Дата/Время: 20 -21 апреля 20 года Хартии.
Место: Великобритания — Северный полярный круг
Окрестности Бристоля — Окрестности Шпицбергена.
=======================================
После 9 вечера на железнодорожной станции Стоук Гиффорд народа мало, и пьяный бродяга «hobo», мирно спящий на скамейке в зале ожидания, никому особо не мешает. Конечно, его вид может оскорбить чье–то тонкое эстетические чувство, но не до такой степени, чтобы звать полисмена. Тем не менее, культурные граждане с облегчением вздохнули, когда двое немного более прилично выглядящих пьяниц подошли к hobo, дружно ухватили его за руки и, ворча «ну, ты и набрался, старина Макс», повлекли его прочь. «Старина Макс» не возражал, а лишь вяло перебирал нижними конечностями, навязчиво интересуясь у сопровождающих, куда они дели ту бутылку шнапса, которая (как он, якобы, точно помнит) не была допита вчера вечером.
Возможно, культурные граждане несколько удивились бы тому, с какой неожиданной сноровкой эти двое впихнули незадачливого hobo на заднее сидение неприметного и умеренно–подержанного «ford–focus», и как быстро этот автомобиль (за рулем которого сидел, опять–таки неприметный гражданин лет тридцати) покинул окрестности станции. Впрочем, водитель ехал строго по правилам, и через полчаса остановил машину около частных причалов яхт–клуба на заливе. Здесь внимательному наблюдателю (если бы он следил за этой кампанией от самой станции) бросилось бы в глаза, что из авто вышли только трое, а в салоне никого не осталось. Вероятно, он бы связал это арифметическое несоответствие с огромным чемоданом, который волокли двое из троих (уже ничуть не похожие на пьяниц). Водитель авто шел налегке, если не считать небольшой сумки через плечо. Он обменялся несколькими словами со служащим яхт–клуба, после чего все трое прошли до конца крайнего пирса и поднялись на борт маленького катера вместе со своим тяжелым багажом. Через минуту катер отошел от пирса и растворился во тьме.
Даже этой последовательности событий хватило бы внимательному наблюдателю (если бы он существовал), чтобы заподозрить трех персонажей в явном криминале, но то, что произошло через четверть часа, вдалеке от берега, почти в полной темноте, попахивало уже чем–то более серьезным, нежели просто криминал. Катер подрулил к некой темной массе, покачивающейся на воде, трое в катере открыли чемодан, вытащили из его чрева того самого hobo (находившегося там в позе эмбриона), и энергично проролоскали его в холодной воде, предварительно сорвав всю одежду. После этого все четверо бесшумно исчезли внутри темной массы, а катер, внезапно утратив плавучесть, пошел ко дну. Что касается дальнейших эволюций темной массы, то они, в этой густой темноте, выглядели почти сверхъестественными. Вот только что она была — а через пару минут исчезла без следа, будто растворившись в пасмурном беззвездном небе, как сахар в горячем чае.
…
Очнувшись, Макс подумал, что лежит на носилках в салоне компактного микроавтобуса «скорой помощи», движущегося по совершенно темному шоссе. Над лобовым стеклом было табло электронных часов, и они показывали 3:08 ночи.
— Хе…Мммм… Ребята, а вы кто? – спросил он четверых молодых мужчин (один из них сидел за рулем, а трое играли в карты и болтали на английском с незнакомым акцентом).
— Вы Максимилен Лоуренс Линкс? — уточнил один из игроков, некрупный, но крепкий молодой монголоид, которого остальные называли Нонг.
— Ну, я, — согласился он, и подумал, что на медиков эти парни не очень похожи, — А вы из полиции, что ли?
— Нет, мы, по ходу, из военной разведки.
— Ух ты! Это что же я такого натворил?
— Ничего особенного, просто спали на вокзале. А мы вас подобрали.
Тут Макс обнаружил еще 3 особенности своего состояния. Во–первых, он не помнил ни даты, ни года, ни дня недели, а помнил только, что сейчас весна (впрочем, это с ним уже случалось). Во–вторых, он лежал совершенно голый, и был укрыт шерстяным пледом (впрочем, и такое бывало: однажды он очнулся в медпункте полицейского участка в том же виде, после падения в реку с набережной). В–третьих, несмотря на ту отраву, которую он хлебал с какими–то hobo на станции, у него не плыли цветные круги перед глазами и отсутствовала мерзкая сухость во рту, а в голове была жуткая кристальная ясность. Он приподнялся на локте, глянул в окно и ничего не увидел. Сплошная тьма.
— Слушайте, а где это мы едем?
— На 200 миль юго–западнее Шпицбергена и на столько же юго–восточнее Гренландии, — ответил другой игрок, — Если вам хочется знать точнее, то мы спросим Уфти…
— N74:03 W06:20, — не оборачиваясь, сообщил им чернокожий пилот, которого, видимо, звали Уфти, и добавил, — прикинь, Рон, рассвет встретим почти над полюсом.
— По ходу, надо сфоткать на память, — заметил Нонг, — покажу жене, вот она приколется!
— Командир, а ты всегда думаешь о своей жене? — спросил сидящий рядом скандинав.
— Ты сто раз спрашивал, — буркнул тот, — У меня красивая жена и я о ней думаю. Что тут странного? Вот ты, Керк, болтаешь о женщинах, и тебе это странным не кажется.
— Не кажется. Но я болтаю о женщинах вообще.
— Ты не читал трактат «Eu Dao». Там сказано, что нет женщин «вообще», а есть каждая…
В этот момент до Макса дошел смысл адресованного ему ответа.
— Слушайте, мы что, летим в самолете?
— Во flying–boat, если быть точным, — ответил Рон, — По ходу, мы находились в Англии не совсем легально…
— Совсем нелегально, — поправил Нонг, — и мы не могли использовать аэропорт. Тем более, у вас, доктор Линкс, нет документов. Насколько я понимаю, у вас их украли…
— Да, месяца два назад. Украли, или они сами выпали… Подождите, как это нелегально!?
— Очень просто. Мы прошли на малой высоте, и сели на заливе. С него же и взлетели.
— Но вы же сказали, что вы из военной разведки!
— Да. Но не из английской.
— Иначе говоря… — Макс сделал паузу, чтобы найти в себе сил выговорить единственно–логичный вывод из услышанного, — … Это похищение?
— Ну, типа того.
— Но зачем!? На кой черт чьей–то военной разведке… Чьей, кстати?
— Меганезийской, — проинформировал Нонг.
— Тем более! Зачем какой–то папуасской разведке…
— Папуас тут только один, — перебил Уфти, — Это я. Чистокровный папуас. Сам Mike Loh McLaud подтвердил бы это, но он уже умер.
— Mikluha Maklaev, — поправил Нонг, — Он русский, а у русских имена произносятся так.
— Правда? А я думал, шотландец. Но я про другое. Вы, доктор Линкс, забываете, что мы, папуасы, 10 тысяч лет назад изобрели бананы, сахарный тростник, кукурузу и тыкву. У нас была древняя продуктивная культура, когда британцы, не в обиду вам будь сказано, еще жили в пещерах, ходили в шкурах и питались говном вымерших мамонтов.
Военные разведчики дружно заржали. Впрочем, вполне беззлобно. Видимо, тема древней высокоразвитой культуры папуасов уже и раньше всплывала в этой кампании. Макс сел на своих носилках, завернулся в плед, и кашлянул, чтобы привлечь внимание.
— Видите ли, молодой человек, даже если не рассматривать новеллу о мамонтах…
— Это было для психологического эффекта, — уточнил Уфти.
— Я и говорю: не рассматривать. Все равно, гипотеза о происхождении тыквы из Новой Гвинеи является, мягко говоря, экзотической. Все сравнительные исследования генов разных сортов тыкв указывают на ее происхождение с тихоокеанского побережья Китая. Кукуруза, вероятно, происходит с мексиканского нагорья. Это т.н. гипотеза Бидла, она выдвинута в 30–е годы XX века, т.е. задолго до открытия ДНК Уотсоном и Криком, и выглядит сегодня недостаточно убедительной, но ее дефекты — это не повод помещать центр происхождения кукурузы где угодно. По поводу банана и сахарного тростника — доктор Линкс сделал эффектную паузу, — Скорее всего, Уфти, здесь вы, как раз, правы.
Переждав восторженные крики слушателей, он продолжил:
— Теперь я хотел бы вернуться к своему вопросу. На кой черт вашей военной разведке похищать спившегося молекулярного генетика?