Если бы он выполнил свою работу, обращался с тобой с подобающим милосердием, все было бы иначе.

После этих простых слов Николетт начала в это верить. Если бы Вацек оказался другим, добрым мужчиной или хотя бы менее жестоким, все было бы иначе. Она не путешествовала бы с бродячим цирком. Она бы намного дальше продвинулась в изучении своих способностей. Она бы никогда не подумала, что ее силы могут ограничиваться тем, чем она довольствовалась столько лет.

- Николетт, послушай меня. Вацек вел себя неправильно, и если ты ничего другого от меня не примешь, прими хотя бы эту мысль, хорошо? Все было бы абсолютно иначе, если бы твоим учителем стал кто-то другой.

Хоть Николетт кивнула, и они вернулись к работе, ее не покидала мысль обо всем том, чего она была лишена. В параллельной вселенной существовала версия Николетт, которая никогда не убегала. Возможно, эта версия встретила Себастьяна. Возможно, искры между ними вспыхнули без следа страха или недоверия.

Они работали над ее способностями, и когда Себастьян не мог помочь, поскольку его собственный дар сильно отличался, он возмещал это, слушая, как она объясняет ситуацию, и предлагая решения. Она заметила, что за день его телефон звонил несколько раз, и хоть Себастьян останавливался и смотрел на экран, он никогда не брал трубку.

Наконец, когда опустился вечер, они вернулись в безопасный дом, заказали китайскую еду и уселись со списком имен и адресов.

- Ладно, давай по новой. Назови хозяев и хозяек Чикагских ковенов.

- Гарольд Фремонт, Дилан Чо, Умберто Питерс и... и... - Себастьян ждал, но Николетт лишь беспомощно уставилась на него. - Я... я не помню.

- Хелена Бюшон. Хорошо, теперь адреса.

Николетт уронила голову на стол.

- Не думаю, что смогу это сделать, Себастьян. Я не воспользуюсь этими адресами.

- Все равно запомни. Это самый безопасный способ получить информацию. Скажи мне адреса.

Каким-то образом Николетт откопала их в своей памяти и озвучила. Она сумела запомнить адреса в Атланте и Сиэтле, но потом все стало напоминать плавание в пудинге.

- Я правда, правда не знаю, что еще помню.

- Сделаем перерыв, - неохотно сказал Себастьян. - Посмотрим, что останется в твоей памяти после ужина.

Они поели в тишине, и наконец с губ Николетт сорвался вопрос, который мучил ее весь день.

- Во время сражения с тамплиерами с тобой все будет в порядке?

Себастьян выглядел ошеломленным.

- В смысле?

- Они опасны. Все это твердят, и ты тоже говорил об этом. Тамплиеры опасны для меня, но опасны ли они для тебя?

Себастьян издал короткий невеселый смешок и вместо ответа вытащил рубашку из брюк. Он указал на толстый зарубцевавшийся шрам, пересекавший его туловище, начиная с бока и заканчиваясь под пупком.

- Этот шрам оставил мне тамплиер вскоре после Гражданской войны, - сказал Себастьян. - Я был беспечен, неосмотрителен, и тут откуда ни возьмись тамплиер, пытающийся меня выпотрошить.

Николетт задрожала от того, как спокойно он это рассказывал. Себастьян опустил рубашку и покачал головой.

- Они очень опасны, Николетт. Когда кто-то посвящает каждый момент своего существования тому, чтобы уничтожить тебя, всю твою жизнь и все, что тебе дорого - это опасно.

- И Корпус - та сила, которая им противостоит?

- Есть и другие, но я не уверен, что кто-то занимается этим с такой же преданностью и организованностью, как мы. Ковены имеют свою оборону, некоторые способны посрамить Форт Нокс3. Эти сражения больше напоминают осады, и если не происходит ничего действительно плохого, тамплиеры предпочитают сражаться, когда у них есть преимущество.

- Так тамплиеры склонны сражаться с солдатами Корпуса вроде тебя?

- И с отшельниками вроде тебя. Да.

- Зачем?

- Что ты имеешь в виду?

- Зачем ты сражаешься с ними? Ну то есть, ты силен, ты бессмертен или почти бессмертен, так зачем сражаться, когда можно оставить это позади?

К ее удивлению Себастьян улыбнулся почти тоскливо.

- Потому что я создан для того, чтобы защищать других, - тихо ответил он. - Каких-то триста семьдесят пять лет назад я прожигал жизнь в Амстердаме. Отец хотел, чтобы я занялся семейным бизнесом, а меня просто больше интересовали попойки и кутежи. Мой учитель нашел меня, и ему пришлось целую неделю убеждать меня в том, кто я такой. Я двигаю землю, знаешь ли, но благодаря сочетанию выпивки и отрицания я это успешно игнорировал, - он на мгновение умолк, отрешенно глядя перед собой. - Он пытался убедить меня, что моя жизнь таит в себе нечто большее, чем то, что я вижу перед собой. А потом он сдался, сказав, что должен кому-то помочь.

Николетт села, с раскрытыми глазами слушая историю Себастьяна. Тяжело было видеть в подтянутом серьезном мужчине мальчика с дикими глазами, который разрушал сам себя. Но это была история Себастьяна, и она не была уверена, сколько людей удостоилось редкой почести услышать ее.

- Шутки ради я решил последовать за ним, и мы со всех ног помчались в Дрезден. Там молодой парень нажил себе серьезных проблем. Он провел ночь с любовницей, а когда проснулся, начал исторгать огонь. Любовница его выдала, вмешалась церковь, и его должны были казнить.

- Но ты спас его?

Улыбка Себастьяна просияла как солнце, и у Николетт перехватило дыхание. В этом мужчине еще жила искорка того дикого мальчика. Она представляла себе, каким он мог выглядеть, когда обрел дело своей жизни.

- Мы его спасли. Мы забрали его оттуда и нашли место в ковене в Мантуе. Теперь он учитель. Потрясающе владеет магией стихий, и его просто обожают ученики, тяготеющие к огню.

- Ты выглядишь счастливым, - тихо сказала Николетт.

- Я не могу спасти всех, - так же тихо ответил Себастьян. - Но я спас его.

Николетт показалось, будто она может видеть тени всех тех людей, которых Себастьян не сумел спасти. Он уже добавил ее в этот список. Это ужасно сказалось на нем, и Николетт не могла этого вынести. Так что она сделала единственное, что могла придумать. Она обошла стол, и когда он не поднял взгляда, она взяла его за подбородок и приподняла голову.

- Николетт?

Она не могла пойти с ним, а он не мог остаться с ней. Она ничего не могла ему сказать. Вместо этого она опустила голову, чтобы коснуться его губ своими. Когда его руки опустились на ее узкие бедра, чтобы притянуть ближе, Николетт знала, что по крайней мере у них есть это. Поцелуй длился и длился, нежный и сладкий. В нем звучало прощание, но присутствовала и любовь, но это можно было оплакать позднее. Она чувствовала напряжение в его плечах, и когда она оборвала поцелуй, Себастьян посмотрел на нее своими отчаянными светлыми глазами.

Он заговорил, но Николетт прижала палец к его губам. Она не хотела больше слушать споры, которые невозможно было разрешить. Она лишь хотела его, и мгновение спустя он кивнул.

Себастьян лизнул ее палец, и Николетт задрожала. Она медленно просунула пальчик между его губ, двигая им туда-сюда. Изнутри его рот был точно мягкий горячий бархат, и от умелых движений его языка кровь хлынула по ее венам обжигающим потоком.

Это было прекрасно, но она хотела большего и потому отстранилась.

Поднявшись на ноги, Себастьян взял ее за руку и отвел в спальню, закрыв за ними дверь. Кровать, казалось, тянулась на несколько миль, и когда Себастьян стянул с нее платье, Николетт ничего не хотелось так, как прилечь на эту кровать.

Он устроил ее на матрасе и быстрыми уверенными движениями снял с нее лифчик и трусики. На лугу все сводилось к страсти и наслаждению, но здесь, в роскошной постели, Николетт вдруг засмущалась. Она всегда была худенькой девочкой, которая выросла в долговязую женщину. Николетт невольно задалась вопросом, что подумает о ней мужчина, у которого были столетия на постельные утехи. Но явное удовольствие на лице Себастьяна быстро стерло все подозрения о том, что его что-то не устраивает.

Он опустился на колени рядом с ее обнаженным телом и нежно провел по нему руками. От плеч до бедер, от бедер до лодыжек и обратно, как будто он пытался запомнить ее тело. Когда Себастьян погладил ее щеки тыльной стороной ладоней, Николетт вздохнула, а он уже тянулся к ее волосам.