Надо найти Хромого. Вот где ключ к этому делу. Хотя нельзя утверждать, что и Хромой здесь главный. Но от него-то уж, во всяком случае, можно оттолкнуться в решении всей этой шарады. Однако Хромого пока нет. Если сегодня Приходько не найдет ничего нового о Хромом, надо собраться с мужеством, отступить на исходные позиции и начать работу над новыми версиями, но уже глубже прорабатывая связи Джаги.

Тихонов вспомнил, как в детстве играл в «морской бой». В ста клетках поля биты почти все «корабли» противника, но где-то затерялась одна клеточка — «подводная лодка», и без нее игру не выиграешь. Еще несколько неудачных «выстрелов» — и враг уйдет непобежденным. Но тогда была игра, а сейчас враг был настоящий, не ограниченный сотней клеток поля, и мог он уйти с добычей навсегда. По последней клетке выстрелил в этот день Приходько.

— Ты понимаешь, Стас, — возбужденно рассказывал он. — Посмотрел я медкарточку заведующего гарантийной мастерской, там сказано, что он инвалид III группы, пенсионер. Ладно, думаю, погляжу его пенсионное дело. Приезжаю в собес, смотрю — батюшки родные! — в прошлом году Балашов этот семь месяцев подряд не являлся за пенсией! И получил ее только после напоминания из собеса… При этом — заметь себе — он тогда не работал, а про «единственный источник существования» забыл. И заработки у него всю жизнь скромные. Однако поговорил с людьми — оказывается, ездит Балашов на новенькой «Волге», летом в городе не живет; видно, дачка своя у него есть. Жена его не работает и не работала никогда…

— А номер «Волги»? — спросил Тихонов.

— Как же, МОИ 11-94, — усмехнулся Сергей.

— Интересное кино… — сказал Тихонов, внимательно разглядывая выписку из пенсионного дела. Приходько сказал:

— Но самое интересное, кажется, только сейчас начинается. Ну-ка, возьми мой рапорт о поездке в Жаворонки с таксистом Латышевым!

— Взял.

— А теперь посмотри справку поселкового Совета к этому рапорту.

— Так. «Дом номер девять по Майской улице принадлежит гражданке Пальмовой Викторине Карловне». Пальмовой? Викторине… Постой! Ведь в выписке из пенсионного дела сказано, что мать Балашова — Пальмова Викторина Карловна?! Неужели нашли? — сказал Тихонов.

— Если сопоставить еще с тем, что вчера вечером я видел на даче Викторины Карловны «Волгу» с номером МОИ 11-94, то похоже, что мы произвели сбойку наших туннелей точно.

— Это уж факт! Но понимаешь ли ты, дерево бесчувственное, что мы вышли не просто на хромого мужчину, а на Хромого, которого ищем?!

— Догадываюсь, — невозмутимо кивнул Приходько.

— Нет, от тебя помереть можно! Ведь теперь ясно, к кому на Майскую, девять прибыл Джага! Ой-ой-ой, старик, как мы теперь развернемся!

— Развернемся на всю катушку! — не выдержав, захохотал Сергей. — Правда, предстоит еще кое-какая работенка: пока ребята в Одессе разбираются с убийством Коржаева, нам надо раскрыть здесь всю шайку.

— Похоже, что мы вышли на финишную прямую, — поднялся Тихонов. — Для начала мастерскую его пропусти через мелкое сито. Без лишнего шума, конечно. Во-вторых, надо сделать так, чтобы с сегодняшнего, самое позднее — с завтрашнего дня Балашов шага не ступил без нашего ведома, особенно в нерабочее время. Мне сдается, что он свое трудолюбие главным образом в это самое время и проявляет…

Использовав недоразумение с мастерской Бродянского, Приходько договорился с директором часового завода о проведении плановой инвентаризации в гарантийной мастерской.

— Результаты мы можем вам представить в двух вариантах, — сказал ревизор-инвентаризатор, энергичный молодой человек с университетским значком. — В суммовом выражении это будет гораздо быстрее. Либо по позициям товаров — это нас недельки на полторы задержит…

— Сделайте, как быстрее, — с легкомысленным видом ответил Приходько. — Нам, знаете ли, поскорей в восемьдесят шестой мастерской закончить надо, а без вашего акта это невозможно…

Про себя Приходько подумал, что вовсе незачем афишировать свою глубокую заинтересованность делами Балашова. «Пусть они считают, что мы выполняем пустую формальность, — размышлял Приходько. — А уж сличительную ведомость по позициям товаров мы и сами быстренько сделаем, если у нас будут результаты инвентаризации…»

Порядок в мастерской Балашова был отличный, и поэтому уже через два дня работники центральной бухгалтерии вручили Приходько инвентаризационную ведомость. «Полный ажур», — гласил вывод ревизоров. Действительно, по общей сумме расход часовой фурнитуры в мастерской копейка в копейку совпадал с его приходом.

— Ну и прелестно! — говорил Приходько, рассаживая в просторном кабинете группу опытных ревизоров. — А теперь мы над этой цифирью самостоятельно поколдуем. Посмотрим сейчас, что за этими умилительными суммами скрывается!

Он отлично знал, что анализ «суммового благополучия» зачастую приводил следствие к ошеломляющим результатам, когда за стройными колонками равнодушных цифр открывались волнующие картины… «Ну, какая разница, — иронически говорил в таких случаях Приходько, — то ли один тигр, то ли сотня кошек?! Ведь стоимость-то у них одна, и все мяукают…»

— Вот вы все шутить изволите, — сказал однажды Сергею матерый жулик, директор промтоварной базы, — а ведь и верно, какая разница? Ну, девчонки-кладовщицы не так товар записали. Ведь государство-то на этом не пострадало, всю выручку до копейки получило…

— Оно вроде бы и так, милейший Алексей Ива-ныч, — весело возразил Приходько, — только чем объяснить, что в наличии у вас все лежалый товарец больше, а не хватает ходового, дефицитного? Например, ватников на четыре тысячи рублей больше, чем должно быть, а кофточек шерстяных на ту же сумму не хватает?

Директор базы недоуменно пожал плечами:

— Действительно, откуда бы?

— А вы не смущайтесь, Алексей Иваныч, я вам эту загадочку помогу подразгадать… Ватники-то вы со швейной фабрики у заворуя Шуры Терехова за треть цены взяли, без документиков, слева, так сказать. А кофточки шерстяные спекулянтам через подсобку сбыли с наценочкой, в одну неделю. Товару на базе было на сто тысяч и осталось на сто тысяч, а вам двойной дивиденд — и суммовой ажур, и растратчиком никто не назовет! И мы вас, — жестко закончил Приходько, — не назовем растратчиком. Есть такое слово «расхититель». Хищник, просто, по-русски говоря…

Приходько отключился от всех оперативных дел. С утра он вместе с ревизорами раскладывал ведомости на столе, вынимал из шкафа арифмометр и счеты — и. начиналось! Вычитали, перемножали, складывали. Сергей что-то записывал, вычеркивал, линовал для себя какие-то листы, заполняя их постепенно колонками цифр.

Приходили ребята из отдела, здесь же на плитке кипятили чай, подшучивали. Тихонов серьезно спрашивал:

— Сереж, а у тебя пистолет вообще-то есть? Может, ты в кобуре под пиджаком арифмометр носишь?

Сергей лениво лягался:

— Хорошо, что у меня хоть такое оружие есть. Жаль, нам по форме кортики не полагаются, а то бы ты язык мог в ножнах носить.

— Нет, Серега, ну, серьезно, какой из тебя оперативник? Тебе бы в бухгалтеры-ревизоры, незаменимый был бы ты человек.

— Это мы еще посмотрим, кто из нас нужнее как оперативник…

— Да тут и смотреть нечего. Приемов самбо не знаешь, пистолет, сам признавался, в сейфе у Шадрина держишь.

— Отстань, пустомеля! Ну, зачем мне пистолет? Я жуликов из арифмометра лучше, чем ты из автомата, отработаю.

— А если тебе серьезного жулика брать придется, то как? Тоже с арифмометром?

— Для нашего серьезного жулика арифмометр страшнее пистолета!

И снова шутили. Но все знали, что Приходько делает сейчас главное. И Приходько считал. Считал днем, вечером. Стихали шаги и разговоры в бесконечных коридорах управления. Звякал арифмометр, носились, гремя, как кастаньеты, костяшки счетов. Приходько шевелил губами, считал, считал…

— Великая вещь — бухгалтерия, — самодовольно сказал Приходько, входя через несколько дней вместе с Тихоновым в кабинет Шадрина. В руках у него было несколько вкривь и вкось исписанных, испещренных цифрами листов бумаги.