Операцию следовало провести скрытно фактически под прямым наблюдением ФБР. Напротив посольства метрах в пятидесяти в пятиэтажном здании размещалось контрразведывательное подразделение ФБР, осуществлявшее круглосуточное наблюдение за всеми входящими и выходящими лицами. При посещении посольства отдельными американцами сотрудники ФБР, как правило, потом подходили к ним и выясняли причину захода. При возникновении каких-либо подозрений их задерживали.

Решили выходить с Уокером из посольства после окончания киносеанса, как бы в числе тех, кто на нем присутствовал.

Важно было проконтролировать обстановку снаружи посольства — как реагировало ФБР на заход Уокера. Была ли реакция в эфире, и как ведут себя дежурные бригады наружного наблюдения вокруг посольства? Эту работу выполнил сотрудник линии КР Виктор Андрианов. Как он сказал, посты ФБР никак не отреагировали на заход, в эфире тоже было спокойно. Киносеанс оканчивался где-то в восемь тридцать, и времени оставалось минут пятнадцать-двадцать.

Спустившись в холл и зайдя в комнату, в которой продолжали беседовать Уокер и Букашев, не торопясь стал объяснять гостю условия следующей встречи.

Он вынул из внутреннего плаща блокнот и стал записывать число, время и название торгового центра в пригороде Вашингтона. На мое замечание, что записи делать нежелательно и лучше запомнить, он ответил, что может кое-что забыть. Тут же объяснил ему: мы вывезем его незаметно из посольства на машине и высадим в городе в безопасном месте. Он согласился.

Настроение Уокера, которое, конечно, не осталось без нашего внимания, после того как он пробыл в посольстве около часа, заметно изменилось. Он стал спокоен, говорил ровно и уверенно и, по всей вероятности, в какой-то мере убедился, что находится вне опасности. Увидел благожелательное и теплое к себе отношение.

Через пять минут закончился кинофильм и, после того как основной поток людей вышел из посольства, я снова вернулся в комнату и предложил Уокеру сменить его плащ и шляпу на принесенные Андриановым плащ и шляпу Митяева. Мы вдвоем вышли из комнаты, в холле для создания видимости толпы к нам присоединились Андрианов и Митяев. Машина с Середняковым за рулем уже стояла у подъезда метрах в двух от входной двери. Чтобы уйти от возможного фиксирования Уокера постом ФБР с противоположного здания, Митяев вышел первым, быстро уселся на заднее сиденье машины, затем я пропустил туда Уокера, а сам сел рядом с водителем, чтобы согласовывать проверочный маршрут. Примерно через пятнадцать минут, когда стало ясно, что наружное наблюдение за нами не ведется, машину остановили, я открыл заднюю правую дверцу и пожелал Уокеру удачи. Проверяться большее время в условиях города было опасно, так как можно случайно попасть под наблюдение — машина имела дипломатический номер и была, естественно, хорошо известна ФБР и полиции.

Вернувшись в посольство на дежурство, я доложил Соломатину об успешно проведенной операции. Следует отметить, что вербовка Уокера была проведена без какой-либо суеты и торопливости. Все ее участники действовали профессионально. Кстати, об этом факте в дальнейшем никто из нас не вспоминал вплоть до ареста Уокера в 1985 году.

5 ноября 1967 года накануне 50-летия Октябрьской революции ФБР сделало ко мне вербовочный подход. Повод для этого имелся.

В один из дней мая Попов приехал ко мне в гости с семьей. Примерно через час он предложил выйти на улицу покурить и немного пройтись. Оказалось, ему надо провести тайниковую операцию где-то в километре от моего дома в небольшом торговом центре, и мы не торопясь направились к месту расположения тайника. Наружного наблюдения не обнаружили. Подходя к тайнику, договорились, что Попов зайдет в магазин купить сигарет, а я подожду на улице. Когда он выйдет и подаст мне условный сигнал, я подойду к тайнику и изыму контейнер. Место он визуально показал перед тем как зайти в магазин. Так всё и сделали, и благополучно вернулись домой.

Перед подходом ФБР усилило за мной наружное наблюдение. Две машины наружки «бампер в бампер»  сопровождали меня почти ежедневно в течение двух недель, хотя вели себя корректно. Такого раньше не случалось. Один сотрудник, сидевший рядом с водителем в первой машине, все время пытался обратить на себя внимание. Утром, когда я отвозил свою дочь и детей других дипломатов в школу при посольстве, этот сотрудник пытался их рассмешить, показывая разные знаки и делая гримасы. Он же оказался возле моей машины, когда я вышел из химчистки, куда накануне сдал свой костюм. Следуя своему правилу не замечать наружников и не вступать с ними в разговоры, когда они пытаются это сделать, я подошел к машине, повесил костюм и, как бы никого не видя, открыл свою дверцу. В этот момент, приветливо улыбаясь, наружник подошел ко мне и спросил, узнаю ли я его. Я не стал отрицать, решив выяснить, с какой целью он пошел на контакт.

После ареста агентуры Попова у ФБР могли быть основания подозревать меня в принадлежности к разведке, и я, понимая это, был готов к возможным провокациям. Но по всему было видно, что сотрудник не настроен враждебно. Других наружников вблизи не было. Продолжая, он сказал, что мой агент арестован и в день праздника 7 ноября меня объявят персоной нон грата. Я про себя ужаснулся: неужели арестован Ларк? Виду не подал и заставил себя спокойно с улыбкой ответить, что ФБР явно заблуждается, у меня нет агентов, я дипломат и не имею отношения к «шпионским» делам. «Вы же с Поповым встречались с агентами, а говорите, что не разведчик»,  — ответил он. К моей огромной радости, которую старался не показать, я понял, что речь идет не о Ларке. Внутреннее напряжение моментально спало — его слова, что я встречался с агентами, а не изымал контейнер, свидетельствовали о том, что ФБР не знает о моих истинных действиях в тот злополучный вечер. Дальнейшая беседа не представляла для меня затруднений. Вынув пачку сигарет и закурив, предложил ему сигарету, но он отказался и сказал, что не курит.

— Но я видел вас в машине курящим, а говорите, что не курите, — начал я, пытаясь перехватить инициативу в разговоре. Он понял это и в свою очередь сказал:

— Вы на машине часто нарушаете правила движения, и когда были зимой в Нью-Йорке, то из-за вас наши ребята попали в аварию. Однажды проезжали на красный свет все перекрестки и специально уходили от нас.

Да, на самом деле эти случаи имели место. В марте 1967 года я четыре дня находился там в командировке по линии посольства и все время за мной выставлялось наблюдение, проводившееся, как обычно, почти открыто. В последний день утром, выйдя из гостиницы, увидел знакомых в лицо наружников в машине, стоявшей метрах в ста от моей. Радости это у меня не вызвало. Никаких оперативных дел тогда в Нью-Йорке у меня не было, и проводились деловые встречи с американцем, связанные с нашей предстоящей выставкой в США. С ним я периодически встречался с 1966 года и по нашим достоверным данным он работал на ФБР. Поэтому причины выставления наружки в этот приезд являлись вроде бы «профилактическими» — ФБР знало, чем я занимался с утра до вечера. Поэтому мне захотелось уйти от них и посмотреть, приедут ли они без меня к этому американцу. Улица была с двусторонним движением. Разогрел машину, и когда от светофора двинулся встречный поток, быстро развернулся и въехал в его начало. Машина наружки не успела влиться и столкнулась с какой-то другой машиной. Я спокойно уехал.

Конечно, с оперативной точки зрения я поступил неправильно, но так хотелось и получилось.

Во втором же случае моей вины не было. Как-то раз я встречал советскую делегацию в аэропорту имени Кеннеди вместе с сотрудниками представительства СССР при ООН. Ее надо было отвезти в гостиницу и обговорить программу пребывания. Время позднее, дорогу в город знал плохо. Договорился с водителем представительского микроавтобуса не ехать быстро, чтобы мог за ним поспевать. Но он устроил прямо-таки настоящие автомобильные гонки — сам ехал на желтый свет и мне приходилось проезжать только на красный. Следовавшие за мной машины ФБР чудом несколько раз избежали столкновения, и в конце концов отстали…