Россия, “Mitteleuropa” и Балканы

Рассмотрение событий 1990-х годов на фоне международных отношений всего столетия обнаруживает в последнем, казалось бы, не имеющем аналогов периоде проявление классических геополитических констант. В области структурной реорганизации евразийского пространства после самоустранения России обнаружилась старая цель англосаксов — взять под контроль Восточную Европу вместе с выходом к Балтийскому морю на Севере и к Средиземному и Чёрному морям на Юге. Доклад Фонда Карнеги о Балканских войнах 1913 году был переиздан в 1993 году как пособие для перестройки Югославии. В предисловии Дж. Кеннан призвал начертать новое территориальное статус-кво на Балканах и “применить силу”, чтобы заставить стороны его соблюдать, что и было сделано в Дейтоне.

Война в Боснии и “Косовский кризис” были вписаны в общие планы вместе с расширением НАТО, поскольку югославский анклав с выходом на Средиземноморье был недостающим элементом мозаики, которую англосаксы выкладывали с конца XIX века: все атлантические и ключевые средиземноморские побережья должны быть под их “политическим контролем” .

В свете начавшегося осенью 2001 года эпохального входа США в Азию и силового давления на государства Персидского залива ясно, что оккупация Косова готовилась в течение 90-х годов для создания нового плацдарма в Европе, который мог бы обеспечить сразу несколько геополитических и военно-стратегических задач. Среди них — контроль над путем от Дуная к Проливам, над торговыми, сырьевыми и военно-стратегическими комму­ника­циями Европы и Малой Азии; приближение к Персидскому заливу, Ближнему Востоку и стратегическому союзнику — Израилю.

Сюжет “восточного вопроса” разыгрывался в течение всего ХХ века на полях обеих мировых войн, в 90-е годы в Боснии и Косово, в ходе дипломатических баталий в Версале, в спорах Молотова, Бевина и Бирнса, в Дейтоне и на Стамбульском саммите.

Роль Стамбула на южном фланге после овладения Восточной Европой и вторжения на Балканы становится подобной тому столпу, к которому необходимо подтягивать новые элементы, а один из ключей к Евразии лежит на дне Чёрного моря. Контроль над ним призвана дать “бархатная революция” в Грузии, подготовленная и совершенная по американским учебникам.

Итог этой полуторавековой интриги — оттеснение России на северо-восток Евразии и окончательная утрата ею значения системообразующего элемента системы международных отношений. Планы, сорванные герои­ческими защитниками Севастополя в 1854—1856 годах, были осуществлены при полном равнодушии — и даже прямом попустительстве — их безвольных потомков.

[1] 16B u r n s  J. The Echoes of History rumble on. All the “Questions” remain, unanswered. Europe and the Easterm Question. (1878—1923). Belgrade. 2001.

[2] 17H e i s e  R. Die Entente-Freimaurerei. Basel, 1920; Des Kaisers Traum. The Kaiser’s Dream. Faksimile-Dokumentation 1992.

[3] 18М и х а й л о в с к и й  Г. Н. Записки. Из истории российского внешне­политического ведомства. 1914—1920 гг. В двух книгах. Книга 1. Август 1914-го — октябрь 1917 г. М., 1993. С. 85.

[4] 19H e r e s c h  E. Geheimakte Parvus. Die gekaufte Revolution. Wien, 2000. S. 119, 188, 229.

[5] 20АВП РФ. Ф. 0512, опись № 4, док. № 304, папка № 31, листы 33—60.

Ирина МЕДВЕДЕВА, Татьяна ШИШОВА

ПРОКЛЯТИЕ ХАМА

На сей раз “информационным поводом” для написания статьи стал рассказ молодого журналиста. По заданию редакции он присутствовал на выпускном вечере одной из московских школ.

— Причем не в каком-нибудь новомодном частном лицее, — подчеркнул журналист, делясь с нами впечатлениями, — а в хорошей школе с крепкими старыми традициями и опытными, заслуженными учителями.

Сначала, по его словам, все было очень трогательно и совсем по ста­ринке. Выпускники один за другим выходили на сцену и прочувствованно, чуть ли не со слезами на глазах благодарили наставников.

Потом был капустник, и те же самые ребята, которые только что обра­щались к учителям со словами благодарности, теперь изобретательно и остроумно их высмеивали, очень талантливо копировали, точно подмечая слабые стороны и недостатки педагогов. Хохот в зале не смолкал. Причем громче всех смеялись как раз объекты пародий.

— Это меня потрясло, — прокомментировал журналист. — Всего лишь десять лет назад, когда я кончал школу, такое было невозможно.

— Что именно?

— Да всё!

— Как будто раньше подростки не высмеивали училок, — возразили мы.

— Да, но не со сцены и не в их присутствии! — сказал молодой человек. — Хотя меня даже больше шокировал ответный смех педагогов. В этом было что-то совсем патологическое. В общем, тема специально для вас. Осмыс­ливайте.

“Жареный петух”

Мы заверили его, что немедленно начнем “осмысливать”, а сами подумали: “Какой, однако, “сердитый молодой” этот наш журналист Рома!” Помните, в Англии после Второй мировой войны возникло течение в искусстве, которое так и называлось “сердитые молодые”? Это ж очень мило и трогательно, — продолжали рассуждать мы, — когда подросшие дети и учителя “расстаются с прошлым, смеясь”. И молодцы педагоги, что не обижаются. Четверть века назад авторам капустника досталось бы на орехи”.

Одна из нас даже вспомнила аналогичный эпизод из своей студенческой юности. Пятикурсники (а не старшеклассники!) довольно беззубо, по нынешним меркам, высмеяли в капустнике преподавателей своего вуза. И реакция была отнюдь не юмористической. Скандал дошел до ректората, шутников чуть ли не дипломов грозились лишить. Особенно негодовала преподавательница английского, которую студенты изобразили в неглиже — домашнем халате и бигуди.

“Хорошо, что сейчас педагоги поумнели, — подумали мы. — Тем более что ребята смеялись по-доброму. Иначе разве стали бы они непосредственно перед капустником признаваться учителям в любви?”

Но жизнь все время, как любил выражаться первый и последний прези­дент Советского Союза, “нагнетает и подбрасывает”. Вскоре после эпизода, рассказанного Ромой, произошло следующее. Семилетний мальчик, занимавшийся у нас в психокоррекционной группе, решил на прощанье сделать нам подарок: нарисовал, как он сам прокомментировал, “дружеский шарж”.

Слово “дружеский” нисколько не смягчало впечатления от рисунка, на котором были изображены два чудовища с маленькими глазками и зловещим оскалом огромных зубов. На обороте было написано: “Дорогим Татьяни Львовни и Ирини Яковлевни на паметь от Паши” (сохраняем орфографию оригинала). Преподнося нам подарок, бедный Паша довольно смеялся, считая рисунок удачной шуткой. А нам было не до смеха. Нет, вовсе не потому, что это задело наше женское самолюбие! Просто мы столько сил положили на коррекцию Пашиного поведения и надеялись, что его неадекватность за время занятий сгладилась. Но “подарок” явственно напомнил о диагнозе. Увы, шизофреник остался шизофреником.

И, опять же, не потому, что эти уродливые изображения не имели с нами ничего общего. В конце концов, семилетний мальчик не обязан воспроизводить портретное сходство. Нет, диагноз выдавало другое — уверенность в том, что он нас своим жутким рисунком порадует .

Когда ребенок намеренно старается оскорбить, уязвить взрослого, это, конечно, тоже не норма. Но тут можно предполагать избалованность, демонстративность, хамство, на худой конец — психопатию. Однако неадекватности тут все-таки нет. Хотел поиздеваться — и поиздевался. А вот когда искренне хотел порадовать издевательством, не понимая, что тут плохого, это уже гораздо более серьезная, глубинная неадекватность.