Далеко не случайно, что Гоголь — один из наиболее часто и удачно иллюстрировавшихся писателей. Его портреты, пейзажи, описания полно и ярко могут быть переданы таким искусством, как живопись. Его внимание постоянно обращено на живописную, зрительную выразительность предметов. Своеобразие реализма Гоголя — на начальном этапе его творчества — во многом и состояло в обращении к этой словесной живописи, к предметным изображениям, к передаче полноты ощущения жизни, вещественной, материальной стороны мира.
В «Вечерах на хуторе» все время чувствуются как бы два голоса: голос рассказчика и голос автора.
Рассказчики в «Вечерах» являются носителями житейски-трезвого взгляда на жизнь, нередко ограниченного наивными предрассудками. Они не подымаются над бытом, над уровнем взглядов и отношений своих героев, а выступают наравне с ними, будучи полностью погружены в их интересы, в круг их представлений.
Иное дело автор, который в «Вечерах» выступает как носитель положительного идеала, выражая свое стремление к прекрасному и в то же время трагически переживая его неосуществимость. Автор утверждает здоровое и прекрасное начало в человеке, сохраненное народом. Но именно в народе, как в целом, как в коллективе, а не только в его отдельных представителях, у которых это начало может быть заслонено мелким, случайным, бытовым. Выражение этого высокого идеала цельного и благородного человека Гоголь видел, как уже указывалось, прежде всего в народном творчестве, в песне.
Утверждая красоту и ценность человека в его цельности, свободолюбии, благородстве его душевных проявлений, Гоголь в то же время трагически воспринимал враждебность человеку мира собственнической алчности, холодного эгоизма, социальной несправедливости. Проявление этого авторского отношения сказывается в лирических и пейзажных отступлениях. Голос автора здесь прорывается сквозь бытовое, простодушно-лукавое повествование рассказчика. Автор непосредственно включается в рассказ, дает почувствовать отличие своей точки зрения от простодушной болтовни рассказчика, стремится осветить истинное положение вещей. Это включение лирического авторского начала и придает сложность идейной и художественной структуре повестей.
Чернышевский отмечал, что «Вечера на хуторе» производят «сильнейшее впечатление» на каждого читателя «именно своею задушевностью и теплотой».[91] Эта «задушевность», влюбленность Гоголя в жизнь народа, отмеченная Чернышевским, определила во многом и художественные принципы «Вечеров», их лиризм. «Вечера» проникнуты глубоким авторским лиризмом, который в сочетании с юмором составляет неповторимое своеобразие гоголевского стиля.
Лирические отступления и пейзажи раскрывают идейный подтекст повестей, углубляют и расширяют их содержание, подчеркивают, оттеняют поэтичность народной жизни, рисуют пленительный образ Украины. Пейзаж в «Вечерах на хуторе» как бы дополняет то прекрасное, что Гоголь увидел в народе. Отсюда богатство его красок, метафор, самая гиперболичность. В пейзаже отчетливо чувствуется авторский голос, лирическое начало, благодаря чему он приобретает эмоциональную выразительность, передает отношение автора к происходящим событиям. Взволнованная патетика лирических пейзажей как бы прорывает бытовую оболочку, «земность» самих событий, утверждая положительное, прекрасное начало, озаряя новым светом смысл происходящего. Такова роль пейзажа в таких повестях, как «Сорочинская ярмарка», «Ночь перед рождеством», «Майская ночь, или Утопленница».
В «Майской ночи» противопоставление сил, враждебных чистой и светлой любви Ганны и Левко, подчеркнуто лирическим пейзажем, проходящим через всю повесть, словно аккомпанируя этой песне о любви. Повесть начинается описанием майской ночи, на фоне которой так прекрасна и поэтична любовь Ганны и Левко. «Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь!» Завершается повесть волшебно-красивой картиной украинской ночи, словно благословляющей счастливого Левко, увидевшего в окошке при свете месяца спящую Ганну. «И чрез несколько минут все уже уснуло на селе; один только месяц так же блистательно и чудно плыл в необъятных пустынях роскошного украинского неба. Так же торжественно дышало в вышине, и ночь, божественная ночь, величественно догорала».
Пейзаж подчеркивает единство человека и природы, гармоническую цельность жизни народа. Прекрасное в природе оттеняет красоту в человеческой жизни, а ее грозные и стихийные проявления — трагические события в судьбе людей. Прозрачный лунный пейзаж в «Майской ночи» выражает лирический подтекст повести, тему трогательной и нежной любви Ганны и Левко. Иной характер приобретает описание Днепра в «Страшной мести», окрашивая весь рассказ тем суровым пафосом, той романтикой героических страстей, которая определяет содержание повести.
Нередко критика упрекала писателя за фантастичность его пейзажей, за их условно-романтический характер, якобы ничего общего не имеющий с действительностью. «Сама природа у Гоголя, — писал В. Брюсов, — дивно преображается, и его родная Украина становится какой-то неведомой, роскошной страной, где все превосходит обычные размеры».[92] Однако поэтическая расцвеченность, гиперболизация не делают Украину «какой-то неведомой страной». Пейзаж у Гоголя расцвечен яркими красками, потому что передает великолепие украинской природы, служит фоном для изображения многогранной жизни народа. Поэтическая гипербола лишь усиливает, делает особенно наглядной красоту природы, но не становится самоцелью. В «Сорочинской ярмарке» преобладает радостное приятие жизни, беззаботная веселость, яркая многоцветность красок, задорный и лукавый юмор. Солнечный, знойный, охватывающий сладостным томлением пейзаж летнего дня предваряет изображение картин народной жизни, рассказ о простой и радостной любви Грицка и Параски. Уже образ голубого неизмеримого океана, сладострастным куполом нагнувшегося над землей, картина летнего дня, полного «сладострастия и неги», которой начинается повесть, передает эту атмосферу влюбленности, молодости, красоты.
Но в жизнерадостный, веселый мир «Вечеров» вторгается трагическое начало. Даже такая радостная, сверкающая яркими жизненными красками повесть, как «Сорочинская ярмарка» с забавными похождениями ее героев, кончается грустным, пессимистическим аккордом. Картина шумного, беззаботного веселья, неуемного свадебного разгула и пляски, которой завершается повесть, внезапно обрывается печальной нотой: «Гром, хохот, песни слышались тише и тише. Смычок умирал, слабея и теряя неясные звуки в пустоте воздуха. Еще слышалось где-то топанье, что-то похожее на ропот отдаленного моря, и скоро все стало пусто и глухо.
Не так ли и радость, прекрасная и непостоянная гостья, улетает от нас, и напрасно одинокий звук думает выразить веселье? В собственном эхе слышит уже он грусть и пустыню и дико внемлет ему. Не так ли резвые други бурной и вольной юности, поодиночке, один за другим, теряются по свету и оставляют, наконец, одного старинного брата их? Скучно оставленному! И тяжело и грустно становится сердцу, и нечем помочь ему».
В этом грустном лирическом монологе об одиночестве, о зыбкости и кратковременности счастья выступает уже не словоохотливый, веселый рассказчик-хуторянин, а сам автор, носитель иного осознания действительности, гораздо более глубокого и противоречивого. В этом лирическом отступлении он напоминает читателю о том, что та радость и веселье, которые завершают свадебную пляску, недолговечны, кратковременны, что жизнь, повседневная судьба его героев вовсе не радостны и за краткими мгновеньями веселья и счастья следуют тяжелые и печальные будни.