- У нас "БМВ", а не "мерс", - ревниво поправила Джулия.
- Вижу, уважаемая. Но всякая дорогая машина - немножко "мерседес". Все равно как всякий советский за границей - немножко русский.
- Давай-давай, подвези, русский товарищ, - нетерпеливо повторила Джулия.
Джулия с Героем уселись рядом на заднее сиденье. Водитель резво взял с места. Несся он, обгоняя всех подряд, дорогие машины, кажется, с особенным удовольствием - "мерседесы", по его терминологии. И прилипал к едущим впереди, явно не соблюдая дистанции. Герой вспомнил папин звонок из Америки: папа, видно, тоже не соблюл дистанцию, вот и разбился в хлам.
- Спокойнее, - сказала Джулия. - И держи дистанцию.
Водила расхохотался:
- Со мной не боись, уважаемая! Меня ребята знаешь как зовут - Прост! Не потому, что простой и глупый. Прост - чемпион есть в гонках. Пятикратный всего мира.
И местный "прост" успел затормозить в сантиметрах от самосвала. Интересно было бы разбиться, возвращаясь из больницы. Сказали бы знакомые, тот же Женька: кому суждено под самосвал, тот от рака не умрет!
- Ну вот что! Я плачу, я и командую, - прекратила эту гонку Джулия. Езжай спокойно и тихо. Держи пятьдесят, не больше, ясно? Или мы выходим.
Герой так не сумел бы. Водила тоже оценил:
- Слушаю, командир.
И поехал аккуратно.
Дома Героя встретил телефонный звонок. Батюшка.
- Выписался? Чего это ты вздумал? Ну что там с тобой?
- Да то, что изъяли у меня предпоследнюю почку.
Слышно было, как отец словно бы запнулся - и тут же рассмеялся:
- А, да-да! Но последняя-то осталась.
- Конечно. Вторая-то - вроде как запаска у машины. Можно ехать без нее, только бы не проколоться.
- Старайся. Любка говорит, ты питаешься кое-как. Теперь надо питаться вдумчиво, размеренно. А что нашли? Какая опухоль?
- Ну, столько шума я поднял, разрез сделали в полметра длиной. Даже несолидно было бы, если б нашли какой-нибудь, я не знаю, жировик. Так что вполне солидный у меня диагноз.
- Ну что значит? - попытался папаша не понять очевидное.
- То и значит: небольшой рачок.
Наступило некоторое молчание.
- Ничего страшного, - успокоил Герой. - Сейчас многие отрезают от себя - и как ни в чем не бывало. У вас-то как дела? Суд был?
Отец с удовольствием переменил тему:
- Был. Ничего не дали, признали виновной стороной. С неграми тут трудно судиться. Теперь в Америке это называется политкорректность: дискриминация наоборот. Чтобы иметь успех, нужно быть черным, педерастом и инвалидом вместе взятыми, тогда все пути открыты. Меньшинства наступают.
- Ну и купили уже новую?
- Купили. Только она барахлит. Уже два раза мастера вызывали.
- Неужели у вас там тоже халтурщики? Я думал, только у нас.
- Везде они есть. Только здешние берут дороже.
- Починят, - обнадежил Герой. - Даже ваши матерые халтурщики. Ну, спасибо, звони. Целуй маму.
- Подожди, она хочет сама.
Ого! Даже мама забыла про свою глухоту по такому чрезвычайному поводу.
И сразу:
- Герочка! Ну что же это?!
Герой усилил голос, чтобы мама расслышала:
- Ничего. Все нормально. Все нор-маль-но!
- Как же - нормально, если из больницы! Ну как ты сейчас?!
- Хорошо. Хо-ро-шо! Уже до-ма!
- Ой, мы так волновались! Слава богу, что обошлось. Когда Любочка позвонила - ну прямо как обухом.
Ого - Любка сама позвонила через океан! Значит, действительно чрезвычайное происшествие.
- Ничего. Все бывает вдруг. Я сначала удивился, а потом привык. При-вык уже. Все хо-ро-шо!
- Тебе какие-нибудь лекарства нужны - американские? Ты скажи, мы пришлем.
- Ни-че-го не нуж-но!. Отрезано и забыто. Спа-си-бо! Не вол-нуй-ся! Це-лу-ю!
Джулия сразу поинтересовалась, едва Герой положил трубку:
- Кто это?
- Родители. Издалека.
- Где они у тебя?
- В Америке. Как это тебе Любка не выложила всю нашу семейную хронику?
- Значит, всё о тебе говорили, на других времени не осталось. А ты чего ж не уехал? Теперь-то, когда можно свободно.
- Господи, и ты туда же! Всегда спрашивают одно и то же. Скажем, меня там не слишком ждут. Вот и папу не то что очень уж ждали, как постепенно выяснилось. Тут он имел время мечтать, протестовать, а там только зарабатывает.
- Ну и меня бы ты там не встретил, - обобщила Джулия.
- Это самое главное, - любезно улыбнулся Герой.
- Правда? Главное?
Неужели она такие дежурные фразы принимает всерьез?! Железная бизнесвумен - а туда же.
Чтобы не завираться слишком уж далеко, Герой вместо ответа поцеловал ее. Аккуратно и осторожно.
- Я сейчас не только рулить не могу, - сообщил он. - Шов не терпит слишком тесных контактов.
- Что я, дура, не понимаю? Порядок наведу, обед сготовлю и покину тебя. Я тут поговорила со знающими людьми, вот тут тебе средство. Всё тебе удалили, конечно, но все-таки для профилактики. Чтобы подавлять всякий зародыш опухоли. Это не химия, просто набор трав. От него волосы не вылезут, и вообще ничего такого подавляющего в них нет. Тибетская медицина. Видишь, такие капсулы, надо глотать по две штуки в день. Еще хорошо бы свежую заварку делать, но мужчина же неспособен каждый день траву заваривать.
Прозрачный намек: "Жили бы мы вместе, я бы тебе заваривала".
Герой принял и капсулы, и траву.
Убрав и приготовив, она вспомнила еще одно дело:
- Между прочим, за тобой должок: ты обещал мне блестящую идею, чтобы нам с тобой наделать миллиардов и попасть в список "Форбса". Я тебя не торопила, раз так повернулось. Но теперь у тебя будет время подумать - пока ты машину водить не можешь, - она многозначительно усмехнулась.
- Подумаю! - обнадежил он.
Совсем вечером Джулия все-таки ушла.
В больнице он был все время на людях, и в самом деле - общежитие, как определила Джулия с первого взгляда. И вот он наконец один. Можно спокойно посидеть, не отвечать ни на какие вопросы.
Герой все последние дни в больнице обдумывал свой план Академии Опережающих Наук. Но Джулии сообщать не торопился. Сообщить - значит, сделаться младшим партнером, консультантом, а действовать будет она.
А хотелось создать дело самому. Действия - куда более ценный товар, чем идеи. Герой понял это наконец.
Ведь почему он пошел в физики? Потому что наука открывала путь. И физика прежде всего. Еще лучше открывала путь партийная карьера, но так низко пасть Герой не мог. А если не быть секретарем ЦК, то лучше всего в СССР было быть физиком, засекреченным академиком. Все почести к его услугам, все деньги, все привилегии. Стать физиком - значило доказать самому себе, ну и другим тоже, что ты личность первого сорта!
Тогда. Но не теперь. Теперь доказать себе и другим можно только создав дело. И сделав настоящие деньги. А потом с деньгами в руках можно скупить любые идеи, нанять любых физиков. Из всей Академии Наук умнее всех оказался Березовский: ушел из член-корров в миллионеры. Или миллиардеры.
А стал бы он вместо этого полным академиком наконец - кто бы его знал, кто оценил? А теперь он один славнее всей Академии Наук вместе взятой - большой, а не игрушечной. Славнее и влиятельнее на реальную жизнь. В наше время Березовский значит для жаждущих успеха и богатства примерно то же самое, что для поколения Андрея Болконского значил Наполеон. Каково время - таков и кумир. Теперь Березовский на досуге дает премии самым утонченным деятелям искусств, которые клянутся, что счастливы, обретя свободу слова и творчества, - дает мелочь по своим масштабам, а самые утонченные берут и благодарят. Потому что Березовский стуит, условно говоря, сто миллионов, а эти - свои тридцать тысяч, которые он им кидает. Раньше эти деятели пели и писали для коммунистов и очень страдали от несвободы, все куда-то рвались, а теперь поют и пишут для Березовского - и всем довольны. Вот и выходит со всей очевидностью, что надо быть гением бизнеса, только так ты станешь хозяином самому себе, и окрестной жизни тоже. Только гением бизнеса, а все гении искусств и наук прибегут тебе поклониться. И если научатся люди когда-нибудь использовать энергию протонного распада, то крупный магнат сначала профинансирует работы, а потом присвоит себе результат. А физики - они просто его наемные работники: кого-то он нанимает петь и писать для себя, кого-то горбатиться в лаборатории. Единственный стуящий талант - талант направлять денежные потоки. Остальное прикупится. Когда-то герой пошел в физику, потому что физики представлялись ему полубогами, избранной кастой. Теперь ореол развеялся. Обыкновенные наемники, не больше. Дадут, может быть, какому-нибудь счастливцу нобелевку - что-то около миллиона. Для успешного бизнесмена мелочь, месячный заработок, а для академика - итог целой жизни. Каста физиков понижена до уровня обычных слесарей, и Герой желает теперь войти в подлинно избранную касту - делателей денег. Остальное приложится. Не вполне полноценен не тот, кто не способен понять, что делается в дебрях атома, как Герою казалось раньше; не вполне полноценен тот, кто не способен в этом мире наделать кучу денег! Высшие таланты проявляются на рынке, а не в разных там атомных открытиях!