Аэниэ с восторгом слушала Лави, которая, энергично размахивая руками, в лицах пересказывала хихикающей Коиннеах какую-то очередную сплетню, как вдруг ее схватила за руку Йолли:

— Ой, смотри, смотри!

— Чего? — девочка обернулась и увидела, что у двери, в единственной свободной части комнаты друг против друга встали Тиаль и Чиаран.

Почти вся свита Лави поголовно увлекалась восточной борьбой, и странные заковыристые слова вроде «тай-цзи» и «цзянь» звучали чуть ли не чаще, чем, например, «квэнта» и «дхойне». Серьезные тренировки, естественно, проходили в специально отведенное для этого время, но вот такие спарринги — бои один на один — были не редкостью, особенно после нескольких стаканов вина, когда народу приспичивало выяснить, кто все-таки круче, или показать новый освоенный финт. Правда, спарринга с участием Тиаля Аэниэ еще ни разу не видела.

Чиаран скинула жилет, оставшись в белоснежной свободной рубашке и джинсах, Тиаль затянул пояс — мягкие складки черной рубашки подчеркнули тонкую талию, — убрал волосы в «хвост».

Они коротко поклонились друг другу, и поединок начался. Тиаль качнулся вперед — и замер на полушаге, поднял перед собой руки с хищно согнутыми пальцами. Чиаран скопировала его стойку. Юноша все же шагнул — но не вперед, а вбок; Чиаран мгновенно скользнула в сторону. Аэниэ с восхищением следила за плавными, текучими движениями Тиаля, и более резкими и порывистыми — Чиарана. Внезапно — мелькание рук, глухие звуки ударов — о тело, о ткань…

Аэниэ не успела ничего сообразить, а Чиаран уже отскочила и с уважительной улыбкой кивнула Тиалю, подняв большой палец. Парень кивнул в ответ, усмехаясь уголком рта.

— Один есть… — тихонько прошептала Лави и, в ответ на недоумевающий взгляд девочки, пояснила. — Он пропустил удар… Чиаран, конечно, крут, но против Тиаля… — она с сомнением покачала головой, — Ну разве что один к пяти, не лучше.

Через несколько минут оказалось, что Лави была права.

Чиаран коротко, церемонно поклонилась. Тиаль поклонился в ответ, вытер лоб и сделал было движение в сторону стола, но тут к нему выскочила смеющаяся эльфка:

— А я, а мне?!

— Так нечестно, ты свежая, — усмехнулся Тиаль, но та замахала на него руками:

— С тобой все честно! И не говори, что ты утомился, бедненький! Давай?

— Хорошо… Секундочку только… — Тиаль через голову стянул рубашку, бросил ее на ближайший стул, встряхнулся, убирая растрепавшиеся волосы. Встал в стойку и улыбнулся эльфке неожиданно нежно. — Прошу…

Разумеется, Тиаль опять выиграл — хотя и не с таким впечатляющим преимуществом. Разгоряченная, Лави со смехом вернулась на место, жадно выпила поднесенную ей девочкой чашку холодной газировки, вытерла мокрый лоб.

Тиаль изящно опустился в кресло, и возле парня тут же оказалась Зарашад с ледяным пивом. Опустив ресницы, с едва заметной улыбкой Тиаль поднес к губам мгновенно запотевший бокал.

— Какой краси-ивый… — прошептала Аэниэ на ухо Лави. — Нарисовать бы…

— Эй, пушистая, смотри не влюбись, — тихонько отозвалась эльфка, — он из той же породы, что и… В общем, сама понимаешь.

Аэниэ вспыхнула до корней волос, замотала головой:

— Да я и не… И не о том! Просто красиво… А почему ты… — и умолкла, прикусив губу, но глаза ее против воли обратились к Тиалю — и Зарашад, уже успевшей устроиться у него на коленях. Лави проследила за ее взглядом, обняла девочку за плечи:

— Пушистая, для Зара это игра, понимаешь? И для птички тоже. И они оба это знают. Никто ни в кого влюбляться не собирается. Да если бы Зар серьезно вздумала на него запасть — быстро бы по мозгам получила… А так — им хорошо, пусть развлекаются, это же всего лишь игра…

Когда Аэниэ взглянула на часы в третий раз и в третий раз увидела все то же самое время — десять часов, сначала она даже не поняла, в чем дело. Потом моргнула, протерла глаза, но стрелки остались на том же месте.

— Лав… — мгновенно ослабевшим голосом позвала она эльфку. — Ла-ав…

Та обернулась:

— Что?

— Сколько время?

— Вон же часы висят… — Лави недоуменно посмотрела на нее и собралась вернуться к разговору с Тиалем.

— Так они остановились! — отчаянным шепотом выкрикнула Аэниэ. — Там все время десять!

— Серьезно? — эльфка прищурилась, вгляделась, — Ох, блин! Ну-ка… Тиаль, сколько на твоих?

Он аккуратно завернул манжет черной рубашки:

— Почти полночь.

— Что-о?! — у Аэниэ в желудке словно собрался ледяной ком. — Меня же убьют… — растерянно прижала ладони к лицу, — Ма-ма…

— Так, — эльфка быстро вскочила, — Никто никого не убьет, а в такое время ты никуда не поедешь. Идем, позвоним твоим. Не бойся, я буду разговаривать, а ты просто рядом постоишь — вдруг тебя спросят все-таки… Ну, пошли.

Разговор с родителями прошел на удивление спокойно: поругались слегка, конечно, не без этого, но в общем все обошлось. Лави, выбрав свой самый елейный голос, рассыпалась в заверениях и извинениях и взяла всю вину на себя, так что умиротворенная мать только и сказала девочке, что внимательней надо быть, а еще велела извиниться перед Лави "за доставленное беспокойство". Аэниэ положила трубку и даже рассмеялась от облегчения, а потом представила, что сейчас ей удастся посидеть со всеми — а самое главное с Лави! — всю ночь — и с радостным писком повисла у эльфки на шее.

— Что это?

На нежной коже предплечья Лави — зажившие, но все же хорошо заметные тонкие шрамы: линия длинная и линия короткая, под острым углом к первой, потом две наперекрест, и еще — словно птичий след.

Аэниэ поднесла палец, но коснуться не решилась. Подняла глаза на эльфку:

— Откуда у тебя?

Та грустно улыбнулась:

— Не бери в голову, пушистая. Ничего страшного.

— Ну правда?

Со вздохом Лави взъерошила волосы девочки, отвела глаза:

— Руны это, пушистая. Сам резал когда-то… Бритвой.

— Сам?! — ахнула Аэниэ. — Это же больно! Зачем?!

— Конечно, сам, — усмехнулась Лави. — Кому я еще такое доверю… Нет, не очень больно. Жить больней… Я же говорил тебе как-то, что бывает совсем, невыносимо плохо… А уйти нельзя. Сколько существ на меня здесь повязано, не могу же я их бросить… Я пробовал когда-то, все равно не вышло… Только следы на память остались, вот, — эльфка показала локтевой сгиб. Вглядевшись, Аэниэ различила несколько шрамов — поперек вен. Глаза девочки расширились, в них блеснули слезы, и она крепко вцепилась в руку девушки:

— Лав!!!

— Ну что ты, что ты… — Лави привлекла ее к себе, поцеловала в макушку. — Вот он я, живой, все нормально… Ну, успокойся, кроха… Смотри…

Аэниэ хлюпнула носом и посмотрела, куда показывала эльфка:

— Видишь, эта руна означает воду, вообще все текучее, события, жизнь… А это — руна любви, союза… А это — это защита, но такая… Как бы тебе сказать… — прикусила губу, задумалась на секунду. — Вот падает тебе кирпич на голову, а голова оказывается крепче.

Аэниэ несмело хихикнула.

— Вот, — улыбнулась эльфка, — вроде и больно, но живой. А все вместе получается что-то вроде оберега. Ну и просто… Понимаешь, когда мне совсем паршиво, то лучше я себя покалечу, чем обижу кого-то из вас…

Аэниэ вгляделась в глаза эльфки — сейчас влажно блестящие, а цвета не разобрать, ведь всего-то света — от одинокого фонаря за окном… Девочка склонилась и бережно, ласково прижалась губами к тонким белым шрамам.

— Слушайте сюда! Сейчас мы… — Лави пыталась перекричать шум и сообщить свите о том, что планы на сегодняшний день изменились. Свита пыталась почтительно внимать, но это было не так-то легко сделать: место Лави выбрала не самое удачное — фойе первого этажа, рядом с дверью на улицу и коридором к кабаку и ярмарке. Народ носился туда-сюда, звал друг друга, перекрикивался, откуда-то доносился вой терзаемой гитары, охранники снова ввязались в ругань по поводу чересчур громко хлопнувшей двери — виновник не желал молча сносить оскорбления и огрызался. — Да блин, слышно меня или как? Мы…