Юлька только усмехалась. Она никогда не обольщалась по поводу своей внешности и прекрасно понимала, что новый, пусть даже супермодный цвет волос ничего не изменит… Как-то раз, года три назад, ей в руки попался обычный женский роман. Начав читать от нечего делать, Юлька постепенно втянулась. Потом купила на лотке возле метро еще одну книжку с томно раскинувшейся на обложке красавицей, потом еще одну… В общем-то, ей были глубоко безразличны сексуальные похождения Агнесс, Розалинд и даже русских Наталий, но было во всех этих романах что-то такое, что неудержимо влекло ее, как в детстве черные мамины туфли. Ответ пришел неожиданно: поезд как раз затормозил на «Пушкинской», и плотный людской поток устремился к выходу из вагона…

— Девушка, вы так и будете проход загораживать? — кто-то сильно и сердито толкнул ее в спину.

— А?.. Извините. — Юлька, очнувшись, машинально шагнула в сторону и прижалась спиной к металлической стойке. Толпа продолжала перетекать на перрон, а она все стояла, бессмысленно скользя взглядом по лестнице, ведущей на «Чеховскую». И только когда двери захлопнулись прямо перед ее лицом, Юлька поняла, что прозевала свою станцию. «Образ подруги», — медленно произнесла она про себя, ожидая, что слова вот-вот рассыплются, как труха, унося в небытие свой жестокий, страшный смысл. «Образ подруги…» Но ничего не произошло, все осталось как есть, и ее неприятное открытие тоже…

В каждом романе они были разные: соседки-графини, верные горничные и бывшие одноклассницы. Иногда совсем блеклые и бесцветные, иногда милостиво награжденные автором чудными щечками или лукавыми глазками. Глупые и проницательные, задумчивые и смешливые, они все были в первую очередь Подругами, предназначенными для того, чтобы оттенить утонченность и изысканность главной героини. В чем, в чем, а в женском неповторимом шарме им было отказано раз и навсегда. Скучными серыми тенями Подруги появлялись на страницах романов, сообщали какой-нибудь Изабелле новости о ее Любимом, устраивали ее тайное свидание и снова исчезали, чтобы появиться главы через три и пригреть Ее, измученную, усталую и временно гонимую, на своей груди.

— Вечная Подруга… — шепотом проговорила Юлька и чуть не заплакала. — Что ж, Вечная Подруга — это, наверное, судьба…

И даже когда в ее жизни появился первый мужчина, она не поверила. Не поверила в то, что такой милый и замечательный Борька может интересоваться именно ею. Он учился на курс старше и жил в соседнем доме. Столкнувшись в коридорах института или оказавшись после лекций в одном вагоне метро, они обычно перекидывались парой слов, вежливо кивали друг другу на прощание и расходились в разные стороны. Из ничего: из полуфраз и полувзглядов, из случайных соприкосновений рук и мимолетных улыбок Юлька сотворила себе Любовь. Теперь Борька был уже не просто Борькой, а одушевленным Идеалом. Умным, смелым, ироничным и безумно притягательным. Наверное, она так никогда и не узнала бы, есть ли в этом портрете хоть что-нибудь от настоящего Борьки, если б в профкоме факультета не случилась однажды незапланированная пьянка. Судьбе было угодно, чтобы именно в этот день однокурсники отправили Юльку осведомиться о путевках на базу отдыха.

— О, соседка, заходи-заходи! — энергично замахал руками Борька, увидев ее на пороге. — Ребята, это моя хорошая знакомая Юлечка. Налейте ей что-нибудь выпить.

Юлька попыталась отказаться, но ей чуть ли не насильно всучили стакан с «Монастырской избой» и дольку яблока. Она растерянно огляделась по сторонам. Профсоюзные боссы пировали, по-видимому, уже давно. Под длинным полированным столом валялось множество пустых бутылок, а пепельницы были полны окурков.

— Садись сюда, — Борька похлопал ладонью по соседнему креслу.

Юлька подошла и несмело присела на краешек. Кроме нее, в комнате было еще человек пятнадцать. Из них всего две девчонки. Одна мирно покуривала в углу сигарету с ментолом и с исследовательским интересом наблюдала за гулянкой. Другая, кареглазая брюнетка в бежевых джинсах, горячо спорила о чем-то с высоким представительным парнем. При этом она так энергично размахивала руками, что ее маленькие груди под водолазкой просто ходуном ходили. Ее оппонент не проявлял к этим соблазнительным колебаниям ни малейшего интереса. Похоже, брюнетка принадлежала к категории «свой парень».

Юлька немного расслабилась, выпила еще стакан вина и зачем-то закурила.

«Неужели рисуюсь? — спросила она себя, с отвращением разглядывая в мутном зеркале женское лицо с манерно полуоткрытыми губами и выражением усталой мудрости в глазах. — Интересно только, сама перед собой или все-таки перед Борей?»

Борис взял свой и ее стаканы и отошел к столу за новой порцией вина. Однако вернуться забыл. Он подошел К окну и сел на корточки перед курившей в углу дамой. О чем они разговаривали, Юлька не слышала, зато прекрасно видела, как его рука осторожно легла на круглое девичье колено и медленно, но настойчиво поползла вверх. Дама намеренно резко дернула ногой, и Борина кисть, глупо мотнувшись в воздухе, стукнулась о подлокотник кресла.

«Вот дура, — с неприязнью подумала Юлька, — могла бы просто улыбнуться и встать. Видит же, что человек пьян!»

Борис, похоже, не особо огорчился. Пожав плечами, он встал и направился на свое прежнее место.

— Какие у тебя глаза… страшные, — проговорил он, тяжело опускаясь в кресло и пристально глядя Юльке в лицо.

— Ты, наверное, хотел сказать роковые? — встряла неизвестно откуда появившаяся джинсовая брюнетка.

— Нет, — Борис отмахнулся, — я хотел сказать… страшные. Она меня поняла.

И неожиданно Юлька почувствовала всей кожей, каждой клеточкой: то, что он сейчас произнес, — это не плохо и не обидно. И это не комплимент. Это призыв. Старательно отводя взгляд от зеркала, чтобы не дай Бог не увидеть в своих глазах чего-то на самом деле пугающего, она быстро оделась и вместе с Борей вышла из института. Любила ли она его тогда? Да, до одури, до крика.

Домой к нему они добрались довольно быстро. Родителей не было.

— И до завтра не будет, — успокоил Борис, — так что можешь чувствовать себя абсолютно свободно.

На воздухе он как-то быстро протрезвел и теперь бодренько летал по квартире, организуя закуску к бутылке «Токайского».

— Может, не нужно вина? — робко попробовала воспротивиться Юлька. Он взглянул на нее с мягкой, снисходительной улыбкой и отрицательно помотал головой:

— Нужно.

Маленький полированный столик Борис поставил на середину комнаты, и рядом с ним, друг напротив друга — два мягких кресла с высокими спинками. Мягкий велюр широких подлокотников под пальцами, алое свечение электрокамина, мерное тиканье часов… Борька, такой знакомый и родной и в то же время такой недостижимый, сидел теперь напротив. Можно протянуть руку и дотронуться! С ума сойти!

— А почему ты, такая красивая, и одна? В смысле, ни с кем не встречаешься. Или я ошибаюсь?

— Нет, ты не ошибаешься, — Юлька пригубила вино. — И не нужно говорить, что я красивая. Мы ведь оба знаем, что это не так.

— Чем отличаются русские женщины, — Боря досадливо цокнул языком, — так это тем, что совершенно не умеют реагировать на комплименты. Скажи ей, что у нее волосы великолепные — тут же начнет плести что-то про новую краску и знакомого парикмахера. Заикнись о ресницах — тут же выяснится, что все дело в ланкомовской туши… Вот ты, Юль, ты же прекрасно знаешь, что красивая. В зеркало ведь по утрам смотришься, правда? Так зачем нужно из себя еще что-то корчить?

Она неопределенно пожала плечами, но на сердце вдруг стало так хорошо, как не было еще никогда. Допили вино, еще немного поболтали, так, ни о чем, о всякой чепухе. А потом Борька пересел на диван и позвал Юлю:

— Иди сюда, нечего в кресле рассиживаться.

Она покорно поднялась и приблизилась.

— Садись, — Борис взял ее за руку, потянул к себе и вдруг укусил за запястье, легонько и быстро, не отводя от ее лица смеющихся глаз. Юлька изумленно ойкнула, а потом как-то сразу все поняла и, принимая правила игры, тоже несильно куснула его за ухо.