Весна. Деревья только что начинают распускаться под действием теплого в меру солнца. Сегодня в парке многолюдно.
Художник рисует. В самодельном ящичке лежат краски. В руках палитра. На полотне что-то непонятное.
Он часто задумывается и смотрит вдаль. Затем быстро-быстро кладет мазки. Но ни парка, ни деревьев, ни реки на которые он так пристально смотрит, на картине нет. Там какой-то сумбур цветного движения.
Вот он в радостные и светлые тона мазнул черным. Задумался опять. И вдруг резким и решительным взмахом положил через все полотно желтую изломанную линию, расколовшую, начавшие мрачнеть, цветовые скопления.
Уже несколько человек стояло невдалеке от него. Наблюдали. Слышались тихие фразы:
— Ничего не понятно!
— Да это он так, что Бог на душу положит.
— Так чего же он смотрит куда-то? Рисуй, что видишь.
— Нас за дураков считает.
Художник обернулся. Положил палитру и сказал просто и хорошо:
— Совсем не так. Я рисую для вас, для людей. Если вы хотите иметь то, что видите, так на это существует фотография. А мы, художники, должны передать вам жизнь, прошедшую через нас, через наше творческое видение.
На моей картине я хочу показать, что наша эпоха — эпоха распада. Мы живем в период крушения всего — религии, морали, государственных основ.
Человек нашего времени растерялся. Все, чем он жил в прошлом — поколеблено. Будущее туманно. Плохо то, что будущее немного приоткрыто ушедшей вперед наукой. Но основ будущего человеческого бытия не найдено. Поэтому человеку страшно. Он подсознательно чувствует, что в современном обществе что-то неладно. Ко всему этому кто-то сказал, что мы живем на острие термоядерных бомб и ракет. Это же действительно страшно. В один день может быть разрушена вся наша планета — вот вся эта красота! — он обвел рукой вокруг себя.
В группе уже стояло человек сорок.
— Раньше художники рисовали жизнь такой, какой она была вокруг них, и это была их правда. Сейчас мы, современники, изображаем жизнь, какая она есть в наше время, и это наша правда. Если я буду рисовать так, как рисовали прежде, это будет ложь. А я лгать не хочу.
Посмотрите на мою картину. Светлые и радостные тона это наша жизнь. Вернее, какая она должна быть. Но вот пришло что-то очень нехорошее и непонятное, для нас людей, и вошло в эту жизнь. Тогда я внес темные тона. А вот эта линия — это надвигающаяся катастрофа человечества!
Он снова повернулся к зрителям и, глядя поверх них, замедленно, сказал:
— Может быть, я не прав. Может быть, я еще уберу эту линию, — и переведя взгляд на людей смущенно добавил: — Мне очень хочется, чтобы вы поняли меня.
Художник ждал ответа. Толпа молчала.
Один человек отделился и пошел прочь. За ним стали расходиться и другие.
Художник вновь смотрел в ту точку, в которой он видел что-то. Затем нагнулся к ящичку и подбирая краски стал делать вид, что смешивает их на палитре. И никто не видел, что он плакал.
Его слезы падали на краски и смешивались с ними.