– Я сожалею, – сказала она вкрадчиво, с искренним раскаянием и нежно улыбаясь ему, – Сэм.

– Еще бы. – Он вынул из карманов табак и бумагу и начал сворачивать сигарету. – Так с Кэйро вы все-таки поговорили. Теперь настала и моя очередь.

Она дотронулась пальцем до губы, глядя в никуда широко открытыми глазами, потом, сощурив их, бросила быстрый взгляд на Спейда. Он был поглощен своей сигаретой.

– Ах, да, – начала она – конечно… – Потом убрала палец ото рта, разгладила голубое платье и стала хмуро разглядывать свои колени.

Спейд лизнул сигарету, заклеил и, спросив: «Ну?», полез в карман за зажигалкой.

– Но я с ним не поговорила, – сказала она, оставляя большие паузы между словами, будто выбирала их с большим трудом, – времени не хватило. – Она оторвала хмурый взгляд от своих коленей и посмотрела на Спейда ясными искренними глазами. – Нас прервали в самом начале.

Спейд прикурил сигарету и засмеялся, выдыхая клубы дыма.

– Хотите, чтобы я позвонил ему и попросил вернуться?

Она покачала головой, не улыбнувшись.

Спейд обнял ее одной рукой, положив ладонь на голое белое гладкое плечо. Она откинула голову на изгиб его руки. Он сказал:

– Я слушаю.

Она повернула голову, улыбнулась ему с вызывающей игривостью и спросила:

– Тебе для этого необходимо обнимать меня?

– Нет. – Он снял руку с ее плеча.

– Ты совершенно непредсказуем.

– Я по-прежнему слушаю тебя.

– Посмотри, который час! – воскликнула она, ткнув пальцем в сторону стоящего на книге будильника, уродливые стрелки которого показывали без десяти три.

– Угу. Суматошный выдался вечер.

– Я должна идти. – Она встала с дивана. – Все это ужасно. – Спейд остался сидеть. Покачав головой, он сказал:

– Никуда ты не пойдешь, пока не расскажешь мне все.

– Но посмотри, который час, – запротестовала она, – чтобы все рассказать, мне надо много времени.

– Ничего, времени у нас хватит.

– Я арестована? – весело спросила она.

– Кроме того, не забывай о мальчишке, который болтается около моего дома. Он, возможно, еще не ушел спать.

Ее веселость как рукой сняло.

– Ты думаешь, он еще здесь?

– Скорее всего.

Она вздрогнула.

– А ты можешь проверить?

– Можно спуститься и посмотреть.

– Можешь начинать рассказ прямо сейчас, за ужином, – сказал он.

– Нельзя быть таким нетерпеливым!

– Да к тому же еще диким и непредсказуемым. Что это за птица сокол, которая так взбудоражила всю компанию?

Она прожевала хлеб с говядиной, проглотила, посмотрела внимательно на обкусанный бутерброд и спросила:

– А что, если я тебе не скажу? А что, если я вообще ничего тебе не скажу? Что тогда?

– Ты только не подумай, – ответил он, ухмыляясь так, что стали видны коренные зубы, – будто я растеряюсь и ничего не смогу сделать.

– Но что же все-таки ты сделаешь? – Она переключила внимание с бутерброда на его лицо. – Я и хочу узнать, каков будет твой следующий шаг?

Он покачал головой.

В ее улыбке появилось что-то издевательское.

– Сделаешь что-нибудь дикое и непредсказуемое?

– Возможно. Но я не вижу, что ты выигрываешь, продолжая скрывать от меня правду. Она ведь и так постоянно выясняется. Многого я еще не знаю, но кое-что мне стало известно и кое о чем я уже могу догадаться; еще один такой день, и я буду знать вещи, о которых ты и не подозреваешь.

– Наверное, ты и сейчас знаешь больше меня, – сказала она, снова с серьезным видом разглядывая бутерброд. – Но… о!., я так устала от этого, и меня тошнит от разговоров. А не лучше ли… а не лучше ли подождать, пока ты сам все узнаешь?

Спейд рассмеялся.

– О, пожалуйста… проверь.

Спейд какое-то время внимательно всматривался в ее озабоченное лицо, потом встал с дивана.

– Хорошо, – сказал он и достал из шкафа шляпу и плащ. – Я вернусь через десять минут.

– Ради бога, будь осторожен, – умоляла она его, провожая до двери.

– Постараюсь.

На Пост-стрит не было ни души. Спейд прошел квартал, перебрался на противоположный тротуар, прошел обратно два квартала, снова возвратился на свою сторону улицы и вернулся к дому, не заметив никого, кроме двух механиков, которые ремонтировали машину в одном из гаражей.

Бриджид О'Шонесси стояла в углу прихожей, держа в руке пистолет Кэйро.

– Он все еще там, – сказал Спейд.

Она прикусила губу, медленно повернулась и пошла в гостиную. Спейд отправился следом, бросил шляпу с плащом на кресло, пробурчал, что «у нас есть время поговорить», и вышел на кухню. Когда она появилась в дверях, он уже поставил кофейник на плиту и резал на ломтики длинную французскую булку. Пальцы ее левой руки бессознательно ласкали корпус и отвод пистолета, который она все еще держала в правой руке.

– Скатерть вон там, – сказал он, указывая хлебным ножом на простой одностворчатый буфет.

Пока она накрывала на стол, он готовил бутерброд с ливерной колбасой и холодной говядиной. Затем разлил по чашкам кофе, добавил в него коньяку из пузатой бутылки, и они сели за стол. Сели рядом на одну скамейку. Пистолет она положила около себя.

– Не знаю. Тебе решать. Мой способ узнавать прост: я бросаю дикий и непредсказуемый гаечный ключ в работающий механизм. Мне-то все равно, а ты смотри, как бы тебя не пришибло случайно отлетевшей железкой.

Она смущенно пожала голыми плечами, но ничего не сказала. Несколько минут они ели молча: он – флегматично, она – задумчиво. Затем она тихо сказала:

– Я боюсь тебя, вот в чем дело.

Он ответил:

– Дело не в этом.

– В этом, – настаивала она все тем же тихим голосом. – Я боюсь только двоих людей, и сегодня видела обоих.

– Я могу понять, почему ты боишься Кэйро, – сказал он. – До него тебе не добраться.

– А до тебя?

– Я совсем рядом, – сказал он с усмешкой.

Она покраснела, потом взяла бутерброд с серой ливерной колбасой. Положила его на тарелку. Наморщила свой белый лобик.

– Как ты знаешь, это черная статуэтка птицы, ястреба или сокола, гладкая и блестящая, вот такой высоты. – Она развела руки примерно на фут.

– Что в ней такого замечательного?

Прежде чем ответить, она отхлебнула кофе с коньяком.

– Не знаю. Они мне не говорили. Мне обещали пятьсот фунтов, если я помогу заполучить ее. Потом, когда мы бросили Джо, Флойд сказал, что даст мне семьсот пятьдесят.

– Значит, она стоит дороже семи с половиной тысяч?

– Гораздо дороже. Они и не старались делать вид, что честно делятся со мной. Меня просто наняли, чтобы я помогла им.

– Как помогла?

Она снова поднесла чашку к губам. Спейд, не отрывая своих властных желто-серых глаз от ее лица, начал сворачивать сигарету. За ними на плите булькал кофейник.

– Помогла им забрать эту вещь у кого она была, – медленно произнесла она, опустив чашку. – У русского по фамилии Кемидов.

– Как?

– А, это неважно, – заметила она, – и помочь тебе не может, – она дерзко улыбнулась, – и уж совсем тебя не касается.

– Это было в Константинополе?

Помолчав в нерешительности, она кивнула.

– На Мармаре.

Он махнул сигаретой в ее сторону и сказал:

– Продолжай. Что было дальше?

– Но это все. Я все рассказала. Они обещали мне пятьсот фунтов за помощь, и я им помогла, а потом мы узнали, что Джо Кэйро собирается смыться, забрав с собой сокола и оставив нас с носом. Но мы сами удрали от него. Хотя мое положение от этого не стало лучше; Флойд и не собирался платить мне семьсот пятьдесят фунтов. Я узнала это, когда мы уже добрались до Сан-Франциско. Он говорил, что поедет в Нью-Йорк, где продаст сокола и даст мне мою долю, но я видела, что он врет. – Гнев окрасил ее глаза в фиолетовый цвет. – Вот тогда я и пришла к тебе, чтобы ты помог мне выяснить, где сокол.

– Допустим, ты нашла его. Что тогда?

– Тогда бы условия мистеру Флойду Терзби диктовала уже я.

Спейд скосил на нее глаза.

– Но ты ведь не знаешь, где можно получить за него большую сумму, чем та, которую он предложил тебе?