Герой шел и знал, что такого унижения не стерпит. И тумбочки нет, и сестра мегера. А еще приличная больница считается, куда отвозят из поликлиники ученых. Он останется в прежней палате. А если это невозможно - просто тихо соберет вещи и уйдет. Зачем вообще эта операция, если ему не очень уж хочется жить?

В ординаторской Арнольда Александровича не нашлось. Сказали, что он уже ушел после ночного дежурства. Тогда Герой подошел к двери, на которой висела табличка: "Заведующий отделением". В кабинет постоянно заходили врачи, коих, как здесь выяснилось, в отделении находилось необъяснимо много. Герой сидел, явно занимая очередь, но врачи уверенно входили, не глядя на него. Наконец заведующий остался один, Герой поспешил войти.

- Можно к вам на минуту?

- Извините, меня вызывает начмед. Ждите, если нужно.

И заведующий исчез. Герой плотно уселся в кресло около двери.

Снова подходили врачи, дергали дверь, и Герой уже на правах старожила объяснял:

- Ушел к начмеду.

Это могло быть надолго.

Прежнего места у него уже почти не было, новое ему было не нужно оставалось сидеть в этом кресле. Чтобы остаться на операцию - или уйти. Вероятнее - уйти. По мимолетному взгляду заведующий показался мужчиной холодным и надменным.

Прошло пятьдесят минут, Герой засек время, и наконец заведующий появился. Герой встал у двери так, чтобы никто не мог проскочить впереди него.

- Ждете? Ну что такое?

- Я вчера поступил к вам. Мой лечащий врач - Арнольд Александрович. Он хотел перевести меня в свою палату, но я вас прошу оставить меня в первоначальной.

- А почему?

Подробности сразу показались мелкими и низменными. Ну не объяснять же про тумбочку. Не жаловаться же на хамство сестры.

- По чисто бытовым обстоятельствам. Я пишу докторскую, у меня сроки поджимают, я хочу немного подзаняться здесь у вас. А в нынешней палате удобнее.

- Хорошо, пожалуйста.

И никаких вопросов.

Заведующий сразу показался Герою симпатичным.

Герою никогда не было чуждо стремление к комфорту. Воображая, как он прославится после своего великого открытия, он видел себя живущим в приличной вилле комнат примерно на десять. С фонтаном и садом, разумеется. И вот то же стремление к комфорту сжалось от десятикомнатной виллы до размеров больничной тумбочки. И оказалось, что без этой ничтожной тумбочки в каких-то обстоятельствах куда хуже, чем без виллы: посуду, плейер, бумаги, пакет с бананами - все пришлось бы класть на пол? Под кровать? Спорили Толстой с Чеховым: много ли человеку земли нужно? Вся Земля или три аршина? Мнения разделились и никак не воссоединятся до сих пор. Зато Герой теперь знает получше любого величественного классика: много ли человеку комфорта нужно? Вилла или тумбочка? Оказалось - простая тумбочка...

Он вернулся в свою первоначальную палату, положил в тумбочку взятый было оттуда плейер, сверху на салфетку веером разложил газеты. Поместительное, оказывается, сооружение - эта простая тумбочка!.. И сообщил, не в силах сдержать радость победы:

- Меня хотели перевести в другую палату, но я решил остаться здесь. Надеюсь, вы не против.

- Ну, раз отдельный номер-люкс с ванной и телефоном ваша дама вам не купила, оставайтесь. - Ну не давал самозваному академику покоя призрак палаты-люкс. - А мне прислали из Кембриджа бумагу, что я избран человеком года, так за грамоту и медаль двести тоже баксов надо было заплатить. Так то за год, а регалии вообще на всю жизнь, а не за один день.

- Ну, и заплатили? - поинтересовался крайний сосед.

- Заплатил. Чтобы было что внукам показать. А то ведь и не поймут, кто есть кто их дед.

Герой только усмехнулся, но промолчал: знал он, как делаются эти "люди года". Ловкие люди круглогодично ловят простаков.

- И диплом, и медаль, и статью в газете. Вот, у меня с собой. Я Костюков Лев Иванович.

Ловкие люди ловят простаков, в том числе и газетчиков. Газетчики - такие же люди, не умней других... Ну что ж, Герой сам этого захотел: слушать в этой палате похвальбу культуракадемика. Зато тумбочка есть. А разговоры в той двенадцатой палате, наверное, и похуже - про больные простаты.

По трансляции объявили ужин. Герой сразу сорвался, чтобы быть первым у раздачи. При полном безделье и неподвижности у него почему-то сохранился аппетит. А даже, пожалуй, и приумножился. Он быстро поел, а в столовую еще тянулись сгорбленные старцы и старухи. И это ведь не самые тяжелые здесь больные. Самые тяжелые лежат. Герой поспешно ушел к себе. Между приемами пищи эти убогие обитатели больницы малозаметны, а каждый поход на кормежку оборачивается парадом немощей. Не хотел бы он дожить до такого состояния. Куда лучше умереть вовремя, чем мучиться самому и мучить близких.

Едва он поужинал, появилась Джулия. Герой уже пережил свой скромный триумф и ничего рассказывать не стал: смешно бы выслушивать со стороны, какая это победа - отвоевать право на тумбочку.

- Напрасно ты поел. Я тебе тут принесла. Клялись мне, что совсем свежие!

В глянцевой коробке оказались тарталетки с лососем, корзиночки с затейливым салатом объемом на два откуса. На повсеместно распространившися в последние годы угощениях стоя, фуршетах то есть, он всегда съедал такие узорчатые закуски во множестве. Герой с удовольствием взял красивую тарталетку - и с трудом заставил себя прожевать ее и проглотить. Ему, как ни странно, сделалась уже привычной постная больничная пища: каши, пюре, паровые котлеты и вареная рыба, чего дома и в гостях он не ел годами: дома он всегда обильно пользовался кетчупами и майонезами. И вот привычная недавно кулинарная фантазия показалась неестественной, неприятно кислой и острой - почти опасной.

- Съешь еще! - потчевала Джулия.

- Не могу. Только что напихался.

Объявлять о непонятной перемене своих вкусов Герой не стал.

- Ну и напрасно. Ты же знал, что я приду. Ну, что говорят врачи?

- То же самое. Диагнозам приличествует постоянство.

- Кажется, это единственное постоянство, на которое ты способен.

Герой не стал ни возражать, ни соглашаться: втягиваться в окололюбовные разговоры ему не хотелось. А с другими темами было туго.

- Ну как дела? Есть спрос на евроремонты? - спросил он без интереса.

Джулия приняла вопрос всерьез:

- Летом всегда конъюнктура оживляется. Люди уезжают на дачи и ремонтируют пустые квартиры. Если бы не конкуренция. Все лезут ремонтировать. Какие-то дикие бригады бродят: армян, узбеков. Даже чеченцы туда же. Скоро к нам негры приедут тоже.

- Собрать бы всех конкурентов да сжечь, - мечтательно посоветовал Герой.

- А что ты думаешь - приедут и негры и китайцы, если всех пускать! Я вот недавно в Париже была: там черных больше, чем французов. Зато ко мне там на каждом углу клеились. Потому что белая женщина - уже редкость. А через сто лет, говорят, по статистике все станут черными. А другие сосчитали, что через сто лет как раз конец света: кончатся вода и воздух. И астрологи, между прочим, давно уже сказали. Я разных пророков соединила, и получается, что все правильно: если на свете останутся одни черные, так такого света и не жалко. Самим черным не жалко. Зачем, скажи, они к нам лезут? Жили бы в своей Африке, я вовсе не против. Каждый должен жить на своем месте, а не лезть к чужим. Квартиру-то каждый запирает и не позволяет соседям к себе лезть, а в чужую страну лезть почему-то можно. Пусть сидят у себя, а нам не мешают!

Герой не хотел втягиваться в эту тему. Вроде и неприлично быть расистом, но против простого довода: пусть каждый живет в своем доме, а не лезет в чужой, - тоже возразить трудно. А Джулия рассуждает просто, ей на условные приличия наплевать, она меряет жизнь деньгами, а не идеями: отнимают у нее незваные конкуренты доходы, значит, она должна ненавидеть конкурентов.

- Царапину на своей телеге заделала?

- Да, отлично! Совсем не видно. Твою тоже сделали, но я думаю, оставь себе "сабку" а старье твое толкнем.