Но когда Лерка вышел на ринг для тренировочного боя и противник сразу же нанес ему два сильных удара по лицу огромными, тяжелыми, как утюги, черными перчатками, Софья Андреевна побледнела и крепко стиснула руки.

— Кошмар!

Женщина сказала это тихо, но и Ладыгин, и ученики услышали. Бой сразу прекратился.

Софья Андреевна молча встала, не глядя на тренера, подошла к сыну и увела его с собой.

«Все! Не видать нам Лерки!» — решили товарищи.

Ладыгин не знал, что Чутких ходит на занятия тайком от родителей, и тоже подумал, что ученик потерян.

Но через две недели Валерий пришел и принес записку, написанную красными чернилами на оборотной стороне приходо-расходного ордера. Мать просила Ладыгина, чтобы тренер хоть не разрешал так сильно бить ее сына по лицу: «У него нос слабый; в детстве, бывало, ударится — и сразу кровь».

Всего через полгода Лерку стало уже не узнать: исчезла сутулость, наладилось дыхание, грудь распрямилась.

Софья Андреевна больше не появлялась, но однажды в зал пришел высокий сухощавый мужчина, отец Валерия.

— Мамаша беспокоится… — виновато объяснил он Ладыгину.

«Так! Второй акт трагедии», — подумал тренер.

Но выяснилось, что с отцом нетрудно договориться. Он сразу стал азартно переживать все происходящее на ринге и даже кричал сыну:

— Лупи! В угол! В угол гони!

Однако Лерка все еще не мог называться боксером. Чего уж греха таить — дело прошлое — парень оказался трусоват. Упорной атаки противника не выдерживал — терялся. Немало пришлось с ним помучиться тренеру.

«Воспитание воли, выдержки, упорства» — в теории все выглядит довольно просто, но практически — попробуй перевоспитать человека! К каким только хитростям не прибегал тренер. Сперва Ладыгин подбирал Валерию слабых противников. Паренек побеждал, и постепенно в нем крепла вера в себя. Потом тренер ставил его против заведомо более сильных боксеров. Задание — выдержать все три раунда, сопротивляться до конца. И Лерка приучился не складывать оружия до последнего удара гонга. Через год он уже встречал удары с открытыми глазами, у него стал пристальный, спокойный взгляд бойца.

Да разве только на ринге работал тренер со своими учениками?!

«Что такое смелость?» — так назывался первый доклад, порученный Ладыгиным Валерию. Паренек готовился упорно и тщательно. После доклада завязался горячий спор. Есть ли врожденная смелость? Бывает ли страшно герою?

…Тут воспоминания Ладыгина прервались. Он кончил бинтовать руку.

Секундант взял у судьи перчатки, надел их на руки Ладыгину и стал зашнуровывать.

Проплыл медный звук гонга. Дралась новая пара.

…Смешно вспомнить первое ответственное выступление Лерки. Оно состоялось через два года после его появления в тренировочном зале. Лерка уже учился в Театральном институте.

Шли всесоюзные юношеские соревнования. Ладыгин поднимался на ринг — он всегда сам секундировал своим ученикам — и в третьем ряду, среди мужчин, заполнявших трибуны, вдруг увидел красивую полную женщину с тугим узлом волос и длинными сверкающими серьгами. Мать Валерия!

Признаться, он тогда малость струхнул. Чего доброго, упадет в обморок, как только ее сыночка стукнут покрепче. На всякий случай он даже не сказал Лерке, что мать в зале, чтобы заранее не волновать его.

Лерка дрался хорошо.

Изредка во время боя Ладыгин настороженно поглядывал на Софью Андреевну. Зрители шумели, кричали, а она сидела молча, напряженно подавшись вперед. Глаза ее блестели.

После схватки Ладыгин накинул халат на плечи Валерия и, провожая паренька в раздевалку, глазами указал ему на мать.

— Она теперь болельщица, — усмехнулся Валерий. — Все мои боксерские книги изучила!

Когда же проходили всесоюзные юношеские соревнования? Полтора, нет, два года назад. Но какой большой путь прошел за это время Валерий! В его боевом списке теперь двадцать семь встреч, из них двадцать одна победа. Чем-то кончится сегодняшний бой? По тренерской привычке Ладыгин мысленно пожелал победы ученику, но тут же усмехнулся — ведь это означает его поражение.

— Готово! — сказал секундант.

Ладыгин похлопал перчаткой о перчатку, проверяя, хорошо ли они надеты, и начал разминку.

Провел несколько серий ударов по мешку. Мешок был кожаный, тяжелый. На тугой черной коже намалевана белой краской лопоухая голова. «Противник». И Ладыгин, как всегда, целился ему в неприкрытую челюсть.

Он бил по этой белой голове, а сам мысленно повторял:

Наивный стишок прилепился еще в детском саду. Давно пора бы забыть. Но Ладыгин повторял скороговорку перед каждым боем. Как заклинание. Как молитву.

Глупо, конечно. И Ладыгин ни за что не признался бы в этом даже самым близким своим друзьям, тем более — ученикам. Стыд-позор! Он, Ладыгин, физик и боксер, верит в какие-то приметы! Вот повеселились бы его семиклассники! И все-таки каждый раз перед выходом на ринг Ладыгин обязательно повторял стишок про грека. Словно тот обеспечивал ему победу.

Вскоре Ладыгин уже стоял на ринге. Боевая площадка была ярко освещена. Своей геометрически четкой формой, сверкающими металлическими стойками по бокам и туго натянутыми канатами ринг напоминал мостик корабля. Ряды зрителей, амфитеатром уходя вдаль и вверх, тонули в полумраке и глухо, как море, шумели. Шум волнами скатывался к рингу и, казалось, разбивался о него.

В противоположном от Ладыгина углу стоял Лерка. Секундант снял с него халат и шепотом давал последние советы. Лерка послушно кивал головой.

Ладыгин на секунду залюбовался ладным, мускулистым телом ученика.

— Встреча средневесов, — гулко объявил диктор, склонившись к микрофону. — В «синем» углу — Виктор Ладыгин, сто сорок девять боев, из них сто семнадцать побед.

Ладыгин сделал шаг вперед из своего угла, в котором канаты и подушка были обшиты синей материей. Зал шумно приветствовал его.

Особенно долго, громко и радостно хлопали в ладоши и кричали во всю силу своих молодых легких мальчишки, густо заполнявшие все первые ряды и даже проходы между секторами возле ладыгинского «синего» угла. Это были ученики седьмых и восьмых классов, где Ладыгин вел физику. Многие из них не пропускали ни одного выступления своего учителя на ринге.

— В «красном» углу — Валерий Чутких, двадцать семь боев, двадцать одна победа, — дождавшись тишины, объявил диктор.

Лерка тоже шагнул вперед и неловко, как деревянный, кивнул головой зрителям.

Зал загудел. Слишком неравными по своему опыту были противники.

На середине ринга они сошлись, пожали руки, — вернее, коснулись друг друга перчатками. Ладыгин чувствовал: произнесенные рядом несоизмеримые цифры их боев и гул публики взволновали Лерку. Опытный боксер приветливо подмигнул ученику.

Лерка и в самом деле растерялся. Бой уже начался, и только сейчас он с полной ясностью понял, кто стоит перед ним. Валерий не раз встречался с грозными противниками и побеждал многих. Однако сейчас на ринге перед ним впервые находился учитель, Виктор Иннокентьевич, каждое слово которого Лерка считал для себя законом; Виктор Иннокентьевич, обучивший Лерку всей мудрости боя, человек, которого Лерка безмерно любил и уважал.

И это сковало Леркины мускулы. Как может он бить учителя, бить теми самыми ударами, которым Ладыгин так долго и терпеливо обучал его?

Обычно бой начинается осторожной разведкой. Бойцы «прощупывают» друг друга, определяют сильные и слабые стороны противника. Ладыгину это не требовалось: он отлично знал своего питомца. Сильным прямым левой он сразу начал атаку. Ладыгин знал заранее, как ответит на нее Лерка. Тренер воспитал его бойцом наступательного склада, Лерка редко делал шаг назад. Уклон… нырок… стремительная контратака — вот его стиль.