— Разумеется видел — когда вы вошли. Я упал, а потом поднялся и снова вас увидел, — вывернулся старикашка и расплылся в улыбке. — Чем могу служить?

— Ну, — ответил я, — я прочел вашу вывеску. Найдется ли у вас бутылка с хорошим содержимым?

— А что вы хотите?

— А что у вас есть?

Вместо ответа он вдруг разразился стихами, которые я и сегодня помню слово в слово:

— Эй, эй, постойте! — оборвал его я. — Вы что, всерьез торгуете кровью дракона, чернилами отца Бэкона и прочей дребеденью?

Он быстро покивал и заулыбался во всю свою невозможную физиономию.

— Все настоящее, без подделок? — настаивал я. Он снова покивал.

— Вы хотите сказать, что вот так стоите тут, в этом городе, средь бела дня и, не боясь, что вам попортят карточку, несете чушь и ждете, что я — я, образованный, интеллектуальный человек…

— Вы очень невежественны, вдвое более глупы, чем невежественны, и вдвое более напыщенны, чем глупы, — тихо сказал он.

Я метнул на него взгляд, каким можно испепелить человека на месте, потянулся к дверной ручке — и застыл. В самом буквальном смысле. Старикашка выудил откуда-то допотопный пульверизатор с резиновой грушей и пару раз брызнул на меня, когда я поворачивался. И Господи помилуй, я просто не мог шевельнуться! Зато ругаться я мог по-прежнему и, клянусь, использовал эту возможность на все сто!

Хозяин лавчонки выбрался из-за прилавка и подбежал ко мне. Похоже, что за стойкой он стоял на ящике, потому что в нем было никак не больше трех футор роста. Он ухватился за фалды моего пиджака, мигом вскарабкался мне на плечи и затем съехал оттуда прямо на руку, протянутую к дверям. Он сидел у меня на руке, болтал ножками и хихикал. По-моему, он вообще ничего не весил.

Когда мой запас ругательств иссяк — а я считаю делом чести не повторяться, — он сказал:

— Ну как, это вас убеждает, о мой нахальный и невежественный друг? Это была эссенция из волос Горгоны. И пока я вам не дам антидот, вы так и будете тут стоять. Хоть до гудущего бода!

— Сейчас же отпусти меня, — прорычал я, — не то я так тебе врежу, что у тебя мозги через зад вылетят!

Он только хихикнул.

Я вновь попытался высвободиться, но тщетно. Как если бы кожа моя превратилась вдруг в кокон из легированной высокоуглеродистой стали. Я снова принялся ругаться, но уже от бессилия.

— Вы просто возомнили о себе невесть что, — объяснил владелец «Борговли тутылками». — А взгляните-ка на себя! Да я бы не нанял вас даже стекла мыть. Вы хотите жениться на девице, которая привыкла, прямо скажем, к полурастительному существованию, и дуетесь на весь белый свет, когда она вас отвергает. А знаете, почему она вам отказала? Потому что у вас нет и никогда не будет работы. Вы неудачник. Вы бездельник. Вы не умеете и не желаете жить своим трудом. Хи! Хи! И вы позволяете себе учить своих ближних! Так вот, будь я на вашем месте, я бы очень вежливо попросил отпустить меня, а затем ждал бы, не найдется ли в этом магазине доброй души, которая согласилась бы продать мне бутылку с полезным Содержимым, которое, возможно, помогло бы мне…

Должен сказать, что я никогда и ни перед кем не извиняюсь, не иду на попятную и не позволяю всяким торговцам болтать что на ум взбредет. Но тут случай был особый. Никогда раньше меня не превращали в камень, и никогда раньше меня не тыкали носом в такое количество обидных истин. Я сдался.

— Ладно, ладно, ваша взяла. Отпустите меня, и я что-нибудь куплю…

— Слишком кисло, — самодовольно упрекнул он, легко соскользнув на пол и взяв распылитель наизготовку. — Вы должны сказать: «Пожалуйста, очень вас прошу».

— Очень вас прошу, — выговорил я, давясь от унижения.

Он отошел к прилавку и вернулся с пакетиком порошка, который и дал мне понюхать. Через пару секунд меня прошибло потом, и к моему телу так быстро вернулась гибкость, что я едва устоял на ногах. Я наверняка грохнулся бы и расшиб затылок, если бы не продавец, который заботливо подхватил меня и усадил на стул. Когда сила понемногу стала возвращаться в мое потрясенное тело, я было подумал, что сумел бы пальцем перешибить этого гнома за его шуточки. Однако меня остановила странная мысль — странная потому, что никогда раньше я ни о чем таком не думал. А именно, я понял, что когда выйду из лавки, я вынужден буду согласиться с невысокой оценкой моей персоны, данной продавцом.

А он ничуть не беспокоился. Оживленно потирая ручки, он повернулся к полкам.

— Нуте-с, посмотрим… Интересно, что же вам все-таки подойдет? Хмммм… Успех вы оправдать не сумеете. Деньги? Вы не знаете, что с ними делать. Хорошая работа? Так вы не годитесь ни для какой работы… — Он сочувственно оглядел меня и покачал головой. — Тяжелый случай. Тц-тц-тц… (Я почувствовал, как у меня по спине побежали мурашки.) Идеальная подруга жизни? Ну, нет. Вы слишком глупы, чтобы распознать идеал, слишком эгоистичны и влюблены в себя, чтобы оценить его. Право, не знаю, чем я могу… хотя постойте!

Он выхватил с полок пяток бутылок и банок и скрылся где-то в темных недрах магазина. Раздавшиеся звуки свидетельствовали о бурной деятельности — звенело стекло, что-то хрустело и пестик скрежетал в ступке.

Потом я услышал, как жидкость вливают в посуду с порошком и размешивают при этом; и наконец, как получившимся снадобьем через фильтровальную воронку с бульканьем наполняют бутыль. И вот хозяин вернулся ко мне, гордо неся небольшую, унции на четыре, бутылочку без этикетки.

— Вот, в самый раз! — он так и сиял.

— В самый раз — для чего?

— То есть как для чего? Чтобы вылечить вас, разумеется!

— Вылечить? — моя, как выражалась Одри, самоуверенная напыщенность вернулась ко мне, пока он смешивал свое зелье. — Что значит вылечить? Я в полном порядке!

— Милый мальчик, — тон его был совершенно непереносим, оскорбителен. — Милый мой мальчик, вы совершенно НЕ в порядке! Разве вы счастливы? Разве вы хоть когда-нибудь были счастливы? Нет. Так вот, это я и собираюсь вылечить. Точнее сказать, я подтолкну вас к выздоровлению; ну а остальное — уже ваше дело. От больного всегда требуется помощь врачу…

В общем и целом, молодой человек, — продолжал он, — ваш случай — очень тяжелый. Выражаясь профессиональным языком, у вас наблюдается чрезвычайно запущенный случай злокачественной формы ретрогрессивного метампсихоза эго. Вы от природы непригодны ни к какому делу. Вы — отвратительный социофаг. Вы мне совершенно не нравитесь. Вы никому не нравитесь.

Я чувствовал себя примерно как под бомбежкой. Заикаясь, я выдавил:

— Что… что в-вы хотите?..

Он протянул бутылку.

— Подите домой. Запритесь в комнате, один. Чем комната меньше, тем лучше. Выпейте до дна, прямо из бутылки. Ждите, пока подействует. Всё.

— Но — что со мной будет?

— С вами — ничего. Для вас — много чего. Содержимое этой бутылки может сделать для вас ровно столько, сколько вы пожелаете. А теперь слушайте внимательно! Пока вы будете использовать то, что даст вам Содержимое, для собственного развития и улучшения своего положения — вы будете процветать. Но попытайтесь только тешить себя самолюбованием, или хвастаться, или, того хуже, мстить кому-то, пользуясь тем, что вы получите, — и последствия будут для вас ужасны. Помните это!