- Врешь ты все, Виктор, не было никакой птички. А молотил его один мужик, сначала его, а потом и любовницу. Сходи еще за одной, - я протянул деньги, да сходи в кулинарию, возьми нормальной закуски.

Мне нужно было побыть одному, чтобы переварить полученную неожиданную информацию. Дело это принимало совершенно иной, непонятный оборот. Из того, что я услышал, вырисовывались две не похожие друг на друга версии. Первая: Крутько был дома один, когда в дверь ему позвонили. Услышав знакомый женский голос, он открывает дверь, после чего получает в лоб. Женщина достает монеты и получает по лбу от своего сообщника. Могло быть так? Вполне. Но могло быть и иначе: звонок в дверь, Крутько лежит в постели с любовницей. Но на знакомый женский голос он все же открывает дверь и опять-таки получает дубиной. Потом таким же образом убийца расправляется с высунувшейся из спальни женщиной. А могло быть и так. Любовница Крутько, заранее договорившись с убийцей, проделывает старый и испытанный ход. Девочка заранее приходит к нумизмату, проводит с ним несколько приятных часов, а потом, слыша условный стук, впускает сообщника. Тот, сделав свое дело, решает, что лишний свидетель ему не нужен. Так и появляется раздетый женский труп. Три варианта. И если бы не моя тупость, один из них можно было бы отбросить хоть сейчас. Но, чтобы ознакомиться с протоколом осмотра и заключениями судмедэкспертизы, оказывается, господин Гончаров, нужен недюжинный ум.

- Вот, Константин, принес. Пирожки, колбаса, помидоры и шнапс. Все правильно?

- Неправильно.

- Почему? - обиделся информатор.

- Потому что та девка, которая назвалась птичкой, была одна, и она была любовницей твоего соседа. А убийца пришел позже.

- Вот уж нет. В двенадцать ночи, когда я ходил за пузырем, в дверь Крутько стучалась размалеванная девка, а наутро ее выносили мертвой. Я ее узнал. А в два часа ему звонила другая. После того как он ее впустил, все и началось.

- Что началось?

- Ну, стук, удары, падение мебели. Все, что бывает в таких случаях.

- Чего ж ты в милицию не позвонил?

- Телефона у меня нет. А утром позвонил. Из автомата.

- Как они уходили, ты слышал?

- Да, я под самой дверью стоял. Ушли они часа в три. Тихо прикрыли дверь и на цыпочках спустились вниз.

- Их было двое?

- Не меньше, они шептались.

- Чего ж сразу не сообщил о случившемся?

- Боялся...

- Куда они пошли, на чем уехали, как были одеты?

- Э-э, да ты, кажется, не безработный мент, а функционирующий? Спасибо за компанию, я пошел, и тебе я ничего не говорил. Тем более я действительно ничего не видел. В подъезде свет не горел. А окна моей квартиры выходят на улицу. Могу сказать, что на улице никто не появлялся, значит, они ушли через двор. Вот все, что я знал. И больше ко мне не цепляйся.

- И на том спасибо. Пузырь дарю тебе. Ты меня не видел, я тебя не слышал!

Ухов стоял на обочине, презрительно разглядывая тщедушных гаишников с автоматами.

- Привет, Ухов, - окликнул я его, выбираясь из "тачки", - тебя как зовут, а то Ухов да Ухов?

- А меня все так зовут, проще, имя-то не выговоришь, Максимилиан.

- Значит, просто Макс. Ну вот, оделся ты подобающе, вроде как на прогулку.

Он смущенно посмотрел на свои белые в обтяжку джинсы и трикотажную светлую майку. По-моему, он перестарался. Где в таком наряде можно спрятать пистолет и дубинку?

- Отлично, Макс, а оружие ты, конечно, оставил дома?

- Да нет, здесь оно, в машине, я подумал, вдруг понадобится "тачка".

- Ты хорошо подумал, но где же она?

- Тут, в кусточках, заныкал.

- Отлично. Спецоборудование, мигалки, надписи, все в порядке?

- Да нет, она собственная.

- Иногда думаешь, что человек беспробудно глуп, а он оказывается Эйнштейном. Это плохо, но когда наоборот, еще хуже.

- О чем вы, Константин Иванович? У меня сразу сложилось о вас наилучшее мнение.

- Да вот и я о том же. Но вперед, Ухов, нам предстоят грандиозные бои.

- С кем?

- С проститутками.

- Это мы уважаем.

Дойдя до уховской "шестерки", я скинул чужой малиновый пиджак, а Макс накинул куртку со всей причитающейся начинкой. Связку ключей бросил под сиденье. "На всякий случай, - пояснил он, - а гаишники предупреждены".

Потихоньку, стараясь не особо шуметь, мы вышли на Галкину берлогу. Отсюда был отлично виден весь сексодром, но пока что он был пуст, если не считать пяти-шести мужиков, что возились возле трех катеров, и одного возле открытого капота "Нивы". Вот он-то и привлек мое внимание в первую голову: во-первых, огромным ростом и мощным телосложением, а во-вторых, хозяйским видом, с которым он передвигался по территории. Если меня не подводил нюх, это и был садист и сексуальный маньяк Жорик. Жорик, который, возможно, видел, на какой машине уехал Гена Длинный.

- Макс, ты можешь не заснуть в этой конуре?

- Какие вопросы, шеф.

- Отлично. Ты видишь того типа возле "Нивы"?

- Абсолютно. Неприятный тип.

- Неприятный и злой. А когда ему ампутировали одну очень нужную конечность, стал вообще свирепым. Так вот, Макс, мне нужно с ним решить пару серьезных вопросов, ты уж посматривай, если что... Но учти, говорят, он вооружен.

- Я тоже! И тоже бываю сердит.

- Стреляй только в самой невкусной ситуации, когда другого выхода нет, и только по ногам. Он нужен живой. А если я начну мочиться, немедленно спускайся к нам. Возможно, придется его вязать. Один я с ним не справлюсь.

- Ясное дело. Ни пуха...

- Пошел...

- Взяв левее, я с шумом спускался вниз к пляжной дороге, всем своим видом показывая, что лицо я не опасное и в этих краях случайное. Метрах в десяти выше "Нивы" я выкатился на дорогу. Заинтересованный, Жора отложил ключ, невозмутимо за мной наблюдая.

- Здорово, земеля! - радостно заорал я, подходя к машине. - Закурить не будет, и пить хочу, умираю.

- Здорово, земеля, - ответил он, внимательно рассматривая меня пронзительными глазами хищника, - отчего ж не будет, возьми в машине.

- Да неловко как-то по чужим машинам шариться.

- А я тебе разрешаю, - он неприятно хихикнул, - хорошим людям я все разрешаю.

Хоть убей, не хотел я влезать в его авто, слишком свежа была в памяти история, когда меня, вот так же сунувшего нос в незнакомую машину, увезли черт знает куда.

- Ладно, пойду у ребят спрошу, - кивнул я на катера,

- Да погоди ты, недотрога интеллигент. На тебе сигареты, на тебе "Фанту". Кури, пей на здоровье. Тебя как зовут-то?

- Константин, а тебя?

- Жорой буду. - Он резко нырнул под капот, бзыкая гаечным ключом куда попало.

- Может, помочь, поддержать что-нибудь?

- Да нет, все уже готово. - Он захлопнул капот и тоже закурил. - А ты чего, Константин, в наши луга забрел? По случаю или по нужде? Места у нас особые!

- Какие еще особые? Пляж, он и в Африке пляж.

- Здесь, дорогуша, дешевый публичный дом под открытым небом. Понял?

- Ну да, я знаю, потому и пришел. Товарища ищу. В начале месяца сюда пошел и с концами.

- Что за товарищ?

- Может, знаете, Гена Длинный? Говорят, уехал на машине.

- Гену Длинного я знаю. Но давненько его не видел. Давно!

- А еще говорят, что ваша машина стояла рядом с той, на которой он уехал.

- И кто же это может говорить?

- Да люди разные.

- Хм, люди, они тебе не то скажут. Язык без костей, а длинный и отрубить можно.

Я невольно заржал, проводя аналогию, а он побелел, с трудом сдерживаясь.

- Чего ржешь-то? Пришел по делу, а ржешь, как лошадь.

- Так вы не помните, на какой машине в ту ночь уехал Гена?

- Ну помню! И что?

- Вы бы оказали неоценимую услугу мне и его брату, если бы назвали ее номер.

- Абсурд! Вы помните номер машины своего соседа?

- Нет, - признался я, шестым чувством понимая, что идет игра, в которой я пока проигрываю.