уже оставили всякую щепетильность и решили не только оказать помощь Барге, но и напасть на владения Лукки. Граф двинулся навстречу Никколо, завязал с ним битву под самой Баргой, разбил его и, почти окончательно разгромив, вынудил снять осаду.39

Между тем венецианцы, считая, что герцог нарушил мир, послали своего полководца Джован Франческо да Гонзага в Гьярададду, и он произвел в землях герцога такие опустошения, что заставил его отозвать Никколо Пиччинино из Тосканы. Это обстоятельство, а также поражение, которое понес Никколо, вдохнули во флорентийцев решимость предпринять завоевание Лукки и надежду на успешный исход этого замысла. Тут их не удерживали ни страх, ни какая бы то ни было щепетильность: бояться они могли только герцога - а он вынужден был обороняться от венецианских войск; что же касается граждан Лукки, то они открыли ворота врагу Флоренции и дали ему возможность вести военные действия, а потому никаких оснований жаловаться не имели.

XI

В апреле 1437 года граф двинул свои войска. Но флорентийцы решили до захвата чужих земель освободить свои собственные, а потому вернули себе Санта-Мария-ин-Кастелло и все занятое до того войсками Пиччинино. Затем, обратившись в сторону Лукки, напали на Камайоре, жители которого сдались, ибо хотя они оставались верными своим владетелям, страх перед подступившим вплотную врагом оказался сильнее верности далеким друзьям. По той же причине без труда заняты были также Масса и Сарцана. После этого в конце мая войска повернули на Лукку, уничтожая посевы и зерновые запасы, сжигая деревни, вырубая виноградники и плодовые деревья, угоняя скот, словом, подвергая эту местность всем тем опустошениям, которым обычно подвергают вражеские земли. Что же касается жителей Лукки, то, видя, что герцог бросил их на произвол судьбы и что владений своих им не защитить, они их оставили и постарались усилить оборону города, возведя укрепления и применив все возможные защитные средства. В возможности для города успешно обороняться они не сомневались войск в нем было достаточно, - уверенность их подкреплялась к тому же примером других не удавшихся флорентийцам попыток завладеть Луккой. Опасались они только колебаний народных низов, которые, утомившись от тягот осады, могли к соображениям о грозящих им опасностях оказаться более чувствительными, чем к помыслам о свободе сограждан, и пойти на постыдное и гибельное соглашение с врагом. И вот, дабы укрепить в нем решимость к обороне, народ собрали на главной площади, и один из самых пожилых и мудрых граждан обратился к нему со следующей речью: