В Одессе в 1881 г. писатель и публицист П. Смоленскин сменил свою двадцатилетнюю просветительскую деятельность на пропаганду коллективной эмиграции евреев в Эрец-Исраель. Одессит М.-Л. Лилиенблюм звал осваивать Палестину: “Одна коза, приобретённая евреем в Эрец-Исраель, важнее десяти гимназий”. Другой влиятельный одесский интеллектуал Ахад-ха-Ам (псевдоним А. Гинцберга), основал “духовный сионизм”. “Идея государственности, не опирающаяся на национальную культуру, способна отвлечь народ в сторону от его духовных устремлений... таким образом порвётся нить, связующая его с прошлым” - писал Ахад-ха-Ам. Однако погромы требовали не столько духовности в еврейском доме, сколько самого дома. Строить его немедленно - идея “политического сионизма” Т. Герцля. Но высказана она была за полтора десятка лет до него.
В 1882 г. в Берлине вышла в свет анонимная брошюра “Автоэмансипация. Призыв русского еврея к соплеменникам”. Она разъярила немецких евреев: антисемитизм, говорилось в ней, - это постоянное явление, обусловленное страхом перед еврейским духом, неизлечимой болезнью “юдофобии” (определение автора), старания евреев вписаться в нееврейское общество безнадёжны, надо не выпрашивать равноправие, а завоевать его собственными усилиями - автоэмансипироваться. Автор звал евреев “стать нацией”, организоваться, создать руководящий орган, собирать средства на приобретение территории будущего государства евреев, создавать там сельское хозяйство и промышленность. Написанная просто и ярко, “лозунгово”, подобно популярному “Коммунистическому Манифесту” Маркса и Энгельса, “Автоэмансипация” легко подкупала читателей. В отличие от “приспособившихся” германских евреев в послепогромной России брошюру воспринимали восторженно.
Через год, в 1883 г. раскрылся автор “Автоэмансипации”: знаменитый одесский врач Леон Пинскер, сын известного педагога С. Пинскера. Л. Пинскер окончил в Одессе русскую гимназию и юридический факультет Ришельевского лицея, затем медицинский факультет Московского университета и после стажировки в Австрии и Германии вернулся в Одессу активным пропагандистом ассимиляции. Он пошёл добровольцем на Крымскую войну, оказался среди первых шести евреев, заслуживших царский орден Святого Станислава. Затем лечил одесситов с огромным успехом, писал статьи о необходимости приобщения евреев к русской культуре, участвовал в благотворительности и общественной жизни. Образцовая биография преуспевающего еврейского интеллигента - и вдруг, в шестьдесят лет выплеск “Автоэмансипации” - провозвестницы сионизма.
Человек действия, Л. Пинскер вместе с М. Лилиенблюмом основал движение “Ховевей Цион” (“Любящие Сион”), оно сменило харьковских “билуйцев” - первых энтузиастов, отправившихся в 1882 г. из Одессы заселять Эрец-Исраель (“БИЛУ” - первые буквы фразы на иврите из Торы “О, дом Иакова, вставайте и пойдём!”) Их опыт, неудачный из-за тяжёлых условий Палестины, однако вдохновляюще подтолкнул деятельность “Ховевей Цион”, после долгих и тяжёлых хлопот разрешённого петербургскими властями под названием “Общество вспомоществования евреям земледельцам и ремесленникам Сирии и Палестины”. Первая и единственная в России официальная палестинофильская организация, она открылась в апреле 1890 г. в доме своего первого председателя Л. Пинскера. В следующем году он умер.
Палестинофильское общество собирало деньги на покупку земли в Палестине, отправляло эмигрантов, обучало их. В обществе работали М. Усышкин, Ахад-ха-Ам, Д. Пасманик, И.-Г. Клаузнер - университетский лектор в Одессе и Иерусалиме, в 1949 г. кандидат на выборах первого президента Государства Израиль.
Крылатые судьбы одесских сионистов! Мальчик Миша из дома 32 на Базарной улице в 1885 г. за участие в русской революционной организации “Народная воля” сел в одесскую тюрьму, после неё стал активистом “Ховевей Цион”; с 1921 г. он уже Меир Дизенгоф - первый мэр Тель-Авива. В сегодняшнем Тель-Авиве улица его имени пересекается с улицей Жаботинского, и Дизенгоф-центр соседствует с Домом Жаботинского - одесская молодость Израиля.
Владимир (Зеев) Жаботинский. “В нём было что-то от пушкинского Моцарта, да, пожалуй, и от самого Пушкина”, - вспоминал К. Чуковский, одноклассник Жаботинского, их вместе вышибли из последнего класса за выпуск рукописного журнала с насмешками над родной Ришельевской гимназией.
Уже в двадцать с небольшим Жаботинский в Одессе - известный поэт, переводчик, журналист, драматург, яркий оратор, радетель европеизации евреев и социализма: в полицейском “Дневнике наблюдения по гор. Одессе” с 13 января по 22 апреля 1902 г. прослежено по дням и часам, с кем встречался и куда ходил “Жаботинский Владимир Евлов Евгениев, 22 лет, Николаевский мещанин, занимается в редакции газеты “Одесский листок”, кличка Школьник...” Он успел и недолго посидеть в одесской тюрьме в 1903 г. за связь с революционным социалистическим подпольем.
Модный роман с европеизмом был недолог, с социализмом и того скоротечнее. Потому что в том 1903-м взорвался Кишинёвский погром. Он столкнул предельно передового интеллектуала с дороги благополучия и признания: подобно Л. Пинскеру после погрома 1881 г., подобно Т. Герцлю после дела Дрейфуса во Франции 1894 г. Жаботинский бросился творить государство гонимых евреев. В августе 1903-го 22-летним он поехал делегатом от Одессы на Шестой Сионистский конгресс в Базеле, где услышал последнее выступление Т. Герцля; тот вскоре умер. Жаботинский словно принял эстафету.
Он вывернул себя наизнанку, ради спасения евреев отказавшись от надёжного успеха, завоёванного на старте жизни, от блистательной литературной карьеры, даже от родного города, о котором в дневнике 1930-го года, уже давно и бесповоротно расставшись с Одессой, заметил: “Я люблю такой маленький городок, которому достаёт наглости считать себя центром мира, - как мой родной город Одесса...”
Создатель первых вооружённых сил палестинских евреев и партии сионистов-ревизионистов,Жаботинский разноголосил с “официальным” сионизмом по самым разным вопросам: политическим (он требовал высокой активности в борьбе за еврейское государство), социальным (“В период становления [государства] недопустима классовая борьба” - писал он), религиозным (Любой атеист обеими руками за мораль, так зачем же религиозная “упаковка”?), моральным (“Почти в любом столкновении интересов личности с дисциплиной и подчинением я - на стороне личности”) и многим другим вплоть до поведения в общественной жизни (“Мне отвратительно и гадко всё, хоть отдалённо напоминающее культ личности”) и в обыденности (“Мы, евреи, страдаем неумением себя вести... Утрачено чувство “этикета”.)
Взгляды Жаботинского, да и сама его личность не могли не раздражать. “Повесить надо вашего сына”, - заявил его матери М. Усышкин ещё в Одессе. “Горе народу, у которого такие лидеры!” - писал о Жаботинском Шалом Аш, американский писатель. Х. Вейцман, будущий президент Израиля, говорил Жаботинскому: “Я не могу, как вы, работать в атмосфере, где все на меня злятся...”. Когда Бен-Гурион, лидер “рабочих сионистов” в 1935 г. предложил соратникам ради общееврейских интересов объединиться с ревизионистским движением Жаботинского, те своего вождя не поддержали.
Но и они, кляня Жаботинского, признавали за ним интеллектуальное первенство среди сионистских деятелей всего мира.
В сравнение с Жаботинским просится Л. Троцкий: в юности тоже одессит (его училище имени св. Павла при советской власти побудет недолго школой имени Троцкого - один из местных анекдотов), и в той же одесской тюрьме вызревал, и тоже фейерверк талантов, включая литературные и организаторские, тоже безоглядная самоотверженность разворота в политику, тоже мыслитель, и воин, и делатель - вождь с замахом ещё большим: устроение не одной страны, но всего земного шара. Только за делом Жаботинского - правда и победа, пусть посмертная, а за делом Троцкого ложь, кровь и - крах.
Социалистические соблазны. Евреям как было не увлечься перспективой разделаться одним махом и с антисемитизмом, и со всеми социальными уродствами на путях борьбы за новое справедливое общество. И они упоённо бросались в драку.