— Русский посол, — представил Джон.

— Россия весьма обеспокоена сокрытием послания, — без церемоний начал русский. — Я уполномочен довести до вашего сведения следующее: послание получено и нами готовится ответ. В скором времени последует официальное сообщение.

Экран опустел.

— Наверное, все, — сказал Уайт.

Экран погас.

Уайт положил руку на крышку стола. Удобный и солидный, каким и подобает быть настоящему рабочему столу, — не в пример всей этой громоздкой, монументальной мебели Овального кабинета. Он вдруг подумал, наверное ему приятно бы работалось здесь. Он сидел за столом Макдональда, и ему казалось, будто они поменялись ролями и главный здесь отныне он.

— Ни один из человеческих языков, — продолжал, словно не прерывался, Макдональд, — не чужд нам более, нежели капелланский, равно как и ни одна человеческая религия не отстоит так далеко от верований капеллан.

— Вы наверняка знали про китайцев и русских, — проговорил Уайт.

— Что ж, наука роднит гораздо крепче, нежели узы землячества или наличие общего языка…

— Каким образом им известно о послании?

Макдональд в недоумении развел руками.

— Слишком много людей знало о нем. Если б я мог еще тогда предвидеть все те трудности, связанные с обнародованием послания и с ответом на него, уверяю вас: в момент нашего триумфа здесь не собрался бы никто. Но, поскольку все сразу же стало известно, полностью исключить утечку информации не представлялось возможным. Ведь мы — не какая-то там секретная программа, а обычная научная лаборатория, исследовательское учреждение, которое в общем-то обязано информировать общественность и коллег-ученых, делиться своими достижениями и открытиями со всем миром. Вот почему у нас здесь даже практиковался обмен учеными с Китаем и Россией. Они работали вместе с нами, в том числе и на заключительном этапе…

— Кто же тогда мог рассчитывать на положительный результат? — раздраженно перебил его Уайт.

Макдональд с изумлением взглянул на президента. Уайт, пожалуй, впервые за все время их знакомства увидел, как Макдональд удивляется.

— Зачем же в таком случае нас финансировали? — осведомился он.

— Мне неизвестно, зачем была развернута Программа, — ответил Уайт. — В ее истоки я не заглядывал, а если бы и сделал это, то вряд ли обнаружил бы там исчерпывающий ответ. Но, я подозреваю, ответ здесь, и для многих похожих предприятий последних лет он один и тот же: просто существовало нечто, чего ученым хотелось добиться, и никто в этом не мог заподозрить ничего скверного. В конце концов, живем-то мы во времена благоденствия.

— В обществе благоденствия, — уточнил Макдональд.

— Всеобщего благоденствия, — подчеркнул Уайт. — Наша страна, как и другие, — кто раньше, кто позже — сознательно и целеустремленно реализует политику ликвидации нищеты и несправедливости.

— «Целью правительства является достижение всеобщего благоденствия», — процитировал Макдональд.

— В равной степени это и политическая цель. Нищету и несправедливость можно вынести, если в мире параллельно с ними еще существуют большие трудности. Однако в едином технократическом обществе, основой которого является сотрудничество, — нищета и несправедливость абсолютно неприемлемы. Беспорядки, разруха и хаос способны дезорганизовать не только жизнь общества, но и саму цивилизацию.

— Несомненно.

— Вот мы и обратились к нашему народу и поставили перед ним задачу уничтожить нищету и несправедливость. Задача эта выполнена. Установлена стабильная социально-политическая система, гарантирующая каждому устойчивый ежегодный доход и свободу делать то, что ему, в общем и целом, нравится, за исключением неограниченного деторождения и других действий, способных причинить вред остальным членам общества.

Макдональд согласно покивал.

— Да, движение к благосостоянию — величайшее достижение последних десятилетий. Мы уже перестали называть это благосостоянием. Теперь это — неотъемлемая составная демократии, присущая нашему обществу, элемент — общепризнанный. И почему вы полагаете, будто наука не входит в эту систему?

— Наука рождает перемены.

— Лишь в случае достижения положительных результатов, — сказал Уайт. — Да и то — в определенных, заранее запланированных и предписанных структурой управления областях, таких, например, как исследование космического пространства. И, Бог свидетель, ваша Программа казалась всем абсолютно безопасной. Она имеет прямое и непосредственное отношение к уровню благосостояния, ведь к разбазариванию общественных фондов приложили руку и ученые. Программу содержали в течение стольких лет, дабы ученые занимались своими игрушками и не вмешивались ни во что более серьезное, в чем они некомпетентны. Как видите, важнейшими задачами любого правительства являются поддержание стабильности и самой власти, пресечение беспорядков и центробежных тенденций. И наилучший способ сделать это — предоставить каждому, я повторяю, возможность поступать так, как наиболее нравится, но ничего не меняя при этом по существу. И прошу не уверять меня, будто вам и в голову не приходило такое или сроду не доводилось все это задействовать на вашей личной практике.

— Нет, — сказал Макдональд. — Все так. Или почти так. Известно: чем больше надоедаешь, тем проще обстоят дела с финансированием. Хотя я всячески старался не признаваться себе в этом. А вот теперь вы намереваетесь всех нас разогнать.

— Не сразу, — запротестовал Уайт. — Я дам вам время свернуть паруса. Сделайте вид, будто занимаетесь составлением ответного послания. Можете даже поискать другие послания. Разверните где-нибудь новую программу, все окажутся при деле. Пораскиньте умом — вам лучше знать, как это сделать.

Впрочем, Уайт хорошо знал: война с нищетой и несправедливостью далеко не окончена. Это Джон думал, будто победа одержана и можно сложить оружие. На самом же деле любой отход означал бы дезертирство. Уайт, собственно, так и назвал Джона: «Дезертир».

Достижения одного благосостояния недостаточно. Слишком много черных довольствовались гарантированными им доходами и потеряли всякую охоту, а может, и просто побаивались требовать большего.

Их необходимо как следует встряхнуть и направить; они нуждаются в таких примерах, как он. Таких, каким мог бы стать Джон, займись он политикой. Примеры найдутся — есть ведь среди черных ученые, врачи и даже сотрудники Программы. Однако их слишком мало. Процентное соотношение показывает: неравенство по-прежнему остается фактом.

Он стоит у кормила государства всеобщего благоденствия, однако, похоже, одним благополучием Джона не привлечь.

Макдональд погрузился в размышления. «Он-то, чем думает? — задался вопросом Уайт. — Неужели тоже поясницей, как мы с Тэдди?»

— Моя жизнь посвящена постижению истины, — сказал Макдональд. — И солгать я не смогу.

Уайт вздохнул.

— Ну что ж, придется поискать кого-нибудь, кто сможет.

— У нас ничего не выйдет. Реакция научного сообщества будет аналогичной, как любого притесняемого меньшинства.

— Должен воцариться мир.

— В нашем технологизированном мире перемены — явление неизбежное. Поэтому вам придется признать: мир и спокойствие — не что иное, как умеренные, находящиеся под жестким контролем изменения.

— Однако изменения, которые несет в себе послание, невозможно ни предвидеть, ни подготовиться к ним надлежащим образом. Одно ясно: их-то уж обуздать не удается.

— И все это произойдет потому, что вы не позволили их обуздать нам… Не могу принять и вашего решения… Не позволить объявить всей правды, объяснить людям все, пусть они на это взглянули как на великолепное, многообещающее приключение, восприняли это как дар разума, творческого созидания и информационного прогресса, ощутили некое предчувствие будущего своих потомков… А кроме того, откуда вам знать, в чем будут нуждаться мир и страна через девяносто лет?

— Вы сказали, через девяносто лет? — Уайт натянуто рассмеялся. — Я не забегаю далее следующих выборов. К чему мне эти девяносто лет?